Александр Мендыбаев

262

Цугцванг

Больше всего на свете она любила соленую рыбу и шахматы. Посреди ночи могла стащить из холодильника огромную плотву и, разорвав на лоскуты, сглодать за очередной партией. Играла как одержимая: помимо двух компьютеров и ноутбука, установила игру на планшет, мобильный и даже на телевизор. Всюду по дому были расставлены доски с разноцветными шахматными фигурами: черными, белыми, красными, голубыми, зелеными, фиолетовыми и даже прозрачными. Шахматы были сделаны из кости, пластика, дерева, металла, оникса, кристаллов редкого кварца. Были и раритетные наборы: бронзовые, золотые, хрустальные с настоящими рубинами.

Магнитная доска с маленькими сине-белыми фигурками — партия против игрока из Сиэтла. Бронзовые тяжелые римские легионеры — игра с француженкой, чемпионкой своего города. Сделав ход, Рада любовно гладила пешки, заботливо поправляла ладьи, протирала спиртом слонов. Без этой процедуры шахматное войско давно бы пропахло рыбой.

Встретились мы случайно. Я доставил Раде посылку. Позвонил в дверь, открыла девушка со вздернутым носиком и слегка раскосыми глазами. Она сразу меня узнала.

— Ты ведь Вадим?

— Д-да. Вадим. Вам посыл…

— Не помнишь меня? Радмила. Валерина сестренка.

В детстве я возил Раду в коляске. А однажды решил прокатить Валерку. Колесо подвернулось на первом же повороте. Печально и торжественно я нес поломанную коляску перед собой. Валерка шел сзади. Он высоко задрал голову, чтобы кровь из носа не залила майку с лисичками.

Когда их семья переезжала, я бежал за грузовиком, едва сдерживая слезы. Валерка, нахохлившись сидел на бауле. Он придерживал коленями горшок с фикусом. В свое время мы истыкали отвертками все корни, чтобы не поливать. К сожалению, фикус выжил. А вот отверток, отобранных бабкой, было действительно жаль. Солнечный зайчик от огромного зеркала ослепил меня, и я на полном ходу влетел в фонарный столб. Переезд Валерки был первой, по-настоящему серьезной трагедией в моей жизни. А потом мы как-то потерялись.

— Радочка, привет, как ты? Выросла, постройнела, не узнать. Сколько тебе было, когда переехали? Девять?

— Десять.

Она пригласила меня в квартиру. Тогда я впервые осмотрел этот шахматный мир.

— Вот это да. Время летит. Как Валера?

— Валера умер. Повесился.

Посылка выскользнула из моих рук.

— Осторожно-о-о-о! Доска очень хрупкая. Слоновая кость.

Рада бросилась распаковывать посылку и вытащила на свет великолепные шахматы богатого молочно-каштанового цвета.

— Ты треснул их! Посмотри на крышку! Ты треснул их!

Щеки рады покраснели, а нос начал дергаться, словно она вот-вот заплачет. Я не знал, что отвечать. Говорил что-то про фирму, которая возместит ущерб, пенял на мизерную зарплату. Рада кричала, плакала, в истерике кусала костяшки пальцев.

— Радочка, хорошая моя, я все отработаю. Я тебе обещаю. Сколько они стоят? Сколько?

Я взял доску в руку и понял, что Радин длинный каштановый волос налип на перламутровую поверхность. Убрав его, я вернул доску Раде. Жадно вцепившись в шахматы Рада, быстро послюнявив палец, начала тереть доску в районе Е6. Убедившись, что все в порядке, она мгновенно побледнела и бросилась мне на шею.

— Мы сейчас же с тобой сыграем. Прямо сейчас.

Она стала расставлять бежевые и коричневые фигуры. С густым, солидным стуком шахматы занимали свои места на доске. Я взял одну из ладей. Тяжелая для своих размеров фигурка чуть не выскользнула из моих рук. Мастер потрудился на славу. Я отчетливо видел каждый кирпичик, каждый зубец. Приятная прохлада натурального камня. Рада, забрав у меня ладью, поставила ее на Н8.

— Твой ход.

— Радочка, миленькая, прости, но я должен срочно ехать. У меня еще столько заказов.

— Тебе нужны деньги?

Я привык отвечать «да» на этот вопрос, но на самом деле не знал ответа. Наверное, деньги нужны тем, кто умеет ими пользоваться. У меня же их никогда не было, всю зарплату я отдавал родителям.

— Меня уволят с работы.

— Ну и пусть. Сколько они тебе платят?

Я назвал цифру.

— В долларах.

— Четыреста. Нет, пятьсот долларов. Если с бонусами, то…

Она подошла к шкафчику. Из под белья достала пачку купюр и протянула мне.

— Дома много не держу. Вот возьми. Я буду платить тебе тысячу долларов в месяц.

— А я?

— А ты будешь помогать мне, ходить в магазин, и…

— Убираться?

— Зачем? Еду мне привозят из ресторанов, убираться приходит соседка сверху, посуду я почти не использую. Ну разве что…

Она шепнула мне на ухо, я густо покраснел.

— Радмила, но ты же сестренка моего друга.

— И что? Понимаешь, мне как бы все равно. Но врачи сказали — напряжение очень сильно отвлекает от шахмат.

Я пересчитал деньги. Их было чуть больше полутора тысяч. Хватит на три месяца. Врет? Тогда заберу деньги. Что мне терять? Посыльным я всегда устроюсь.

— Ну так ты согласен?

Думая, что она говорит о работе, быстро кивнул головой.

Рада тут же сбросила одежду. Я опешил.

— Ну скорее, раздевайся же.

Учитывая мой небогатый опыт, я растерялся. Но Рада сделала все сама. Я еще нежился в кровати, когда она вскочила и голой бросилась к компьютеру.

— Извини, у меня игра. В мире так мало достойных соперников. Нельзя упускать возможность.

Пока она играла, я осматривал полки с книгами. Там не было ничего, кроме шахматных учебников, пособий по теории шахмат, сборников дебютов, задачников, коллекций эндшпилей, миттельшпилей и биографий знаменитых шахматистов.

Рада вернулась ко мне.

— Проиграл. Чемпион Чехии, если не врет. Мне нужно еще. Ложись.

Я хотел спросить про презерватив, но Раду кажется не заботили такие мелочи.

— Ты предохраняешься? От беременности?

— А надо?

— Ну вообще-то я, как-бы в тебя…

Рада посмотрела на меня, скривив от удивления левую бровь, а затем вернулась к своим доскам. Я не знал, что делать. Оделся и подошел к кремовой доске, которую привез ей сегодня. Рада подбежала и осмотрев фигуры спросила:

— Почему мы не сыграли?

— Не знаю. Отвлеклись наверное.

— Почему мы не сыграли? Почему! Почему!!

Она затопала ногами, щеки раскраснелись. Чтобы отвлечь, я сделал ход королевской пешкой. Ее глаза быстро двигались, взгляд прыгал с фигуры на фигуру. На лбу проступили капли пота. Играла она превосходно. Оттеснила меня, блокировав все выгодные комбинации. Я был уверен, что проиграю. Рада, заметив мою слабую игру, бегать глазами перестала.

— Какой у тебя рейтинг?

Я ответил, что на ческоме** рейтинг немногим выше тысячи.

— Всего?

— Увы.

— Это очень слабо. Я думала…

Она улыбнулась. А я вспомнил, как играл с ней нашу первую партию. Это был Валеркин день рождения. Тринадцать лет. Празднуя такое событие мы даже покурили на крыше, а потом блевали на чердаке, засыпанном голубиным пухом. Дома нас ждал богатый стол. Расправившись с салатами, мы навалились на жареную курицу и сибирские пельмени.

— Вадимка, а ты знаешь, что мы записали Радочку на шахматы?

Я не смог ответить, потому что набил куриным мясом полный рот. Валерка, который тоже предпочитал курицу пельменям, зарился на вторую ножку.

— Мы просили твоего папу взять ее в свою группу, но он почему-то отказал.

Отец тренировал будущих чемпионов, молодых дарований, которых родители привозили со всего Советского Союза. Меня он за игрока не считал, в шахматы играть научила бабушка.

— Офава фо помо.

— Что?

Прожевав, я повторил:

— Он сказал, что поздно.

— Поздно? Почему поздно? Ей всего семь лет.

Я не стал ничего говорить. У отца в группе занимались и четырехлетки. Пару раз им крепко доставалось от нас с Валеркой. Один очкарик вздумал жаловаться, с тех пор вход в шахматную секцию Дворца Пионеров был нам закрыт.

— Вадимка, ну поиграй с Радочкой. Может ты расскажешь потом папе и…

Я не хотел играть, но доску уже принесли. Родственники расположились вокруг и я прекрасно знал, кому отдадут предпочтение. Отец крепко вбил мне в голову, что Ботвинника, Таля или Каспарова из меня никогда не выйдет. Но опозориться, проиграв семилетнему ребенку, не хотелось. От страха я ушел в глухую оборону, рассчитывая продержаться как можно дольше, чтобы никто не застыдил за мат в три хода. Я даже не сразу понял, что победил. Рада сама попалась в детскую ловушку. Кто-то заметил, что поставлен мат, все начали возмущаться, но убедившись, вынуждены были признать меня победителем. От напряжения я заржал как лошадь. Рада расплакалась и в истерике укусила мать.

***

Я снова посмотрел на доску. Положение было аховым. Рада снимала мои фигуры словно колорадских жуков с картошки.

— Как можно совершать такие нелепые ошибки? Я еще никогда не встречала таких посредственных игроков.

Я улыбнулся.

— Это верно. А помнишь, как я обыграл тебя в детстве.

Рада снова покраснела. Нос задергался, словно она почуяла какой-то отвратительный запах. Сначала мне показалось, что Рада подмигивает, но упав на пол, она начала кататься по комнате, кричать и царапать щеки. Когда Рада стала биться головой об пол, я схватил ее и что есть мочи прижал к себе. Рада стала извиваться словно червяк и даже умудрилась цапнуть меня за щеку. Связав ее кофтами и полотенцами, я вызвал «скорую». Рада ворчала и скулила с кляпом во рту. Я гладил ее по голове, но это сильно ее раздражало. Уйти? Если с Радой что-то случится — я стану первым подозреваемым. Убил. И не просто убил, а изнасиловал перед смертью. Это установит первая же экспертиза.

Врачи Раду знали и были тут не впервые. К ней всегда отправляли знакомую бригаду. Санитар, рассказывая мне об этом, достал лекарства из прикроватной тумбочки. Толстая врачиха, пощелкав по шприцу, опустилась перед Радой на колени.

— Радочка, деточка. Успокойся, все хорошо.

Раде вкололи седативное и аккуратно освободили из пут.

— Ей повезло, что вы здесь. Мы давно хотим определить ее в стационар. Но нет достаточных оснований. Бюрократия, какие еще нужны основания, если в семье — два суицида.

— Кто?

— Мать и сын.

— А отец?

— Умер давно. И бабка умерла. Радка одна теперь — в четырех комнатах.

***

Когда врачи ушли, Рада еще долго стучала зубами, словно ее знобило. От чая отказалась, попросив принести рыбу. Поев уснула, а проснувшись разделась и шатаясь направилась в ванную. Испугавшись, что она грохнется на кафельный пол, я пошел с ней. Рада сидела на корточках, поливая себя из душа. По щекам текла тушь. После душа Рада съела два огромных леща и запустила шахматы на компьютере. Я залюбовался манерой ее игры. Я часто наблюдал за виртуозами онлайн. Рада играла намного лучше. Глянув на рейтинг, я невольно ойкнул от удивления. Играла она только с гроссмейстерами. Были тут и призовые партии. По моим скромным подсчетам ей удавалось «поднимать» не менее полутора тысяч долларов в день. Наигравшись, она предложила сыграть и мне. Я знал, что это бесполезно, но сел за доску, чтобы не злить Раду. Не знаю, что с ней случилось. Может быть поддавалась. Но проиграв, прорыдала до вечера. Привезли еду из ресторана. Мы поужинали. Рада, схватив воблу, потащила меня к доске.

— Сыграем еще?

— А ты не будешь злиться?

***

Я остался с Радой. В шахматы друг с другом больше не играем. Раде сейчас вообще нельзя нервничать. По вечерам гуляем в парке. По дороге домой обязательно покупаем свежие фрукты.

* Цугцва́нг (нем. Zugzwang «принуждение к ходу») — положение в шахматах, в котором любой ход игрока ведет к ухудшению его позиции.

** Chess.com — шахматная социальная сеть

Александр Мендыбаев

Александр Мендыбаев — живет и работает в Алматы. С 2014 года посещает Открытую литературную школу Алматы. Публиковался в журналах «Нева», «Литературная Алма-Ата», Za-Za, фрагмент повести «Квартиранты» был опубликован в юбилейном сборнике прозы «Дорога без конца».

daktil_icon

daktilmailbox@gmail.com

fb_icontg_icon