Пятый этаж

Рассказ

Дверь распахнулась. Яркий свет ударил в глаза.

Все как-то смешалось: белые с синим отливом стены больницы, слабость и одновременная эйфория в теле, какое-то неземное притяжение в области груди, будто тянущее за собой наверх.

Холодный был день. Почти каждый, кто находился в больнице, ощущал, будто воздух пронизан этими тонкими, длинными иголками, которые проникали к самым костям. Правда, было это только до обеда, а после вернулась рабочая атмосфера.

В больнице круглые сутки пахло лесом, но почему-то почти никто этого не замечал. А Талия заметила.

Много людей, и все плакали, все были чем-то расстроены и недовольны.

Дыхание слабое. Кривая симфония из бормотания врачей и невнятных требований знакомых, но очень далеких голосов.

Совсем скоро ее оставили одну.

А дальше дни все похожие, холодные, хоть зима закончилась. В больнице четыре этажа, а Талию поселили на пятом. С этого момента она стала проводить больше времени с родителями, друзьями и знакомыми, правда, скорее слушала, чем говорила.

По утрам капельницу меняла грузная медсестра, которая любила яркие тени и красные, лежащие неровными слоями губные помады. У нее их было несколько похожих оттенков, почти одинаковых, и всеми она красилась как-то так неприятно, криво выходя за контур губ, что лучше бы не красилась вообще. Ее сын пошел в пятый класс, учится на одни пятерки, весь в нее, слава богу, не в отца. Своего имени не называла.

Вечером приходила другая — осунувшаяся симпатичная блондинка. Она мало говорила, сосредоточенно работала. С ее приходом сразу же почувствовалась какая-то серьезность, даже строгость. Талия ощутила резкий запах спирта, когда медсестра наклонилась, чтобы подправить одну из трубок. Перед тем, как выйти, попросила Талию о чем-то.

Утренняя женщина так и не представилась ей, зато сказала, что Талия, кажется, выздоравливает. Вечерняя девушка сообщила то же самое, бегая по комнате с вазой в руках. Ее огромные глаза странно блестели, а перегар почти не чувствовался. Сначала поставила вазу на полочку возле кровати, но, подумав еще немного, все же переместила ее на подоконник. Теперь больничную комнату украшали три пышные веточки сирени. Сказала, что сама вырастила их и может принести Талии еще ромашек и пионов, но только к середине лета. Пока сезон весенних цветов.

У Талии много друзей на пятом этаже, правда, немногие остаются там надолго (только Талия и еще пара человек задержались). Они или спускаются на четвертый, или выписываются вообще. Даже не прощаются.

Талия часто думала о том, чтобы спуститься на первый этаж и погулять немного, пусть даже возле больницы. Так скучно ничего не делать. Каждый день ее навещают родственники, одноклассники и друзья, но только одиночество остается с ней после разрешенного для посещения времени.

Однажды вечерняя медсестра пришла с врачом, и тот ее окликнул. Значит, Силен. Талии почему-то не понравился такой набор звуков в имени, но она уже слишком привязалась к Силен, чтобы разочаровываться в ней из-за такой глупости. Да и цветы она приносила красивые, живые. Они хорошо гармонировали с теми, которые иногда покупает мама. От этой привязанности было еще грустнее видеть, как Силен располнела и пыталась скрывать трясущиеся руки. Она сказала, что боится, что ее выгонят с работы. Вчера она никак не могла уснуть из-за того, что какие-то мальчики у нее в ванной плакали. Ей кажется, что она сходит с ума. Не знает, что делать. Плачет.

Утренняя подруга опять говорит о сыне, о том, какой он умный у нее. Может, доктором станет. Недавно в школе начал изучать биологию, загорелся смешной идеей о зоопарке, где будет выставлять своих «удивительных» животных: красных жирафов с короткими шеями и носорогов размером с туфельку. Талии эта идея показалась ужасной, но она промолчала. Детские мечты забываются.

Совсем скоро начинается дождь. Запах цветов все чаще наполняет палату, особенно хорошо в этом году доносились нарциссы, которые Силен оставила на подоконнике в последний раз. Утренней медсестре тоже нравятся нарциссы, но они напомнили ей мужа, с которым она с трудом развелась лет шесть назад. У них не сохранилось никаких теплых, дружеских отношений, но из-за общего сына им приходится видеться каждую осень и зиму. И утренняя медсестра вышла из палаты грустной.

Несколько листиков осины, растущей прямо возле окна, упали на пол. Родители поздравили ее с очередным днем рождения, пытались объяснить что-то, но, посидев чуть дольше обычного, как всегда, ушли.

Талия много молчит. Она стала чаще выглядывать из окна, правда, видела там немного из-за осины: только небольшие кусочки пасмурного неба, где нет ни единого белого оболочка — тучи, тучи, тучи...

Имя утренней медсестры, наконец, известно — Кора.

Силен опять навестила ее и принесла с собой красивые, меланхоличные васильковые астры. Понизив голос, рассказала, что теперь не пьет: закодировалась. Она не хотела рассказывать раньше: боялась, что сорвется. Ей помог какой-то врач, поддержал. Теперь все силы Силен посвящает саду и работе.

Коре не нравятся новые цветы, и потому она выбрасывает пестрый букетик астр до того, как они начали бы увядать. Причину она не афишировала, а Талия привыкла к тому, что ее мнение не учитывали. Сыну Коры скоро исполнится шестнадцать (столько же, сколько было Талии, когда она сюда попала), и Кора спрашивала, что ему подарить. Но Талия не знает, что дарить парням. Ей самой-то много лет не дарили ничего, кроме белых роз по некоторым праздникам. А так как белые розы она ненавидела еще до больницы, то с подарками в последние годы отношения непростые.

На пятом этаже прибавилось народу. Талия общается со всеми, но не дружит ни с кем, кроме мужчины, который попал сюда из-за укуса какого-то опасного насекомого. Он тоже много чего рассказывал Талии, правда, совсем недавно вернулся на четвертый этаж. Талия радовалась за него, но, увы, на четвертый этаж спуститься не могла, да и не особо хотела. Как будто что-то не давало ей уйти.

На этот раз Силен принесла ей ромашки. Сказала, что эти — последние в году: цветочная пора закончилась. Начиналась зима.

Кора решила ненадолго уехать с сыном к бывшему мужу. Больше Талия ее не видела.

Пришла какая-то новая медсестра. Талии хотелось спросить, где же Кора, ее так давно не было. Талия соскучилась, но ничего не смогла сказать. Новая медсестра тоже молчала.

А вечером Силен, уже не такая молодая, да и некрасивая, сидела рядом с ней. От нее снова сильно пахло спиртом. Талия пыталась успокоить ее — столько месяцев дружбы, как-никак, но та почему-то продолжала плакать. Она собиралась продать дом, а соответственно, и сад. Цветов больше не будет.

Талии сама чуть не плакала. Нет цветов. Никаких цветов. Только деревья, но, чтобы их увидеть, нужно было выйти из больницы. А она не могла.

Тем не менее в конце мая Силен принесла три веточки лиловой сирени. Совсем недавно до этого она не без грусти объявила, что все же смогла продать дом. Так что откуда у нее эти цветы, Талия понятия не имела.

Спиртом не пахло уже очень давно. Талия гордилась Силен. Силен похудела, стала выглядеть свежее, и частая строгость понемногу покидала ее. А еще она стала чаще гладить Талию по голове. Обещала однажды обязательно сводить ее в ботанический сад.

Мама перестала приходить. В последний раз Талию навестил папа. Время тянулось для пятого этажа дольше, текло сложнее, будто неуверенно огибая прямую линию событий по кругу. Потому что то, что происходило для всех с нижних этажей в процессе, жители пятого этажа выхватывали кусочками и моментами, лишь изредка соприкасаясь с общей человеческой линией, чаще пребывая где-то далеко вне ее. Вне пространства и времени. И поэтому все события виделись редкими эпизодами попадания на человеческое время, а помимо этих попаданий — частый белый свет и цветы.

Ночью она проснулась неожиданно. В палате было ужасно душно. Пришлось встать и открыть окно, но жар не прекращался. Опять легла на кровать. Несколько минут ворочалась, стонала, плакала, тряслась. Крикнула, сначала негромко, а потом так, что голова закружилась, а голос сорвался. Никто не пришел. Кое-как снова встала с кровати и, опираясь обо все, что попадалось на пути, добралась до двери. Попыталась позвать на помощь, но в коридоре не было ни души.

С каждым шагом, отдаляясь от палаты, ей становилось чуть-чуть легче. Вот ее уже почти не трясет, ноги сами ведут к лифту. Никого из персонала не было видно. Только некоторые ее знакомые обернулись и поздоровались. Она с ними попрощалась.

Кое-как переждав несколько ужасных секунд в лифте, она, не оборачиваясь, побежала к выходу. С трудом распахнула двери. Холодный воздух ударил в лицо, девушка зажмурила глаза. Открыв их, она поняла, что идти придется наобум, ведь прямо перед ней простирался серебристый влажный туман. Дыхание, до этого неровное, наконец нашло свой ритм. Ей вдруг показалось, что она не спала уже долгое-долгое время.

Сделала шаг наружу. Что-то дрогнуло то ли в груди, то ли в желудке. Протянула руку, прикоснулась к туману. Он пах летней прохладой, теплым дождем и свободой. Еще один. Все еще тяжело, ноги опять не слушались, в висках что-то противно загудело. Где-то далеко слышались знакомые голоса. Прислушавшись, Талия заметила, что и в тумане кто-то есть. Она не знала кто, но чувствовала, что там, за туманом, обязательно будет лучше, чем на пятом этаже.

Осиновые листья нетерпеливо шуршали на полу, летали по палате, ложились на постель, касались халатов врачей и медсестер, окруживших молодую девушку, которая лежала на той самой постели. Розы завяли за ночь.

Идти стало невероятно легко, тяжесть пропала всего за пару секунд — и вот ветер уже охлаждал покрасневшее лицо. Ее наконец-то отпустили, туман принял ее к себе.

И Талия не проснулась.