Рассказы

Клетка

***

Я пришел первым. Клетка уже была в классе.

«Сейчас начнет», — подумалось с отвращением. И Клетка начала:

— Головин, между прочим, все, кроме тебя, пришли. А ты нет. Пиши объяснительную.

— Хорошо, — спокойно кивнул я, хотя внутри все кипело. Я был уверен, что поступил правильно, но классная этого не понимала.

Клетка положила передо мной белый лист:

— На имя директора.

— Знаю, — огрызнулся я.

***

И вспомнил вчерашний день.

Долго было тихо. Наконец послышались шаркающие шаги и такое знакомое покашливание. Щелкнул замок, и вот дед стоит в дверном проеме, подслеповато щурится, одергивает старую рубашку. Худой, всклокоченный, совсем седой.

Я протягиваю ему букет темно-красных гвоздик.

— Поздравляю, — говорю я и прохожу в квартиру.

Мама обнимает деда, папа жмет сухую дедову ладонь:

— С праздником, Михаил Антонович, — кивает он.

Дед не особенно эмоционален, но я-то знаю, что он рад. Дед суетится, помогает маме снять пальто, пытается забрать у отца мешок с продуктами.

— Куда вы столько накупили-то? — сокрушается он. — Это же год кормиться можно!

Мама смеется:

— Это тебе, дед, год, а Кирька с Вовой умнут все за вечер и скажут, что не наелись.

— Растущие организмы, что ж, — кивает дед.

— Ага, особенно Вовин, — мама легко хлопает отца по наметившемуся животу.

Это все дежурные разговоры. Я слышу их едва ли не всякий раз, как мы приходим в эту скромно обставленную однушку, куда дед переехал после смерти бабушки пару лет назад.

Как-то я спросил:

— Зачем каждый раз говорить одно и то же? Это же скучно.

Мама притянула меня к себе, чмокнула в щеку:

— А в шахматы с дедом не скучно играть?

Я посмотрел на нее удивленно:

— Ну ты сравнила. В шахматах всегда все по-разному.

***

Шахматами дед увлекся еще школьником.

«В безоблачном довоенном детстве», — как говорил он сам. С шахматами он связал свою жизнь. Известный на весь Союз шахматист, он почти полвека тренировал ребят в городском Дворце пионеров, а когда дворец закрылся, не растерялся, организовал кружок в ближайшей к дому школе. Ездил с мальчишками и девчонками на соревнования. Без призовых мест не возвращались.

Папа рассказывал, что на мой первый день рождения, не обращая внимания на скептические реплики родителей, дед подарил мне шахматы.

— Смейтесь-смейтесь, — говорил он, — а я знаю, что Кир будет шахматистом.

— Кирька будет кататься на горных лыжах, — отвечал на это папа.

— Это мы еще посмотрим! — улыбался в усы дед. — Ни Юрик, ни Оленька шахматами не интересовались. А Кир будет.

Папа, вспоминая эту историю, признавался:

— В то время я считал деда сумасшедшим.

Но ведь он оказался прав!

Лет с трех шахматы увлекли меня. Дед радовался, как ребенок.

***

Я всегда звал деда просто — дед. Привык. На самом деле, Михаил Антонович приходился мне прадедом. Дедом он был маме, которую воспитал, когда разбились сын Юрик, мой дед, которого я никогда не видел, с невесткой, моей бабушкой.

В свои девяносто три дед был бодр и рассудителен. Он бегал по утрам и читал книги по философии. Я как-то взял одну полистать, ничего не понял, но проникся к деду еще большим уважением. Каждые выходные я прибегал к нему с ночевкой. Дед живо интересовался моими школьными делами и, в отличие от многих, никогда не ругал современную молодежь.

***

— Прикинь, дед, — сказал я ему, когда мы расположились с шахматами на диване.

Дед вопросительно посмотрел на меня.

— Клетка требовала, чтоб я пошел на парад. А я сказал, что девятого мая мы всегда поздравляем тебя. А она все равно не отстала. Мол, приказ директора. Тогда я предложил прийти на парад с тобой…

Дед оторвался от доски, где медленно расставлял фигуры:

— Кир, ты же знаешь, не люблю я вот этого. Весь этот пафос. Парады. Тьфу.

— Ну надо же было мне что-то сказать, — пожал я плечами. — Я не знал, как от нее отвязаться. Только она запретила приходить на парад с тобой.

— Как это? — крякнул дед, и его густые брови сдвинулись к переносице.

— Ну вот так, — развел я руками. — Она сказала, что от школы должны идти учащиеся. Бред! — убежденно закончил я.

Дед на какое-то время помрачнел. Белая и черная армии на доске были готовы к сражению. Я двинул в бой пешку. Е2–Е4. Дед потрепал меня по рыжим вихрам. Сделал ответный ход. Улыбнулся каким-то своим мыслям.

Из кухни донесся запах жареных котлет. Вошел папа со стопкой тарелок.

— Играете, шахматисты? — папа стал расставлять тарелки на столе. — Да, Михаил Антонович. Тринадцать лет назад кто бы мог подумать, что Кирька будет увлечен шахматами? Только вы.

***

Прозвенел звонок с урока. Передо мной по-прежнему лежал чистый лист. В тетради за все занятие я не написал ни слова.

— Головин? — Клетка пошла в мою сторону. Я поспешно захлопнул тетрадь. — И где твоя объяснительная, Головин?

Я встал. Выпрямился и посмотрел на классную. Та стояла передо мной в своем неизменном костюме в крупную клетку и выжидательно смотрела.

— Головин? — в третий раз повторила она.

Я смял белый лист.

— Не будет никакой объяснительной, — сказал я и вышел из класса.

Тот, кого не надо искать

«Внимание! Пропал подросток!

Чертков Иван, 14 лет.

Обстоятельства пропажи: 8 октября ушел в школу, после уроков должен был вернуться домой и идти на тренировку. Ни в школе, ни дома не появился, на тренировке его не видели.

Рост 175 см, среднего телосложения, волосы русые, глаза серые.

Был одет: джинсы синие, зеленая клетчатая рубашка с коротким рукавом, серая ветровка, черные кроссовки.

Особые приметы: родинка на левой щеке».

Я сижу за ноутом и смотрю на ориентировку. С ориентировки на меня смотрит обычный пацан: светлые волосы, серые глаза, нос картошкой, пухлые губы. Веснушки на носу. Дурацкие веснушки. Хотя Анька говорит, что ей нравятся.

Анька подходит сзади и кладет руки мне на плечи. Я захлопываю ноут и поворачиваюсь к ней.

— Не нравится мне это, — говорит Анька. — Может, хватит уже? — Анька смотрит мне в глаза. Я отвожу взгляд.

— Не хватит, — бормочу я сквозь зубы. Я думаю про маму, но сразу вспоминаю отчима, и возвращаться домой мне вовсе не хочется.

— Завтра вернутся родители, — сообщает Анька.

Завтра для меня очень далеко. Время тянется еле-еле. Оно будто сконцентрировалось в одной точке пространства, невидимые границы окружили его и не дают двигаться. Мне нужно что-то ответить Аньке.

— Завтра я уйду, — сообщаю я.

— И куда ты пойдешь? — спрашивает она.

Я чувствую, что она делает над собой усилие, чтобы говорить спокойно.

Я пожимаю плечами:

— Уеду на дачу…

— Ты дурак? — Анька отходит от меня, садится на диван и смотрит в пол.

— Я дурак?! — не выдерживаю я и срываюсь на крик. — А может, дурак тот, кто чуть что орет, размахивает кулаками и хватается за ремень?

— Он тоже дурак, — Анька едва заметно кивает и продолжает смотреть в пол. — Но и ты, — тихо, но упрямо повторяет она. И я чувствую это упрямство.

Звонит телефон. Анькин мобильник. Мой отключен.

— Вера Евгеньевна, — говорит Анька. — Я не стану отвечать, — она кладет мобильник рядом с собой.

Вера Евгеньевна — наша классная. И мы, в смысле наш класс (а значит и я тоже?), ей небезразличны. Наверное, поэтому Анькин мобильник звонит долго, и мне слышатся в его звонке тревожные нотки.

Неожиданно наступает тишина. И в тишине звучит дрожащий Анькин голос, такой тонкий, будто сейчас оборвется:

— Вань… а те, кто тебя сейчас ищет… Эти добровольцы. Они же тратят свой выходной. И делают это просто потому, что волнуются. Им не все равно, понимаешь? Они помочь хотят. А ведь они могли бы пойти в кино. Или выспаться, — и Анька всхлипывает.

И в этот момент я думаю об Аньке. Не о маме, не об отчиме. Не о Вере Евгеньевне. Не о неизвестных мне волонтерах. Именно об Аньке. Все остальные мне, в общем, чужие. Мама предала меня и память папы, когда вышла замуж за дядю Валеру. Он вообще недочеловек. Вера Евгеньевна предала меня, когда выставила в электронный журнал двойку за сочинение, тетрадку с которым я забыл дома. Я правда забыл, но она не поверила. И не отпустила домой, чтоб я мог принести. Волонтеры… Нет, они меня, конечно, не предавали. Я о них вообще ничего не знаю. Наверное, они хорошие люди, если тратят свой выходной на такого, как я. На того, кого не надо искать.

А вот Анька… Анька старается понимать и поддерживать. Это к ней я пришел вчера, после того, как утром отчим кинулся на меня с ремнем, увидев эту злополучную двойку в электронном журнале.

Я сажусь рядом с ней на диван. И тоже смотрю в пол.

— Я сейчас напишу там, в комментариях, — я киваю головой в сторону компьютера, — в группе. Что жив. Что вечером буду дома.

Анька поднимает на меня голову. Долго смотрит мокрыми глазами.

— Но так ведь будет лучше, правда? — спрашивает она и утыкается носом мне в плечо.

Тайка

Май в этом году выдался необычайно жарким. В прошлом девятого числа на первую листву выпал снег, а в этом столбик термометра неожиданно поднялся выше отметки плюс тридцать.

Уставшие от изнуряющей зимы, жители небольшого сибирского городка спешили, кто на работу, кто в школу или детский сад. Одни не решались снять с себя теплые куртки, другие, посмелее, достали футболки и шорты.

Тамара надела новое платье, подаренное теткой на день рождения. Ни у кого такого не было: тетка привезла его из недавней поездки в Чехию, и Тамара предчувствовала зависть и восхищенные вздохи некоторых одноклассниц.

Тощий серый пес лежал в пыли под огромным тополем. Он положил голову на лапы и прикрыл глаза. Рядом лежал нетронутый кусок колбасы. Тамара остановилась, внимательно посмотрела на пса. Присела, осторожно погладила кудлатую свалявшуюся шерсть. Пес ткнулся ей в ладонь. Нос у него был сухой и горячий.

— Ну что ты, бедолага? — спросила Тамара.

— Мотоцикл его вчера сбил, — раздался чей-то голос.

Девушка выпрямилась. Из окна на первом этаже высунулась старуха в цветастом халате.

— Носятся тут по вечерам, — продолжила старуха. — Брось ты его, деточка, не жилец он.

От «деточки» Тамара поморщилась. Она достала из сумочки телефон. Часы показывали восемь сорок. До пробника по русскому оставалось двадцать минут. Тамара снова присела к псу, попыталась приподнять. Пес сначала сердито рыкнул, потом жалобно заскулил.

— Что же с тобой делать-то?

Старуха захлопнула окно. Тамара огляделась. На переходе, достаточно далеко, стояли несколько человек. Из переулка показалась женщина, рядом с ней бежал, припрыгивая, малыш в пестрой кофте. В руках он держал игрушечный руль.

— Др-др-др-р-р, др-др-др-р-р-р-р, — тарахтел малыш. — Ой, собачка, — закричал он вдруг и побежал в сторону пса, но мама крепко схватила его за руку.

— Фу, — брезгливо посмотрела она в сторону пса. — Это плохая собака. И у нее наверняка блохи.

Женщина потянула сына за собой. Тамара посмотрела им вслед, потом на пса, потом снова на часы: без пятнадцати.

«Нельзя опаздывать», — пронеслось в голове.

Пес снова посмотрел на нее.

«Тетя Ира! — вдруг вспомнила Тамара. — У нее же муж ветеринар, наверняка он сможет помочь!»

Она долго слушала длинные гудки в трубке, наконец, сонный голос пробормотал:

— Алло!

— Тетя Ира, доброе утро…

— Тома, ты чего ни свет ни заря? Случилось чего?

Тамара вспомнила, что тетка работает в ночную смену. Ей стало немного неловко, но ведь она не просто так звонила.

— Теть Ир, тут такое дело… Понимаете, — сбивчиво заговорила она и рассказала про пса.

— Борис, — закричала тетя Ира, — иди сюда, Томка с тобой поговорить хочет, пес там у нее какой-то.

— Здрас-сте, дядя Борис, — затараторила девушка, — собаке нужна помощь, ее сбил мотоцикл…

— Твоя собака? — мрачно поинтересовался дядя Борис.

— Нет, — растерялась Тамара.

— Ну и оставь. Таких собак, знаешь, сколько в городе? — и в трубке послышались короткие гудки. Часы показывали восемь пятьдесят.

«Как же так?» — недоумевала она.

В окне снова возникла старушка, выплеснула на землю недопитый чай, закурила.

— Брось ты его, — посоветовала она, — все равно помрет, — и она сплюнула.

— Торопцева? — кто-то вдруг тронул Тамару за плечо. Она обернулась и увидела парнишку из параллельного класса, Олега Поваляев. — Ты чего тут? До пробника пять минут… Ой, это ж Тайка. Что с ней?

— Ее мотоцикл сбил. Ты ее знаешь? Она чья-то? — скороговоркой ответила Тамара.

— Она у нас во дворе живет. Мы ее подкармливаем. У нее щенки родились пару месяцев назад…

— Ты знаешь, где здесь ближайшая ветклиника? — спросила Тамара.

— Через остановку, возле почты.

— Поможешь? — посмотрела на него девушка.

— Но ведь экзамен… — нерешительно произнес Олег. — И так уже опоздали.

— Только пробник, — Тамара пожала плечами. — Снимай кофту, — вцепилась она в Олега.

— Зачем? — испугался тот.

— Завернем Тайку, понесем в клинику, — пояснила девушка.

Через пятнадцать минут ребята были возле клиники «Черный кот». Тамара придержала дверь, пропуская Олега вперед.

— Что у вас? — спросила женщина на ресепшене.

— У нас собака под мотоцикл попала, — быстро-быстро сказала Тамара.

— Пятый кабинет, первая дверь направо.

В клинике стояла тишина. И почти не было посетителей. Только молодой парень с огромным рыжим котом да бородатый дедушка с мопсом.

— Попадет нам за прогул пробника, — вздохнул Олег, когда они сели на скамейку перед пятым кабинетом.

— Опять ты, — рассердилась Тамара. Она понимала, что за прогул, конечно, придется выслушать и от классной, и от Анны Дмитриевны, учительницы русского и литературы. Но мама поймет, и это главное.

— Знаешь, как мне батя всыплет? — пожаловался Олег. — Задаст по первое число. У меня ведь с русским совсем беда.

— Что, такой строгий? — насмешливо поинтересовалась девушка. Ей не нравилось Олегово нытье.

— Не то слово, — Олег помрачнел.

В это время из пятого кабинета вышли сначала девушка с пуделем, потом врач.

— Это у вас собака под машину попала? — спросил он.

Тамара кивнула.

— Заходите.

Олег вошел первым. Он осторожно положил пса на стол, развернул кофту. На ней отпечатались бурые пятна.

— Это же не ваша собака? — поинтересовался врач.

— Наша, — Тамара посмотрела на доктора.

— Почти наша, — тихо поправил Олег. — Это Тайка, она уже много лет у нас во дворе живет.

— Собаку на несколько дней придется оставить в стационаре, — сказал врач после осмотра. — У нее сломана задняя лапа, небольшая рана на боку, но не слишком серьезная и, возможно, повреждены внутренние органы… Мы проведем обследование… Но, ребята, это стоит денег…

— Мы найдем, — тут же сказала Тамара. Олег пожал плечами. — Правда, сейчас у нас с собой нет… — И она посмотрела на врача с недоверием. Вот сейчас он скажет, что не будет лечить Тайку.

Но врач сказал совсем другое:

— Что смогу, сделаю бесплатно, — улыбнулся он. — А вы, ребята, молодцы. И собака такая славная.

— Тогда мы пойдем? — Тамара подошла к Тайке. — Пока, — и она погладила ее по голове.

В коридоре девушка достала телефон. Было несколько пропущенных вызовов от мамы.

— Том, что такое? Ты где? Елена Станиславовна звонила, говорит, что ты не пришла на пробник.

— Мам, я в больнице, — Тамара поняла, что не слишком удачно начала разговор, потому что на том конце возникла напряженная пауза. — Мам, со мной все в порядке, просто мы с Олегом Поваляевым из параллельного класса принесли в ветклинику раненую собаку. Только, мам… На ее лечение нужны деньги… И я пока не знаю, сколько…

— Опять собака? — вздохнула мама. — Том, ты просто помешана на собаках…

— Знаю, мам, — улыбнулась девушка. — Но ведь и ты это знаешь…

— Ладно, что-нибудь придумаем. Иди домой.

Тамара нажала отбой.

— Пойдем, я постираю твою кофту, — предложила она Олегу. — Заодно и русским могу с тобой позаниматься. Если хочешь, конечно, — добавила она.

— И твоя мама не ругала тебя за пропущенный пробник? — Олег был удивлен.

— Ну, родители разные бывают. Не все же такие, как твой отец, — рассмеялась девушка. Она распахнула дверь и шагнула в майское тепло.