Холодный воздух сквозь капроновые колготки

Мы вышли из ресторана и остановились на парковке, ждали, пока его мать сядет в машину. Будущая свекровь помахала на прощание из окошка, стекло поднялось, и машина выехала на дорогу.

— У тебя приятная мама, — сказала я. 

— Она лучше всех готовит плов, — сказал Жаник.

— А я не умею готовить плов, — призналась я.

Вообще-то, умею, но обычно у меня получается каша с мясом, которая даже на вид выглядит неаппетитно.

— У меня телефон сел, — сказал Жаник.

Я вытащила из кармана свой, чтобы вызвать такси. Не найдя жёлтого значка приложения, некоторое время бессмысленно листала экран.

— Я его удалил, — сказал он, спохватившись. — Забыл тебе сказать. Про этот сервис столько страшных историй рассказывают. Берут кого попало в таксисты, даже не проверяют. Ты знала, что справку о судимости не требуют? Хоть бы они уже обанкротились. Закачал тебе другое приложение. Поищи зелёный квадратик.

Меня с одной стороны это взбесило, а с другой — было приятно, что обо мне кто-то заботится. Честно говоря, пока я не встретила Жаника, обо мне никто не заботился. Даже родители. Если бы я всё ещё ходила к психологу, он бы так и сказал: ваши родители о вас не заботились. Теперь я и сама это знаю. Проработала. Отпустила. Спаслась творчеством. 

— Пошли пешком, — предложила я,убирая телефон обратно в карман. — Срежем через парк.

— Ты вроде ногу натёрла.

— Ничего. Подложу салфетку.

Я не хотела выглядеть одной из тех капризных девиц, что устраивают истерики из-за мелочей. На самом деле у Жаника есть машина, на которой пять раз в неделю он возит меня на работу и обратно. Но сегодня выходной, и он выпил бокал вина, чтобы составить матери компанию. Я достала из сумочки влажную салфетку и, сложив вчетверо, всунула в ботинок. Мы оставили его машину на стоянке, взялись за руки и пошли к перекрёстку.

Каждое воскресенье мы ходим завтракать в кафе на углу. Предложение Жаник сделал воскресным утром в этом кафе на глазах у посетителей, баристы и официантов. Я любила воскресенья, поскольку в этот день я не стояла у плиты, не красилась и не наряжалась. Мы расположились за крохотным круглым столиком. Потягивая кофе, с небрежным пучком на голове, в клетчатых домашних штанах и растянутой футболке, я демонстрировала миру своё натуральное лицо со свежим прыщом на подбородке, когда Жаник вдруг встал из-за стола, опустился передо мной на одно колено и достал из кармана коробочку. Раздались дружные хлопки. Кто-то свистнул. Один из официантов включил камеру на телефоне, чтобы заснять мою реакцию. Но я молчала. Жаник улыбался. Мне подумалось в тот момент, что он похож на собаку, если бы собаки умели улыбаться. Пауза затянулась. И тогда я едва заметно кивнула, хотя в напряжённой атмосфере вокруг мой лёгкий кивок, словно кольцо, сорванное с гранаты, взорвал воздух аплодисментами, криками, поздравлениями. Так состоялась наша помолвка, однако больше мы в это кафе не ходили. Мы стали женихом и невестой, и серьёзность намерений каким-то образом повлияла на финансовые отношения. Мы вдруг стали на всём экономить, копить на обручальные кольца, на первоначальный взнос по ипотеке. Я стала раздражительной и тревожной. Я чувствовала, будто до того воскресенья стояла на перекрёстке и наконец выбрала, в какую сторону идти, но своим выбором отрезала от себя другие пути. В один из таких моментов я заполнила заявку в резиденцию.

— Помнишь Мику? — Я поправила сумочку на плече, для этого пришлось отпустить его руку, и он тут же остановился.

— Помню. Она встречалась с итальянцем.

Я кивнула. Мы снова взялись за руки и перешли дорогу.

— Они расстались. Но она осталась жить в Италии.

— Здесь ей всё равно ничего не светит.

— В каком смысле?

Жаник демонстративно вздохнул.

— Лучше промолчу. Всё, что я скажу, будет использовано против меня. А что с ней?

— Я хочу съездить к ней в мае. Если честно, не совсем к ней. Мне прислали приглашение в резиденцию.

— Ты не говорила.

— Говорила. Писательская резиденция в Болонье. Ты меня сам подначивал. Сказал, что я талантливая, что меня обязательно возьмут.

— Я не помню.

— Не верил, что я пройду?

Жаник закатил глаза:

—  А как же свадьба?

— Придётся отложить.

Он раскраснелся, выпустил мою руку и пошёл вперед быстрым шагом. Я поплелась за ним. Так мы шли некоторое время, пока я не начала прихрамывать. Вскоре он остановился, поджидая меня, но смотрел куда-то в сторону. Я подошла и заглянула ему в лицо. Он уже взял себя в руки и ответил на мой взгляд.

— Прости. Ты молодец. Я тобой горжусь. Ты такая талантливая, а я простой планктон.

— Ты не планктон.

Он пожал плечами. Я снова взяла его за руку.

— Да у меня тоже никаких достижений, — сказала я. Надо было как-то его подбодрить.

Он потянул мою руку, чтобы поцеловать.

— Мне повезло. Ты такая красивая. Естественная. Ну, знаешь, все эти губы, ресницы.

Я промолчала. Никогда не знала, как реагировать на такие комплименты.

Светило солнце. Пели птицы. Белочки прыгали в кронах сосен. И вдруг я увидела своего бывшего парня. Он шёл навстречу, в больших накладных наушниках. Он кивнул и, не меняя выражения лица и не замедляя шаг, пошёл дальше. Но Жаник заметил наши кивки, поэтому, опережая вопросы, я сразу призналась, что этот прохожий — мой бывший.

— Мы с ним просто друзья, — сказала я.

— Да ладно. Я не верю в дружбу между мужчиной и женщиной, — сказал Жаник. — И со своими бывшими я не дружу. Последняя девушка бросила меня без причины. Она всегда была немного странной. Я только помню, что она обиделась из-за порно. В смысле, я смотрел порно, а ей это не понравилось.

— А сейчас?

— Что «сейчас»?

— Смотришь порно?

— Нет. Но, может быть, посмотрю пару раз, когда ты будешь в Италии.

Это означало что он смирился с моим отъездом, и у меня отлегло от сердца.

Мозоль саднила сильнее. Я предложила сесть на скамейку. На детской площадке кричали дети. Солнце, почти летнее, припекало макушку. Хотелось пить. Я попросила его поискать ларёк с мороженым и напитками, но он предложил взять такси и поскорее добраться до дома, чтобы выпить чаю. Отдохнув, мы вышли из парка и у обочины дороги стали голосовать, как ловили такси раньше, до того, как появились все эти жёлтые и зелёные приложения. Я сомневалась, что кто-то остановится, но предпочла промолчать, чтобы не нарываться на повод для ссоры. Возле нас аккуратно притормозила синяя машина незнакомой мне марки. Этот цвет обычно дешевит любой автомобиль, но, усаживаясь на заднее сиденье, вдыхая запах кожи и ненавязчивого освежителя с нотками цитруса, я поняла, что машина дорогая. 

Водитель приветливо улыбнулся, протянул руку моему жениху, как давнему знакомому. Видно, когда-то они были  друзьями. Я подвинулась к середине длинного заднего сиденья, чтобы видеть лица обоих. Во мне разгорелось любопытство, хотелось узнать что-то о будущем муже, подслушать что-нибудь о его прошлом. Сначала они говорили о делах, после вспомнили кого-то из общих знакомых. Я чувствовала, как от пешей прогулки и жары покрываюсь потом. В машине работал кондиционер. Через решётку центральной консоли на меня дул холодный воздух. Холод проникал сквозь капроновые колготки под юбку.

— Хотите пить? — внезапно спросил водитель.

Я поймала его взгляд в зеркале заднего вида.

— Да ладно, она до дома потерпит, — сказал Жаник.

Но водитель, не обращая внимания на эти слова, вытащил из бардачка бутылку воды и, не оборачиваясь, протянул мне. Я взяла её и вдруг разрыдалась. Смотрела на бутылку, и ревела, и понимала, что в этот раз остановиться не смогу.

— Нервничает перед свадьбой, — сказал Жаник.

Вслед за бутылкой водитель достал из бардачка салфетки. Я взяла одну, высморкалась и отодвинулась вправо, чтобы не видеть своего жениха. Я отвернулась и стала смотреть в окно, пока Жаник изо всех сил делал вид, будто всё нормально, и отвлекал своего друга разговорами. Я смотрела в окно, но ничего не видела сквозь дрожащую пелену слёз. Непроизвольные всхлипы вырывались из моей груди, судорожные вздохи переходили в вокальные тики, которые я не могла подавить. Тогда я крикнула, чтобы водитель остановил машину, чувствуя приближение второго приступа.

— Да что с тобой? — раздражённо спросил Жаник. — Мы почти приехали.

Водитель молча притормозил в ближайшем кармашке, и я выскочила на улицу. Жаник вышел за мной. Машина уехала. Я всё ещё сжимала в руке бутылку с водой и, когда он подошёл ко мне с протянутыми руками, намереваясь успокоить, ударила его бутылкой по голове. В ответ он замахнулся на меня и ударил куда-то в правую скулу, но я не почувствовала боли. Он остановился, словно осознал, что перешёл некую черту, и опустил руки. Я ударила его снова. И, кажется, била ещё некоторое время куда только могла дотянуться. В конце концов Жаник сбежал, а я осталась одна, сжимая смятую бутылку в руке. Она была скользкой от крови, вероятно, я разбила ему губу. Я отвинтила крышечку и с наслаждением выпила всю воду. Затем выбросила пустую бутылку в урну. Я сняла ботинки и в колготках пошла по правому краю тротуара, стараясь не смотреть на забор. Баннеры, которыми прикрыли уродливые железные листы, огораживавшие стройку, сообщали, что здесь в скором времени будет президентская библиотека. С забора на меня смотрели чёрно-белые гигантские портреты знаменитых писателей. Возле ряда треугольных ёлок я остановилась, заметив крупные пятна крови, размером со стотенговую монету. По-прежнему разутая пошла вверх, не отрывая взгляда от асфальта. Кровавый след прерывался у портрета Вирджинии Вульф. В её биографии первым делом пишут о депрессии и способе самоубийства и гораздо реже о том, что в юности она подверглась сексуальному насилию со стороны кузенов. Я остановилась. К счастью, она смотрела в сторону, не на меня. Выше на земле лежали прозрачные осколки бутылки из-под энергетика. Время от времени я замечаю пятна крови на земле и всегда стараюсь обойти их, потому что, наступая на чужую кровь, пусть случайно, чувствую себя причастной к чему-то плохому.

Я шла, сочиняя в голове историю со счастливым концом о двух влюблённых, один из которых приревновал другого, ведь всё, что случается в жизни, — материал для творчества.