Дактиль
Тимур Махмудов
— Он посмотрел в окно и его будто током ударило. Он быстро оделся и вышел на улицу. Там он нашёл окровавленный труп… — Темир замолчал и спросил: — Что такое?
— Твои истории одинаковые всегда, — возмутился Герман. — Первый персонаж встретил второго и умер. Или один умер, а другой его нашёл. Или первый притворился мёртвым и убил второго. Или просто умерли все.
— И что? Если нет убийства — нет интриги. Сам попробуй расскажи историю с новым сюжетом, когда в реальной жизни одно и то же происходит каждый день. Нужно «убивать», — подытожил и одновременно оправдался Темир.
Они сидели втроём за одним столом в общем зале досуга, куда приходили все добровольные испытатели. Просторное помещение ярко освещалось тёплым светом, люди сидели за белыми столами: кто-то перекусывал и общался с товарищами, кто-то играл в шахматы или домино. А снаружи незаметно плыл бесконечный космос, вселяя спокойствие и давая задуматься о благородной цели и чести, которой удостоились все участники Программы Великой Миссии.
— Есть истории, которые связаны с нашей реальной жизнью, но при этом могут прозвучать как нечто фантастическое, — спокойно возразил Герман. — И это не истории об убийствах.
— Да пошёл ты со своей болтовнёй, — отвернулся Темир, собираясь встать из-за стола. — Каждый раз строишь из себя мудреца и умника, и сам про себя, наверное, эти слухи распустил.
— Какие слухи? — вступила в диалог молчавшая до этого Салима.
— Что он старожил и с самого начала на станции, — ответил Темир.
— Это не слухи, это правда. Я здесь с самого начала. Как только станция была подготовлена к постоянному пребыванию в космическом пространстве, меня приняли одним из первых добровольцев в центре.
— Ну-ну, болтай, — сказал Темир. — А я пойду прилягу: с утра электропроцедуры.
— Спокойной ночи, — сказал Герман.
— Спокойной ночи, — сказала Салима, но всё её внимание было обращено на Германа. — Так что за история о начале работы нашего центра?
— Я один из первых добровольцев, и я здесь уже три года.
— А чем занимался до того, как попал сюда?
— Я не помню. Так же, как и ты, кстати. Это такое звание у каждого из нас — «доброволец». Но на самом деле всё иначе. Мы ведь не помним, кем были до того, как оказались здесь, а значит, не знаем, по нашей ли воле это произошло. И не знаем, правду ли нам говорят капитан и весь персонал. Вот тебе что сказали?
— Что я буду помогать в исследованиях.
— Вот. Но я тебе скажу кое-что, — Герман стал говорить тише. — У меня припрятана бумага, где, можно сказать, вкратце изложена теория о нашем действительном местоположении и реальном положении вещей. Я тебе не могу показать её сейчас, так как она припрятана в одном месте… В общем, ты либо верь мне, либо иди спать, как Темир.
— Ну, расскажи так.
— Хорошо, только пододвинься ближе.
— Слушаю, — Салима вытянула шею и слегка пригнулась к поверхности столика.
— Так вот, — Герман заговорил ещё тише, — на самом деле мы все не в исследовательском центре в космосе, а на Земле. И нам просто промыли мозги. Нас сюда привели родственники, потому что хотели избавиться или же искренне переживали за наше здоровье. Нас всех запрограммировали, чтобы мы думали, что мы добровольно согласились на различные исследования и находимся где-то далеко от дома, в космосе, так как подобное убеждение давит на какие-то там рычаги у нас в мозгах и мы лучше подвергаемся дальнейшему внушению. Ну а потом тотальная промывка мозгов, и всё — можно на нас проверять всякие разные препараты. Что, собственно, и происходит сейчас.
— Ага. Если бы это было так, то это что? — Салима указала на ромб иллюминатора, в котором застывшей жизнью блестели холодные взгляды звёзд.
— Ну знаешь ли, наверняка существует много разных технологий, чтобы создать подобную реальность.
— А как же видеосообщение с Землёй? Ведь всё это настоящее, и ты разговариваешь в реальном времени: тебе отвечают на вопросы, поддерживают разговор на разные темы.
— Салима, ну что ты как маленькая? Всё это можно подделать. Как-то, значит, проецируют образы родных на дублёров или создают их с нуля. Если допустить полёты в космос, то можно допустить и такой уровень развития технологий.
— Хорошо. Вот если принять эту твою теорию, то зачем же наши родственники нас сюда сдали, если на нас тут опыты проводят, как ты говоришь?
— А в том и дело, что они думают, что нас лечат, — Герман уже шептал. — В той бумаге написано, что родные подписывают контракт на пять лет, а если будет нужно, то оформляется продление. То есть мы такие бесплатные подопытные кролики. Хотя нет, какие бесплатные — мы ещё и прибыль приносим.
— Вот тебе и вправду надо бы полечиться, — улыбнулась Салима. — Но я всё равно тебя уважаю как старшего товарища и очень рада, что мы делаем одно дело. Пойду спать, завтра у меня испытание препарата. Доброй ночи.
— Спокойной, — сказал Герман и вздохнул.
Их разговор был слышен в кабинете, находящемся шестью этажами выше и девятью сотнями метров восточнее, где за столом расположились двое — начальник и подчинённый. На одном из нескольких десятков мониторов, встроенных в стену, отображалось происходящее: Герман сидел один, опустив голову.
— Осмотрите его комнату, переройте там всё. Как он мог утаить такое? Как твоя служба безопасности такое пропустила? — профессор Бредов бросил негодующий взгляд на своего подчинённого.
— Возможно, это всё болтовня. Вы же знаете, это старый миф, который ходит среди пациентов. Они рассказывают эту историю последние несколько лет, хотя на самом деле никто до конца не верит в это, даже самые упёртые.
— Мне плевать. Делайте, как сказал. Мы должны отслеживать и устранять любую мелочь. А тут такое! Если всё подтвердится, переведите пациента на электропроцедуры. Ну а там по схеме до последнего этапа в ускоренном режиме. Понятно?
— Понятно, профессор.
Назавтра выяснилось, что пациент Гесеев прятал в своей комнате запрещённую вещь, а если точнее — это была рекламная брошюра, в которой рассказано обо всех достоинствах «Звёздного сада», психиатрической клиники, использующей экспериментальные программы лечения. Как она к нему попала, установить не удалось.
Спустя сутки доверенному лицу пациента Гесеева сообщили о смерти подопечного в результате аллергической реакции на медицинский препарат.
Дверь подъезда с пиканьем открылась, и Рома вышел на улицу, тут же съёжившись от холода. «Ох уж эти бабы! Выдумали себе праздник на ровном месте, иди теперь со сранья за цветами! Голова болит, надо взять таблеток…. Какого хрена снег?» — мысли, сменяя друг друга, раздражали всё больше.
Он вышел со двора и шёл вдоль улицы, жалея, что не надел зимнюю куртку: «Весна, блин… одно название». Ему предстояло пройти два квартала до рынка, где в «цветочном» ряду нужно было купить букет для Инны, его девушки, с которой они вчера сильно повздорили. Как это обычно и бывало, ссора произошла из-за какой-то мелочи, но раздувалась Инной до необъятных размеров (по крайней мере, так считал Рома). Потом он напился в баре неподалёку, и все остальные события не пожелали оставить в памяти никаких следов, кроме пульсирующей боли в голове и, как ни странно, в большом пальце правой ноги.
Международный женский день всегда сопровождается безумной суетой в таких местах, как это. Суматоха создавалась беспорядочным движением людей, в большинстве, конечно, мужчин, в разных направлениях, и Рома влился в этот хаос. «Да уж, через час тут такой беспредел начнётся, — думал он, на ходу спрашивая у продавцов о ценах на тюльпаны. — Хорошо, хоть базар крытый, снег не попадает». А март действительно решил стать зимним месяцем хотя бы на один день и завалить весь город снегом.
Спустя полчаса поисков оптимального варианта в сочетании «цена и качество» Рома, держа букет, тем же путём возвращался домой, теперь уже думая, что и перчатки было бы неплохо надеть при выходе — рука сильно замёрзла. Город проснулся и зашумел. Снегоуборочных машин не было видно, но они на славу поработали ночью, судя по всему, так как дороги и тротуары были очищены, и даже во дворе дома, где жил Рома, снег был аккуратно убран в сугробы. Уже подходя к подъезду, он подумал: «Разбежаться бы и прыгнуть в сугроб! Вот в этот, что побольше. Как в детстве! Эх!» Но, как обычно, приятные мысли перебились действительностью: «Но время не то. Да и вчера я тут вроде валялся уже... Блин, таблетки забыл». Такова была его основная проблема, как говорил Григорий Владимирович, врач-психолог, с которым с недавних пор Рома встречался два раза в месяц — мозг как будто специально ищет противовес для позитивных мыслей. Любые детали, домыслы и даже мрачные фантазии сгодятся, лишь бы убить положительный настрой. Над исправлением этого велась усиленная работа, хотя пациент не разделял энтузиазма врача.
«Так. Цветы купил. Надо что-нибудь сожрать, и потом поеду к ней. Сначала позвоню. Позвоню сейчас, а то сообщения не доходят. Наверное, в чёрный список закинула меня опять. Чёрт, вне зоны». Попытки упорядочить мысли потерпели крах, и Рома ходил из комнаты в комнату, бормоча под нос, что нужно искать выход. А выход был один — ехать к Инне.
Спустя час, теперь уже в зимней куртке, Рома стоял у подъезда дома, где жила Инна, пытаясь собрать свои мысли в ровный строй, формулируя их в речь, которую он произнесёт, глядя в глаза девушке: «Прости меня, пожалуйста. Я вчера, наверное, сказал много лишнего, и это было неправильно. Сегодня праздник, Международный женский день, и ты моя женщина, с тобой я… Что за бред?! Прости меня, пожалуйста. Я вчера, наверное, сказал лишнего, и хочу сегодня… сегодня хочу… Холодно сегодня, но не оттого, что снег выпал, а оттого, что ты не рядом и я обидел тебя, весь мир… Ну… Ладно», — он махнул рукой и решил, что будет импровизировать.
Код от домофона Рома запомнил ещё полгода назад, когда их отношения только начались, поэтому он легко попал в подъезд и поднялся на второй этаж. Гораздо сложнее стало достучаться до Инны, а точнее, это оказалось невозможным. В течение мучительно долгого часа он жал кнопку звонка, стучал кулаком и левой ногой в дверь, что-то говорил, стараясь не привлекать внимания соседей, при этом, чтобы его услышали внутри, но всё безрезультатно: её либо не было дома, либо она настолько обижена, что оглохла от своей обиды.
— Ну и иди в жопу тогда, — не заметив, что сказал это вслух, Рома бросил купленный букет на коврик перед дверью и отправился домой.
Он чувствовал, что ему надо выговориться, но человек, которому он мог бы обо всём рассказать, сможет принять его только на следующей неделе — встреча с Григорием Владимировичем назначена только на четверг. Дома снова началось хождение из комнаты в комнату, но так как их всего было две в квартире, это занятие достаточно быстро надоело, и парень плюхнулся на диван. Включил телевизор, затем выключил. Снова включил и стал переключать каналы, задерживаясь на каждом по десять-пятнадцать секунд, пока не наткнулся на знакомые кадры. Это был один из его любимых фильмов в школьные годы — «Зловещие мертвецы 2». На экране Брюс Кэмпбелл в роли Эша Уильямса хоронит свою невесту в лесу. Фильму удалось отвлечь Рому от терзаний, а потом и вовсе убаюкать.
Когда он проснулся, за окном уже стемнело, и теперь по телевизору показывали «Вспомнить всё», что оказалось отчасти символичным, потому что сам Рома решил всё забыть. Взяв бумажник и снова надев зимнюю куртку, он пошёл во вчерашний бар.
Все столики были заняты, видимо, в связи с праздником, поэтому Рома устроился за стойкой. Заказал пива и, когда бармен ставил перед ним кружку, заметил на себе его пристальный взгляд.
— Что-то не так? — спросил Рома.
— Нет, всё в порядке. У тебя как? Не помирились?
— Кто? С кем? О чём ты?
— А ты не помнишь? Вчера ты тут пил с десяти примерно, а потом, уже перед закрытием, пришла твоя подруга, и вы устроили здесь шоу. Сначала, конечно, вас никто не замечал, но вы стали так орать друг на друга, и нам пришлось попросить вас удалиться.
— Да ну? Охренеть, я ничего не помню. Значит, мы вместе ушли?
— Ну да, — бармен кивнул и направился к другой части стойки, откуда ему махала рукой ярко накрашенная блондинка.
Спустя три часа, когда в бумажнике не осталось денег, а в голове связных мыслей, Рома вышел из бара и поплёлся домой. Дорога заняла больше времени, чем обычно, потому что он несколько раз падал. Уже у подъезда он остановился и уставился на сугроб: «А вот прыгну. Как в детстве. И никаких таких мыслей». Он отошёл на несколько шагов и побежал вперёд. В этот момент показалось, что время замерло и он сейчас не упадёт в сугроб, а как залп салюта, полетит вверх. Пока его пьяный мозг был занят этими образами, он не успел вовремя среагировать и ударился правой ногой о бордюр и растянулся на снегу. Боль в большом пальце снова дала о себе знать, пронзив его с самого низа до кончиков волос на макушке. Лёжа лицом в снегу он вспомнил, что было вчера. Как они с Инной вышли из бара, громко ругаясь. Она шла немного позади, выкрикивая оскорбления, обвиняла его в несерьёзности и глупости. А потом он просто ударил её кулаком в лицо. Как вспышка — воспоминание о льющейся из носа крови. Вот она лежит без сознания, а он продолжает бить её правой ногой по рёбрам, по голове. Сейчас он даже отчётливо слышал хруст костей. В этот момент начинает сильно болеть большой палец правой ноги. Ещё один фрагмент: хватает её за волосы и тащит по асфальту к подъезду. Он хотел привести её к себе, вымыть и уложить спать, потом бы они помирились наутро. Но сил хватило только доволочь тело до подъезда и бросить с краю, чтобы не мешала при выходе. Ещё вспышка: он руками сгребает снег, скрывая под ним мёртвую девушку. Потом откуда-то взял кусок шифера и грёб уже им… Так вот же он, лежит недалеко. Значит, и Инна тут, где-то под ним, в сугробе. А он, как дурак, целый час ломился к ней в квартиру и терзался вопросом, где она и почему до неё невозможно дозвониться. Теперь всё встало на свои места. Рома улыбнулся и уснул.
Тимур Махмудов — родился в Алматинской области в 1989 году. Участник литературного фестиваля «Молодые писатели Казахстана», организованного Фондом СЭИП (2019 г.). В 2019-2020 гг. обучался в Открытой литературной школе Алматы (семинар прозы О. Трутневой). Живёт в Алматы.