Гречка по-купечески

Я толкала по аллее парка тяжелую коляску в поисках лавки со спинкой. А когда нашла, просто упала, откинулась и застыла в ожидании, когда утихнет боль в спине. В коляске мирно сопела Дашуня. По аллее шагал старичок с блаженной улыбкой радости. Я встряхнулась и выпрямилась, все-таки еще молодая, крепкая. Все выдержу и смогу. Мама с папой рядом. Так счастливы и не нарадуются, сюсюкаясь в первой внучкой.

Волшебная в этом году выдалась осень, тихая какая-то, без шума и скандалов. А благодать какая! Лучи играют с тобой в прятки, теряясь в багряной кроне кленов, настигая и ослепляя. Дашка проснулась и заворочалась под теплым пледом. Ей тоже нужны солнце и лазурное небо. Она села, ухватившись за края, попыталась привстать, обозревая сквер, от толчка потеряла равновесие, упала, но через пару минут сделала новую попытку. Упорная! Как быстро пролетел этот год! Год, как день, а день, как год. О котором забыть бы, да не получается.

***

Сквозь дверную щель спальни пробивается свет. Из прихожей доносится шум – топот ног, тяжелое дыхание и голос… Низкий, скрипучий он выводит какую-то сложную партию: песня – не песня, а стон пьяной радости, вгоняющий меня в ужас. Я крепче прижимаюсь к мужу. Слушаю его ровное дыхание и постепенно успокаиваясь, погружаюсь в сонную дремоту. Вдруг песня-крик раздается под дверью, возвращая меня в реальность.

– Зайчик, Зайчик, Зайчик! Серенький мой Зайчик! 

– Господи! Ляжет она сегодня, наконец! – не выдерживаю я, поворачиваясь к мужу.

– Не обращай внимания, Жень! Иди лучше ко мне! – Эдик крепко обнимает меня, целует в шею. По телу пробегает дрожь, но я не спешу ответить лаской на прилив его нежности.

– Ну не могу я так. Мне кажется, она подглядывает и подслушивает все время. И вообще, когда она так прыгает по прихожей, у меня мороз по коже. Может, ее нужно психиатру показать?

– Да ну что ты выдумываешь! Ну выпила лишнего и радуется.

– Конечно. Она радуется, а мы даже любить другу друга не можем. Под такой аккомпанемент.

– Это ты не можешь. А я очень даже…

– Не надо! Тебе завтра рано на работу, да и я устала, спать хочу.

– Ну как хочешь!

– Тебе что завтра на ужин приготовить?

– Гречку по-купечески. У тебя отлично получается.

– Ну если твоя мама будет спать, а не маячить на кухне, приготовлю.

– Мать не тронь, болеет она.

– Да кто ее трогает!

– Спокойной ночи.

– И тебе…

Эдик отворачивается к стене и обиженно сопит, изображая равнодушие. Я в смятении. Хочется обнять его, прижаться, нарушив тяжелое молчание. Но вместо этого я накрываюсь одеялом и глухо мычу, сдерживая слезы. Утро надвигается, а мне нужно отдохнуть перед нелегким днем. Закрыв глаза, я проваливаюсь в тревожный сон.

 

***

Из темного дверного проема проступает фигура свекровки. Что это она на себя напялила? Скатертью что ли обернулась? А ароматы из комнаты! Караул! И когда же мы уже съедем из этой избушки Бабы-Яги. Проворство этой дряхлой и костлявой фигуры всегда изумляло: она появлялась словно из воздуха в самый неподходящий момент, растягивая в зловещую, насмешливую улыбку беззубый рот.

– Берта Абрамовна, что же вы встали? Я сама Эдику ужин приготовлю, - пытаюсь занять все пространство кухни, чтобы свекровь вернулась в свою комнату.

– Ну да, умелица! Ты приготовишь, я знаю. Продуктов изведешь, что неделю можно кормиться.

– Не так уж много продуктов нужно. Эдик просил гречку по-купечески.

– Кхе-хе... Купеческой жизни им захотелось, а денег то на такую и не заработали.

– Ну есть же все! И гречка, и фарш. Вот морковку сейчас почищу, лук.

– И масла им поди подавай.

– Ну а на чем жарить? Конечно, нужно масло подсолнечное ложки две.

– Таак. Я сейчас все тебе отмерю и прослежу, чтобы лишнего не брала. А то я тебя знаю…

–  Зачем мне лишнего? Но продукты не нужно жалеть, иначе невкусно получится.

– Не учи ученую. Сама готовила парню до тебя, вон какой вымахал. И что ты так чистишь морковку? Половину же срезала. Коммунизм – одно слово.

– Берта Абрамовна, я умею готовить. Масло давайте налью на сковородку. Ну не каплю же, ложку еще добавьте. Лук поджарим и морковку. А теперь нужно фарш положить.

– Да зачем фарш? И так вон сколько всего.

– Ну иначе же простая каша получится.

– И хорошо. Щи да каша – пища наш. Ха-ха.

– Но Эдику проект сдавать через неделю, ему питаться надо хорошо. А тут пустая каша… Неужели вам для сына двести грамм фарша жалко?

– Мне не для сына, для тебя, змея ты подколодная, что сына моего украла. Что, думаешь отхватила красавца? Успокоилась? И не мечтай. Эдик – мой. А ты хоть из коня ему кашу свари, он тебя не любит. И скоро бросит. Ха-ха! Ха-ха!

– Что же вы меня так измучили? Готовьте ему сами, живите с ним! А меня оставьте в покое. Видеть вас не хочу!

Зловещий смех еще долго звенел в ушах, пока я вся в слезах добиралась на такси до мамы. Эдик приехал на следующий день, чтобы выставить ультиматум – или возвращаешься домой, или развод.

Дни отчаянья, тяжелые роды, море слез в подушку, бессонные ночи и свинцовая усталость. Все растворилось в лучах осеннего солнца. И ясных глазах Дашки. Ох, а ведь мне нужно гречку и фарш купить. Давно я не готовила любимое блюдо нашего папы…