Жопокрыл и те, кто с ним. Продолжение

31. Предчувствие

 

На утренней тренировке стояли все. Накануне вечером Плечеглаз предупредил воинов, заступающих в ночной дозор, чтобы утром тоже прилетели на тренировочную поляну.

— Вчера я получил донесение из северного стора, — начал старший воин. — Переговоры с укрогами не состоялись.

Воины загудели и стали переглядываться друг с другом.

Плечеглаз продолжил:

— В назначенное время представители укрогов не явились. Мы не знаем причины, но уже ясно, что их намерения далеки от доброжелательных. Так что… — он сделал паузу. — Готовимся к войне.

Удивлённый вздох воинов завис в воздухе.

— К нам летят трое воинов с запада. Будут сегодня к вечеру. Кто сменился с дозора? — Он пробежал взглядом по шеренге воинов. — Зубобок, Шеехвост и ты, Ротоног, подготовьте им спальные места. И разместите, как прилетят.

Названные воины кивнули.

— Как прибудет пополнение, в дозоры заступать будем строго по двое, только на границе с умни по одному. Они нас хорошо прикрывают, так что оттуда опасности ждать нечего. На каждом посту выставить звукобои[1], чтобы, в случае нападения, незамедлительно подать сигнал. Полная военная экипировка — клинокнуты, ножи, арбалеты.

Воины внимательно слушали, но чувствовали нарастающую тревогу.

— Ротоног, к сожалению, твой отпуск отменяется.

— Но… — вырвалось у Ротонога.

— Ты нужен здесь. Каждый воин на счету, — продолжил Плечеглаз.

И Ротоног смиренно опустил взгляд.

— Утренние тренировки отменяются. Поддерживать боевые умения будете на постах с тем, с кем заступаете в дозор. Силовые упражнения, ближний бой, стрельба из арбалетов — всё повторяйте и оттачивайте, не покидая своих позиций. Облёт территорий — каждый час. Каждые три часа — проверка дальних точек границы. — Он ходил вдоль шеренги, и складка на переносице всё больше проявлялась. — Оружие почистить, наточить. При себе всегда иметь огненные камни[2], противоядие, сок скулит. — Плечеглаз замолчал, будто вспоминая что-то. — Своевременно пополняйте запасы и воду на постах. Если заметите врага, дайте сигнал. В бой не вступать до прилёта подкрепления. 

Он остановился и обвёл глазами воинов.

— Ваше внимание, сосредоточенность и быстрота могут спасти много жизней, помните об этом! И да поможет нам Туписоб! А теперь летите на завтрак.

Воины как будто не услышали последней фразы — стояли и взволновано смотрели на старшего воина.

— Я знаю, вам не по себе… Мне тоже…. И я тоже боюсь… — Он замолчал, обвёл взглядом воинов, вздохнул и продолжил: — Но мы воины, и наш долг — защищать! Это мы и будем делать, — Плечеглаз чуть заметно кивнул.

Воины закивали в ответ и стали подниматься над поляной.

***

Розовоноска летела к говорящей с духами за новой порцией настоек для матери. Прошло три дня с приступа красной лихорадки, но слабая ещё Синегрудка оставалась в постели. Мягкий, тёплый ветерок обдувал неторопливо парившую Розовоноску. Она хоть и любила мать, но та только и делала, что раздавала приказания и изводила разговорами о жёлтой туре, которою Розовоноска ещё ни от кого не приняла. Поэтому, вырвавшись из дома, она не спешила, а с наслаждением медленно летела через деревню, приветствуя знакомых, спускаясь к тем, кто интересовался здоровьем матери, и принимая фрукты и выпечку для больной.

Дверь дома почтенной была открыта. Розовоноска вошла. Аромат трав, специй и забродивших овощей ударил в нос, и Розоновоска поморщилась.

Вышедшая из кладовки Светлоглазка улыбнулась:

— Ну, не вороти так нос. Не сильно-то и пахнет.

— Хорошего дня, почтенная! Нет, не сильно. Просто запах необычный, — ответила Розовоноска, потирая нос.

— И тебе хорошего! Это я вывариваю подкисшие краялони и синку[3]. У Краснощёчки сыновья животами мучатся. А с этой настойкой всё быстро проходит.

— Мне кажется, тут от одного запаха всё пройдет, — заулыбалась Розовоноска.

— И то правда, — подтвердила Светлоглазка.

И обе рассмеялись.

— Ладно, пойдём, — успокоившись, позвала почтенная, направляясь на кухню.

Стол, стоявший посередине небольшой комнаты, был уставлен чашками, бутыльками, мисками. Пучки разнообразных трав, сушёных и свежих, теснили корешки и соцветья необычных форм и расцветок. На печке в двух кастрюлях кипели, издавая булькающие звуки, отвары. Массивные шкафы по периметру двух стен, помимо посуды, были заполнены сосудами разных размеров, мешочками, чашами с порошками, ступками, деревянными колотушками, мотками разноцветных нитей, тканевыми отрезами.

Влажный, тёплый воздух, пропитанный кислым ароматом, обволок Розовоноску, и ей сразу стало жарко.

— Вот! Бери! — Светлоглазка взяла со стола небольшой кувшинчик, плотно закрытый пробкой, и передала Розовоноске. — Пусть пьёт по полстакана после еды. Мазь для растирания ещё есть?

— Да, — ответила Розовоноска, принимая кувшин.

Светлоглазка подошла к печке, взяла ложку с длинной ручкой и стала помешивать варево в кастрюле.

Розовоноска поставила кувшин в небольшую корзинку, которую взяла с собой, потеснив фрукты и выпечку, вынула два пустых кувшинчика:

— Возвращаю вам пустые.

— А, да, милая, поставь на стол или лучше в шкаф. Там, рядом с чёрной ступкой, — почтенная указала ложкой на шкаф на противоположной стене. Светло-коричневые тягучие капли сползали с ложки и разбивались уродливыми кляксами на полу. — Вот-вот, ага, — одобряюще кивала Светлоглазка, следя за тем, как Розовоноска ставит пустые кувшины рядом со ступкой к уже стоящим там трём кувшинам.

Вдруг почтенная замерла, вытянулась, став ещё прямее и выше, взгляд её остекленел. Все в деревне знали — в такие моменты Светлоглазка погружалась в другой мир, говорила с духами или видела картины будущего.

Розовоноска тоже замерла, не зная, что делать. Она только однажды видела это отсутствующее выражения лица и застывший взгляд у почтенной. Тогда они были на дойке сиха на виноромовом[4] поле. На отдыхе, когда большинство сборщиков уселись на траву, пили и перекусывали тем, что взяли с собой, разговоры и смех вдруг стихли — все смотрели на Светлоглазку. Она сидела неподвижно, отсутствующий взгляд был устремлён вдаль. Розоновоска, ещё девчонка, хотела спросить у матери, почему все затихли. Но Синегрудка цыкнула на дочь, чтобы та замолчала. Через некоторое время, очнувшись, Светлоглазка начала искать кого-то глазами среди сидящих умни. Взволнованная, она вскочила, губы дрожали, в глазах появились слёзы.

— Быстро летим в деревню! — крикнула она, взмахивая крыльями.

Все повскакивали со своих мест, бросили баллоны с сихом и полетели следом за почтенной.

В тот день в пекарне случился пожар. Прилетевшие стали помогать тушить огонь, охвативший уже половину здания. В том пожаре погибли трое — родители Белохвостки и любимый Оранжеволобки, тётки Розоновоски. Через два дня они должны были обменяться друмами.

Вот и сейчас, смотря на застывшую Светлоглазку, Розовоноска внутренне сжималась от страха. Что же увидит говорящая с духами?

Ярко-синие большие глаза часто заморгали — Светлоглазка приходила в себя. Она сделала пару шагов, оперлась на стол, голова опустилась, и, вздрогнув всем телом, почтенная шумно выдохнула.

— Почтенная, с вами всё хорошо? — несмело, почти шёпотом спросила Розовоноска.

Светлоглазка подняла голову, полные слёз и печали глаза посмотрели на Розовоноску.

— Ничего, милая, ничего! — Голос почтенной дрожал, она прикрыла рот рукой и замотала головой, будто-то не веря чему-то.

— Что с вами? Вы что-то увидели? — напуганная Розовоноска не могла двинуться с места.

— Всё будет хорошо. Лети домой, Рони. — Почтенная сделала паузу: слова давались ей с трудом. — Следи, чтобы Синегрудка пила настойку… Лети, милая… мне нужно отдохнуть.

После этих слов говорящая с духами выпрямилась и, больше не говоря ни слова, вышла из кухни.

По пути домой Розовоноска мысленно возвращалась к полному тревоги лицу Светлоглазки. Что же такого страшного могла она увидеть? Что её так поразило? Чего ждать теперь? И отразится ли это на них с Жопокрылом? Ведь она скучает по нему так сильно. И уже не представляет жизни без этого милого тупи.

 

32. Подруга

 

— Рони, хватит страдать! — Белохвостка сидела на массивной ветке словобога и болтала ногами. — Он же написал, что всё понимает и скучает.

Розовоноска стояла на той же ветке, ближе к стволу, и смотрела на край леса на западе.

Этот словобог с детства был излюбленным местом для подруг. Расположенный недалеко от дома Розоновоски, он служил им местом уединения или спасения, когда Синегрудка была чем-то недовольна.

— Мы опять не встретимся. Мама только вставать начала. Я же её не брошу. — Розоновоска еле сдерживала слёзы.

— Ты мне, что ли, объясняешь? — удивилась Белохвостка.

— Нет, — Розовоноска присела рядом с подругой, — я скучаю по нему. Ничего не могу с собой сделать, вспомню его глаза и…

— Рони, хватит! Я больше не могу слушать, как он на тебя смотрел, и как он то, и как он сё. Великий Умнисоб, верни мне прежнюю Рони!

— Перестань! — Розовоноска стукнула подругу кулаком в плечо. — А ты злая! Вот влюбишься, я на тебя потом посмотрю.

 — Посмотри, посмотри!

Розовоноска глубоко вздохнула и опустила голову на плечо Белохвостки.

— Ну чего ты? — Белохвостка обняла подругу. — Слушай, ну хочешь, я его дождусь и всё объясню? Скажу, что Синегрудка ещё слабая и ты боишься её оставлять. Скажу, что даёшь ей настойки, растираешь, готовишь супы. — Розовоноска слушала и кивала. — Скажу, что ты хорошая дочь. Скажу, что ты так в него влюбилась, что уже замучила своими восторгами лучшую подругу.

Розовоноска отпрянула от Белохвостки, а та соскочила с ветки и полетела к дому подруги, продолжая говорить:

— Скажу, что она день и ночь о тебе только и думает!

Розовоноска от возмущения вздохнула и закашлялась, а потом тоже соскочила с ветки и полетела за Белохвосткой, возмущённо крича:

— Бехи! Ах ты…

А Белохвостка, хохоча, продолжала:

— Скажу, скажу!

***

Это были беспокойные дни. Жопокрыл и остальные воины наводили порядок на постах, обновляли арсенал, вводили в курс новичков. Повышенное внимание и частые облёты приграничной территории отбирали много сил, и после дозора некоторые даже не ели, а сразу шли спать.

Но даже при новом тяжёлом распорядке Жопокрыл настоял на том, чтобы продолжать строительство поста на границе с умни, обосновав это тем, что, если начнётся война, всегда пригодится ещё одна точка для передышки, наблюдения или пополнения запасов. И оценив все доводы Жопокрыла, Плечеглаз дал разрешение закончить уже начатое.

Настил для пола был закончен. Жопокрыл сидел на краю и подпиливал неровный край

выпирающих балок, чтобы придать конструкции полукруглую форму.

Солнце, пробивающееся сквозь листву, нещадно жгло голову и руки. Обливаясь потом, он сосредоточенно пилил, не переставая думать о Розовоноске. Вспоминал, как они тёрлись носами, и всё внутри переворачивалось. Её растерянный взгляд и смущённая улыбка перед тем, как улететь, вызывали в нём столько тепла и любви к этой чудной умни, что он сам удивлялся, что способен на такие чувства. Надежда на то, что через час они встретятся, заставляла работать усердней и быстрей.

Скоро полукруг площадки был готов. Зазоры между балками нужно будет ещё заделать глиной и выровнять, но основная работа уже сделана. Жопокрыл быстро собрал инструменты, сложив ближе к стволу. Попрыгал по всей площадке, проверяя прочность настила, и, удовлетворившись тем, что нигде нет проседаний и конструкция крепкая, со спокойным сердцем полетел на озеро.

Прохлада воды остужала разгорячённое тело, и Жопокрыл блаженно лежал на глади озера, всматриваясь в голубое небо с рядом белоснежных облаков. Он рассчитывал освежиться до встречи с Розовоноской и предстать перед любимой бодрым и чистым. А может, и её потом соблазнить поплавать вместе.

Обсыхая, сидя на песке, он никак не мог решить, говорить ли Розовоноске о приближающейся войне. С одной стороны, нападений не было, война не объявлена, стоит ли её тревожить? И наверняка старшие воины тупи связались со старшими умни, предупредив об опасности нападения. С другой стороны, он не хотел, чтобы его любимая была в неведении, что угроза существует.  А вправе ли он разглашать умни такие сведения — тоже вопрос. Жопокрыл глубоко вздохнул, не зная, как разрешить эту дилемму.

Солнце заметно опустилось к горизонту. А Розовоноски всё не было.

Жопокрыл оделся. Походив по берегу, уже собирался писать записку, как услышал шорох в зарослях раскилока. Улыбаясь, он быстрым шагом направился на звук, но резко остановился. Раздвигая большие веерообразные листья, ему навстречу вышла… не Розовоноска.

Он смотрел на умни, смутно понимая, что уже где-то её видел. И вот догадка озарила его лицо.

— Ты, это… наверное, Белохвостка. Э-э-э… Привет! — улыбнувшись, поприветствовал Жопокрыл.

Белохвостка смутилась от неожиданности, увидев перед собой Жопокрыла, но его доброжелательная улыбка её успокоила.

 — Привет! А ты — Жок, нахальный тупи, который заморочил голову моей подруге? — осмелевшая Белохвостка прошла мимо Жопокрыла, направляясь к воде.

— Я нахальный… заморочил? — Он пошёл следом.

— Ты, ты! Но знай, — она резко обернулась, — если её обидишь, я тебе крылья вырву и… и… потом…

— И? Я вроде бы ещё ничего такого ужасного не сделал, чтобы так меня стращать, — он немного повысил голос, чтобы сбить натиск Белохвостки. Но видя, что умни растерялась и не знает, что сказать, продолжил уже тише: — Где она? Что-то случилось?

Видя искренний и обеспокоенный взгляд Жопокрыла, Белохвостка сдалась:

— Ничего не случилось. Синегрудка ещё слаба, и Рони боится её одну оставлять. И потом, мать у Рони строгая, из дома без её ведома не отлучишься. Поэтому она меня послала тебе всё объяснить.

Он с облегчением выдохнул.

— Я рад, что с Рони всё хорошо и её мама поправляется. Ведь ей уже лучше?

— Да, лучше, — подтвердила Белохвостка. — А у тебя всё нормально?

— У меня? — удивился Жопокрыл.

— Ну под глазом, — Белохвостка указала рукой на его лицо. — И губа.

— А, это. Да, всё хорошо. Просто упал неудачно.

— Ага! У меня брат тоже так часто падал, особенно когда его кто-то задевал, — заметила Белохвостка.

Жопокрыл засмеялся.

— Мне Рони рассказывала, что тебя не проведёшь. Подтверждение на лицо.

— На лице! — уточнила Белохвостка.

И они оба рассмеялись.

Потом, сидя на берегу и разговаривая, Белохвостка заметила: как меняется голос Жопокрыла, когда он спрашивает о Розовоноске, как оживляются его глаза, когда вспоминает что-то, что с ней связано, как внимательно слушает и улыбается, когда Белохвостка говорит о подруге — всё это подтверждало искренность его чувств. И хотя до встречи она ревновала и думала, что он не тот, кто нужен или достоин Розовоноски, но, пообщавшись с Жопокрылом, поняла, что ошибалась.

И уже прощались они друзьями. Он благодарил Белохвостку за то, что прилетела, желал здоровья Синегрудке, смущаясь и краснея, просил передать Розовоноске, что он скучает и надеется на скорую встречу.

***

— Вблизи он действительно ничего. — Белохвостка деланно закатила глаза, пока Розовоноска бесилась от нетерпения, пытаясь скорее узнать подробности разговора с Жопокрылом.

— Бехи, я тебя сейчас убью!

— Тогда ничего не узнаешь, — невозмутимо отвечала Белохвостка.

— Ты мне угрожаешь? — Розовоноска прищурила глаза.

— Это ты мне угрожаешь! И это вся благодарность за то, что я летала на озеро по такой жаре, пряталась от наших граничных воинов, а домой вернусь — точно получу нагоняй от тётки, что рано с работы улетела?.. Как ты можешь, а ещё подруга.

— Ну, Бехи! Перестань, — чуть не плакала Розовоноска. — Что он сказал?

— Ладно, расскажу. Только налей мне компота из якри.

Они сидела на кухне в доме у Розовоноски.

— Вот держи! — Розовоноска подавала стакан, до краёв наполненный красноватым ароматным напитком.

Белохвостка сделала глоток и довольно улыбнулась. Розовоноска смотрела на подругу. Белохвостка молчала, медленно смакуя компот.

— Я тебя точно убью! — не выдержала Розовоноска и, бросившись на Белохвостку, начала её щекотать.

Заливисто хохоча, уворачиваясь и разливая оставшийся в стакане компот, Белохвостка пыталась отталкивать потерявшую терпение Розовоноску. 

— Ладно, ладно, всё! — выставила руки перед собой Белохвостка, — Он скучает… очень.

Розовоноска немного отступила назад.

— Он только и говорил, какая ты замечательная. Вообще он мне понравился.

Розовоноска улыбнулась.

— Хотя с лицом сейчас у него не всё в порядке.

— Что? А что у него с лицом? — встревожилась Розовоноска.

— Не сказал. Но точно подрался. Синяк под глазом уже сходит, но ещё заметный, и губа тоже была хорошо разбита, сейчас рассечение затягивается, но, наверное, шрам останется.

Розовоноска ойкнула.

— Да не переживай! Я столько раз такое видела. Братец мой, тот ещё задира, частенько домой приходил с синяками да ссадинами. Светлоглазка два раза сломанный нос выправляла, и даже ухо ему ломали. А у Жока не так всё страшно.

Разовоноска с облегчением выдохнула.

— А что ещё он говорил?

И Белохвостка в подробностях пересказала весь их разговор.

Было видно, как же Розовоноске хотелось самой поговорить с Жопокрылом, побыть с ним наедине. Она улыбалась всякий раз, когда подруга произносила его имя. Жок передал, что если через три дня Розовоноска не сможет прилететь на встречу, то он оставит записку.

Их разговор прервал крик Синегрудки.

Зайдя в комнату к больной, подруги увидели, что она сидит в кровати и смотрит на разбившийся кувшин. Красноватая жидкость большой лужей растекалась по полу около кровати.

— Рони, прости, не удержала!

— Ничего мама, я уберу.

— Хотела налить себе в стакан и даже не поняла, как кувшин из рук выскочил, — оправдывалась Синегрудка.

Розовоноска с Белохвосткой стали подбирать осколки кувшина.

— Мама, не переживай. Всё хорошо.

— Бехи, что ты с ней сделала? — переключилась на Белохвостку Синегрудка. — Она тут как тень ходила. Злилась на всё. А ты прилетела — и другая умни стала.

— О, это я умею! — улыбалась Белохвоска. — Главное — пересказать интересный разговор, — она посмотрела на Розовоноску и подмигнула ей.

— Интересный? А какой, про что? — оживилась Синергудка. — Я знаю, вы там шепчетесь постоянно… Что, может, скоро и друмами с кем-то обменяетесь?

 — О, великий Умнисоб! Мама, ты опять? — Розовоноска закатила глаза и, качая головой, пошла к двери.

— Рони, куда ты? — кричала ей вслед мать.

— Да за тряпкой я! — улыбалась Розовоноска.

Белохвостка тоже выскочила за дверь. И, оставшись в одиночестве, Синегрудка услышала звонкий смех подруг.

А за окном солнце прятало последние лучи, почти скрывшись за горизонтом. И, смотря на бледнеющий красные мазки на пушистых облаках, Синегрудка улыбалась, чувствуя, как болезнь отступает, и радуясь молодости и беззаботности дочери и её друзей.