Я взглянул окрест меня — душа моя страданиями человечества уязвленна стала

Алтынай Султан. «Отслойка». Альпина нон-фикшн, 2024

 

Тенденция рассказывать о ранее скрытой стороне женской жизни дошла и до Казахстана, где о беременности, родах и их последствиях открыто говорить не принято. А ещё пока что почти не проговаривается значительное расслоение современного общества и то, как оно сказывается на женщинах. Поэтому книга Алтынай Султан производит особенно сильное впечатление. 

Роман формально дебютный, но опыт у Алтынай в писательстве уже есть: за плечами у неё детская сказка (самиздат) и неопубликованный фэнтези-роман. Благодаря этому опыту, а также профессиональной редактуре её текст выглядит весьма уверенно. 

Интересно, что, хотя «Отслойка» заявлена как автофикшен и писательница смело делится личным опытом, не боясь показать свои слабости и противоречия, акцент в романе смещён с главной героини. Она скорее выступает в роли рассказчицы, проговаривающей не только собственную, но в значительной степени и чужую боль.  

История сама по себе незамысловата: благополучная молодая женщина, вторая беременность, внезапная отслойка плаценты. Так начинается путешествие героини романа, Саиды, по кругам родильного ада, воплотившегося в обычном роддоме № 1 города Алматы, когда Саиду на скорой привозят не в тот роддом, не к тому врачу. 

Привыкшая решать, что и как делать, Саида сейчас ничего не может, всё происходит то ослепляюще стремительно, то тягостно медленно. Единственное, что остаётся героине «Отслойки», — это ждать, терпеть и ничего не делать, словно она застряла призраком в доме, который живёт дальше без неё. И пока Саида ждёт, она становится невольной свидетельницей историй других женщин, тоже оказавшихся здесь. Но, в отличие от Саиды, для многих из них это была конечная точка — единственно возможный или максимально лучший выбор.

Алматинский городской роддом становится для женщин одновременно и местом, где все равны в своей боли, и пространством, где смешиваются культуры и языки, подобно Вавилонской башне, со всеми её радостями и печалями.

Здесь могут быть люди, не знающие русского (обычно приехавшие из области), казахского (обычно городские), или двуязычные (медсёстры, молодые врачи). Только здесь критически важно понять друг друга —  жизненно важно.

Этой сложной душевной работой — осознанием, пониманием — и занята Саида. В том числе буквально, потому что она шала-казашка, — русскоязычная, практически не говорящая на казахском языке. 

Сначала героиня романа не раз и не два проговаривает: «Меня не должно быть здесь, это не моё место. У меня должен быть лучший врач, в лучшем платном роддоме. Я не такая, как они. У меня хороший муж, хорошая свекровь, у меня есть образование. Я не такая». Саида осознаёт себя как человека из более высокого социального слоя, чем раздражает других персонажей (и порой читателей). 

Но эта отторгающая инаковость помогает Саиде по-другому видеть то, что для других является просто жизнью. А для неё — ужасающее насилие, боль, страх. Домашняя девочка с ужасом наблюдает, как могут жить женщины в той же стране, что и она, но такие «другие» женщины.  Ведь их бьют, насилуют, похищают, заставляют непрерывно рожать, эксплуатируют наравне с домашней скотиной.

Как это изменить, героиня романа не знает, не знают и врачи роддома, невольно относясь к пациенткам как бесконечной череде лиц с похожими трагедиями. И не дай Бог проникнуться жалостью к кому-то, отказаться от врачебного цинизма, потому что плотину прорвёт мгновенно, и врач, потерявший младенца, будет рыдать в подсобке, оплакивая и несостоявшуюся жизнь, и себя, и убитую горем мать.

За семь дней, пока длится действие романа, героиня постепенно проникается острым состраданием, и, что главное, деятельным. Теперь Саида видит свою новую задачу в том, чтобы рассказать истории тех, кто сам этого сделать не может. О тех, кто выйдет из роддома не в уют и заботу, как она, а в тяжёлые, неприветливые будни. Или о тех, кто не выйдет вообще. Или выйдет без ребёнка.

Отдельно надо сказать о яркой, видимой прямолинейности, даже подсвеченной физиологичности текста. В романе постоянно писают, какают, кормят, кровоточат, болеют, ходят грязными. Женские тела здесь открыты всем, их постоянно трогают, щупают, зашивают. В одном эпизоде по назначению врача для облегчения болей женщина пытается вставить в себя огромный презерватив с замороженной водой, но не может, и ей буднично помогает медсестра. В роддоме тело женщины становится достоянием всех: нет личных тайн, нет уединения, нет времени на стыд.

В современной казахстанской литературе я впервые вижу такую ошеломляющую степень откровенности. Надо сказать, что смело причисляю «Отслойку» к казахстанской литературе, хотя книга издана в российском издательстве «Альпина». Однако не так важно, где издана книга, когда весь её текст буквально кричит о типичных проблемах конкретной страны.

Очень показательно, что роман стал громким литературным событием, а книгу обсуждают в русскоязычном (и не только) пространстве. Это свидетельствует о том, что казахстанское общество, традиционно склонное к патриархальным ценностям, постепенно начинает открыто говорить о проблемах женщин.

И поэтому «Отслойка» Алтынай Султан — это не только заметное художественное произведение, но и призыв к действию, который может стать ещё одним шагом к важным социальным изменениям в Казахстане.