Шрифт Брайля на страницах кожи

*

 

Пайетки осыпаются

от шероховатых прикосновений землетрясения.

Раскрытыми моллюсками

схлопываются дома.

Точным движением

протянута нить внутри плоти

в ожерелье больничных коек;

а снаружи — бирками имён

с единой датой в финале.

В покачиваниях афтершока

чувствуешь себя младенцем,

убаюканным песней сирены.

 

 

*

 

Чувствую каждой альвеолой,

как что-то поддерживает

вдохи-выдохи,

доставляя воздуха больше,

чем обычно.

Слова, их обрывки, шум голосов…

Порция воздуха снова заполняет лёгкие

быстрее, чем хотелось бы.

Фильтр, как Чужой, схватывает лицо.

— Сестра, скальпель!

 

 

*

 

Нечто идеальное

получилось.

Прорастает изнутри

вглубь меня,

спрашивая 

«Почему я здесь?»

Куда исчезли предыдущие

версии?

 

 

*

 

Разговоры о безработице,

завышенных ценах

на коммунальные и бензин;

о несоответствии

продуктов питания ГОСТу;

реже — об изменах,

в особенности себе.

Здесь говорят:

«Умер от старости,

не дожив до пенсии».

 

 

*

 

 

В сжатых ладонях цветы:

красные гранитные, бронзовые,

из карельского кварца, бетонные...

Срезала на площадях,

у пустынных заводов.

Их лица — человеческие, 

глаза — раскосые.

Все одинаковые —

близнецы одной идеи.

 

Несу икебану в дом —

жилой монумент функционализма,

делить её аромат, тепло и голоса

между соседями и улицей.

 

 

*

 

Если бы я стала врачом,

диагностировала бы агонию

твоей профессии,

а художник во мне

молчит,

не хочет писать смерть.

 

 

*

 

Вершины хранят воспоминания,

как ты поднимался и шёл снег,

о цветах флага семьи,

походке.

Вершины помнят раздавленные растения,

ожоги от костра, лавину твоего голоса,

гвозди во плоти от палатки.

Вершины восстанавливают дыхание

баллонами кислорода,

переплетают шаги

сеткой сжимающихся атомов

в агонии ветра.

 

 

*

 

Протяжённые кометы

в обличии машины

отражают невинно-розовым

рассвет;

облачная лента

вращается в шуме порта

и зове кукушки.

Намёк на солнце считывается

шрифтом Брайля

на страницах кожи.

 

 

*

 

Заснеженный розовый путь.

Фонарь созидает сквозь

линзу из льда:

под скрюченными ветвями

молекулы движутся быстрее

от тепла тел и дыхания.

Кто-то возвращается

в коробку с прозрачной частью стены.

Фигуры, как заводные куклы:

жесты, волны звука, движения —

общаются, раскладывают покупки,

приступают к ужину.

Профили лиц в театре теней

под экранным конусом света

(сцена ежедневных наград).

Тишина, гаснут лучи.

Фонарь закрывает единственный глаз,

укрытый многоярусным хвостом сороки.

 

 

*

 

Всегда слышала, как ты дышишь:

покой, а теперь — кошмары.

Твоя жизнь без цены

на сайте подержанных вещей.

Фарфоровые чашки с ручками-протезами,

повреждённые при доставке экраны

нейронных связей.

Я продолжаю любить оболочку

того, что осталось —

как мы детьми в обнимку сидели

на весенней земле.

А родители ругали нас,

ведь могли простудиться.

Снимок не скажет,

как было тепло

и как мало нас тогда разделяло.