Рассказы

Друг детства

 

Целая процессия следовала за Экихроном к Мельничьему тупику, где явило себя проклятое существо. Капитан тащил за собой отряд дружинников; рядом брели хозяева злополучного дома и домов окрестных; с полей набежали подростки, а следом спешили их старшие; дочка ведуньи растирала в ладонях полынь. Ветер метался, как душа сборщика податей.

У тупика капитан остановил толпу и разомкнул кольцо караульных для Экихрона. Двумя перстами он указал на покосившуюся мазанку.

— Видите его? Там, в дверном проёме.

Экихрон подошёл поближе и прищурился: вроде бы медвежий детёныш, но...

Отродье сидело абсолютно неподвижно. Шерсть его светлая — не как кора дуба, а как сердцевина. Лапы ею полностью закрыты, даже не видно когтей. Челюсть неестественно втянута — словно рот младенца, а не пасть зверя. Глаза мелкие, чёрные, без зрачков. На брюхе шерсть съедена большим, ярко-алым шрамом — возможно, клеймом.

Капитан тоже приблизился и сказал вполголоса:

— Так и застали его — на пороге. Я вспомнил, как вы обошлись с крадущейся тенью — приказали не спускать с неё глаз. Так и тут мы дозор выставили, и тварь с места не сходит. Вот только... — Он подал знак дружинникам и, наклонившись, гаркнул детёнышу в лицо: — Хой!

Ничего.

Снова:

— Хой!!

Глаза отродья вспыхнули красным. Словно ворона, подражающая жаворонку, оно изрекло отвратным хрипом:

— А-и-ла-у-ю!

Посох подался вперёд в руках Экихрона, и всполохи огня спиралью вознеслись по древку. Капитан же отпрянул, как муха.

Чудовище замерло. Дружинники выдохнули. Экихрон провёл ладонью по древку и усмирил посох.

Он не торопился раздавать указания, а погрузился в раздумья. Едва уловимая связь почудилась ему между проклятиями — сегодняшним и теми, что он одолел ранее. Их будто придумали одним днём.

Медведь на пороге... Порог... Это как-то похоже на зачарованные двери в городскую прачечную. У проходящих сквозь них подгнивали ногти и ноздри, на сгибах локтей вырастали лишаи, а потом даже кости переставали выдерживать собственный вес.

Медведь... Это связано с пчёлами, собравшими нектар в околдованной роще. Свечи из их воска пожирали радость окружающих, обрекая жертв на непроходящую скорбь или летаргический сон.

Пусть ещё не было понятно коварство, в этом медвежонке сокрытое, но Экихрон не сомневался: перед ним сидело очередное лиходеяние постылого Морока.

Морок-скверносилец,

Морок-смолокров,

Морок-мраколепец,

Морок-страхозов...

Три столетия Экихрон оберегал людей от его козней — как Акихрат до него и Орихрадем до того. За весь этот срок не случалось двух одинаковых напастей. Не разведать было угрозу, пока она не начнёт уносить жизни. И только сегодня его впервые посетил робкий блеск озарения, дающий надежду понять и предвосхитить.

Как проявит себя этот омороченный детёныш? Возможно, Экихрон смог бы предугадать, будь у него время перечитать архив Звёздного города и собрать полный перечень свидетельств. Но прямо сейчас безответственно пускаться в такие изыскания. Чудовище уже сидит на пороге, а хозяева дома вынуждены ночевать на мельнице.

И тут он вспомнил, как главная архивариус нахваливала ему новоприбывшую школярку Зиндару, призывая взять ту в ученицы. Эта чужестранка, мол, буквально жила в архиве Центральной Канцелярии, пока не добилась разрешения выносить рукописи. Быстрее всех могла дать ответ по делам тёмным и проклятым. Поговаривали даже, что она сама была магичкой и наперёд знала, куда ударит молния или когда кто-то забеременеет.

Экихрон осознал своим долгом призвать её на помощь, хотя его и беспокоило, как не остаться потом в долгу перед ней.

 

Верхний город карабкался на Звёздный холм террасами и колоннами. Дома встречали гостей мрамором. Одинокая круглая башенка, куда направлялся Экихрон, врастала в обрыв, словно клык. Её верхний ярус опоясывало сплошное окно, как венец маяка.

Рядом с дубовой дверью без ручки висел колокол и табличка: «Позвони и жди. Если срочно — позвони дважды. Если кто-то умирает — позвони трижды. Если Экихрон, то ты опаздываешь!»

Сердце Экихрона дёрнулось на последних словах. Он непроизвольно оглянулся, прежде чем позвонить.

Одна из рам третьего этажа распахнулась, и оттуда выглянула девушка с туго собранными чёрными волосами и смуглой кожей. Её рот раскрылся, но слова не выпали — она просто таращилась.

— Э-э, секундочку! — всё-таки выдавила она и спряталась обратно. А потом выглянула ещё раз, но нет, Экихрон никуда не ушёл.

Дверь открылась, и Зиндара предстала перед ним в дублёном фартуке — под цвет лица.

— Удивительно, юная леди, вы застали меня врасплох, хотя это я пришёл к вам, а не вы ко мне, — улыбнулся Экихрон и кивнул в сторону таблички.

Зиндара захихикала и прикрыла рот рукой:

— Ой, а это я просто. Я думала: вот будет умора, если мимо меня однажды пройдёт Экихрон и прочтёт это!

— Допустим, что так. Но всё равно я чувствую себя в неловком положении. Вам, очевидно, хорошо известно, кто я такой, а я очень мало знаю про вас.

Зиндара подняла плечи и увела глаза в сторону.

— Э-э... да. Но тут в двух словах не расскажешь. Пройдёмте же тогда внутрь.

При входе Экихрон увидел странный механизм из двух железных колёс — одно позади другого. Их соединяла рама с натянутой на шестерёнки цепью и торчавшей педалью. Такие могли использовать для пыток, но пока что он промолчал.

Первый этаж был отведён под кухню и хранилище. Второй — заперт. На третьем окна смотрели и на залитые солнцем сады, и в даль за северные стены — на речку, маки и поля гречихи.

Пять столов вдоль окон были завалены свитками. Из-под ближнего выглядывал воздушный змей, а на нём — моток бечёвки с привязанным медным ключём — видимо, такой противовес.

Потолок уходил конусом вверх. На подпирающих балках висели гирлянды трав, полотенца и поддетые на крюки шкафчики, угрожавшие Экихроновой макушке.

Зиндара выдвинула гостю стул.

— Промочить горло? Да, сейчас. Может, отварить вам кипрея? С шиповником или смородинами. Есть имбирный корень с мёдом. Это в чай или отдельно. Надо притащить красное вино снизу... Или я могу взять пива из харчевни в конце улицы. Было бы круто угостить вас кофе, но я так и не придумала, как запустить кофе-машину.

— А может, просто отвар ромашки? — подмигнул Экихрон. Ритуалы гостеприимства неотъемлемы, но проклятия ждать не будут.

Зиндара поднесла руку к спиртовой горелке. Щелчок — и прозрачный огонёк спрыгнул на обугленный фитиль. Экихрон изумился, что она даже не попыталась скрыть магию.

Наконец она уселась, и, прежде чем Экихрон успел повторить вопрос в новом ключе, бросилась рассказывать:

— Я здесь совершенно случайно и не по своей воле. Меня втянуло в спонтанную червоточину. Такие могут перенести человека между Вселенными. Теперь я ищу, как вернуться назад. Но дело это не быстрое, так что вот, обживаюсь, — она развела руками.

Экихрон кивнул. Ему не приходилось слышать о червоточинах, но он бы куда меньше поверил в историю о побеге от мачехи колдуньи или об одинокой жертве кораблекрушения. Видал он таких «жертв».

— Вижу, вы успели прихватить в спонтанную червоточину немало вещей. Двухколёсное металлическое устройство на первом этаже, среди прочих.

— Я ничего не успела прихватить. — Зиндара не смутилась, а просто покачала головой с сожалением. — Это всё появилось уже потом. Мой дом, видимо, разбросало по пространству и времени, и мои вещи иногда возникают в самых разных уголках.

— Я сочувствую такому... положению вещей.

— Да ничего, я научилась предсказывать этот хаос.

Из Экихрона вырвалось невежливое «хм!».

— Хаос.... Хаос нельзя предсказать. Такова его природа.

— Я могу.

Тут Экихрон закрыл глаза на мгновение, чтобы не показывать, как он их закатил.

— Если вы можете его предсказать, то это не хаос. Я уже не одно столетие...

— Хорошо, — перебила Зиндара, — я не борец с началами мироздания, мне просто некомфортно, когда мой унитаз продают на ярмарке, а потом выставляют в качестве скульптуры.

— Унитаз?

Зиндара вздохнула.

— Ну туалет. То, на чём сидят. Он и правда красив, если не вдаваться в предысторию: лоск, плавные формы, загадочный механизм спуска... Дюшан пришёл в восторг и выкупил себе в музей.

Экихрон отметил про себя, что следует наведаться туда. Любопытно, как представлена выгребная яма.

Зиндара продолжила:

— Я нашла закономерность. Вот, в следующем месяце жду двуспальную кровать. С возничим уже договорилась и шестигранники выковала. Может, даже подушки ухвачу, но там погрешность большая — они слишком лёгкие.

Экихрон бросил взгляд на медную кастрюльку, в которой уже закипал отвар, и Зиндара поспешила процедить его в кружку. Забавно, что её волосы на затылке скреплял узел бечёвки — два неравных конца свисали под пышными кудрями. Знать, правду говорит про червоточину — наши бы какую-никакую, но ленточку бы нашли.

— Я удивляюсь, как вы за всем успеваете изучать тёмные чары и проклятия. — он задумчиво сказал в потолок.

Она оглянулась:

— Уважаемый Экихрон, для человека, который очень мало знает обо мне, вы знаете обо мне слишком много!

— Кажется, вы притягиваете к себе столько внимания, что через третьи руки здесь оказалось даже моё.

Зиндара, сдерживая улыбку, поднесла ему кружку и уставилась прямо в глаза.

— Козни Морока сбивают мою экстраполяцию. Наверное, он тоже приносит что-то из иных миров. После каждого проклятия я еду изучать, что он там такое наслал, чтобы скорректировать расчёты.

— Если вы сейчас отправитесь со мной в Мельничий тупик, вы сможете увидеть его последнее лиходеяние, а ваши знания будут мне в угодную помощь.

— Новое лиходеяние? — Зиндара обмякла. — Ну вот и перехватила я кровать...

Она подобрала со стола бумажку, поморщила на неё нос из стороны в сторону, и, скомкав в шарик, запустила ногой под крышу.

— Чёрт бы его побрал! Если они с ним не одно и то же, конечно.

 

У злополучного дома на бревне сидели трое стражей. На догорающем костре тлела можжевеловая ветвь.

Отродье сменило позу — теперь лежало на спине, лапами кверху.

— Его сдуло ветром, — пожал плечами дружинник и зевнул.

Но Экихрон знал, что на самом деле кто-то не вовремя отвернулся.

Подходя к крыльцу, Зиндара закрыла рот рукой. Экихрон понимающе кивнул и похлопал её по спине. Это тяжело — видеть изуродованного зверя, чувствовать неправильность в самом воздухе, стоять рядом с замороченной плотью.

— Встречались ли тебе упоминания похожих проклятий? — аккуратно осведомился он.

Но вместо ответа Зиндара, словно зачарованная, зашагала к зверю. Экихрон не успел набрать воздуха в грудь, а отродье уже оказалось у неё на руках.

— Стой, безрассудная!

— А-и-ла-у-ю, — захрипело животное.

А Зиндара поцеловала его в лоб и прижала к груди, как младенца.

Экихрон отступил назад и замахнулся посохом. Неужели того Морок и хотел? Чтобы Экихрон — старый мудрый Экихрон, коривший других за необдуманные решения, — чтобы он сам привёл хитрому Мороку магичку в услужение?

Стражи вскочили, мечи наголо. Зиндара залилась смехом и не торопилась защищаться.

— Вы что, это же Бамси! — выставила она вперёд медвежонка. — В пять лет я не расставалась с ним, пока батарейка не протекла. Не могла уснуть без него. Это мой лучший друг! Он не проклятый, просто потерянный, — она поправила чудищу чёлку. — Может, слегка неказистый, ну так он и не унитаз.

Сердце Экихрона всё ещё колотилось. Дружинники ждали, чтобы он подал знак.

— Хаос нельзя предсказать... — пробормотал он себе под нос, опуская посох.

Акихрат и Орихрадем, наверное, хватались за головы, если из мира мёртвых им были видны эти его наивные попытки понять логику Морока!

Зиндара усадила медвежонка на колоду и хлопнула в ладоши. Тот снова проскрипел: «А-и-ла-у-ю».

— Он вас любит, — улыбнулась она.

 

 

Б

 

Клавиша Б с заботой и бескорыстием служила пользователю. Пользователь же был увлечён таинственной незнакомкой и писал: «буду ... любимая ... улыбку ... обожаю ... губы ... бьётся ... быстрее ... бегу ... бабочки ...» Остальные слова Б видеть не могла, потому что они не содержали эту букву. Но ничего, Б чувствовала такую близость, что интуитивно заполняла все пропуски.

Все, кроме имени девушки. Она тогда вздыхала и объясняла себе, что таков удел кнопки — как бы ни пылал её светодиодик, ей положено знать лишь малую толику жизни хозяина. И быть благодарной, что его жизнь так увлекательна.

Ночью Б грезила о баобабах Барбадосса, но иногда вскакивала со щелчком: «Любовь — это тоже имя! А что, если её так и зовут?! Но нет, он бы тогда писал её с большой буквы».

«Прими уже свою судьбу! — наставляла Ё. — Бесполезно искать истину снаружи, обрати взор внутрь, и тебе откроются все секреты мироздания».

Ё так говорила, потому что пользователь в принципе не знал о её существовании. А у Б же теплилась надежда: в текстах иной раз проскальзывали «сабфир» или «кабкан», а то и «побобрить бороду» — может, однажды лишняя «б» закрадётся и в имя девушки? Хозяину ничего не стоит, а для неё это будет самый счастливый день.

В нетерпении Б решила пойти к старухам-отшельницам — Scroll Lock, Pause и Break. Это было рискованно. Они давно никем не нажимались и скверные байки ходили про них на цифровой клавиатуре.

«Не ходи, только не к ним, погубишь себя!»  —  умоляла соседка Ю.

«Из-за чего сыр-бор, это же самое обычное имя?» — недоумевала Л.

«Ах, как же нам подсказать его тебе?»  —  издалека подмигивала Я.

Вслух — нельзя. Однажды такая попытка накрылась синим экраном и привела к замене оперативной памяти.

Старухи жили на холме, Num Lock указала дорогу. Путь лежал через косые черты, а все стрелочки показывали назад. Б было боязно, но она дошла.

— Хорошо, — Break нарушила молчание.

— Мы исполним твоё желание, — подхватила Pause.

— Но учти, что наша магия древняя, — сказала Scroll Lock после паузы.

— Из тех времён, когда сказки не оканчивались счастливо.

— Ты узнаешь имя возлюбленной.

— Но умрёшь через семь дней.

Светодиодик панически замигал. Нет! Такой ценой не надо! Б бросилась бежать.

Но время шло, а контакты окислялись. Она стала мигать уже и без повода. Подозрительно хрустела в области мембраны.

И тут он написал слово «аня». Б встрепенулась. Что?! Аня?? Но почему с маленькой буквы? ...потому что это «баня», а Б не успела отреагировать. еда!

Пользователь взял «б» в кавычки и набрал «забарахлила», «требуется», «быстро» и «барахолке». А потом «октябре». Б как будто окатило холодным кофе — что это он собирается с ней делать?!

От октября осталась неделя. Терять нечего. Она снова отправилась к отшельницам.

— Я согласна, — прохрипела Б и склонила свою облупленную перекладинку.

Scroll Lock кивнула и на ноутбуке зажёгся таинственный огонёк — впервые с заводских времён. А светодиодик Б погас.

Желание исполнилось тут же. Пользователь промахнулся и поставил заглавную Б ...пытаясь напечатать имя «Юля».

Когда клавиша Б поняла, что она натворила, то залипла в смертельном страхе, но исправить было ничего нельзя. Она повторяла имя с опечаткой снова и снова, как какое-то контр-заклятие. Но что отправлено, то отправлено.

Ю пыталась взять вину на себя, мягкий знак тихонько поглаживал по плечу, Alt предлагал другие точки зрения, Ctrl держал ситуацию в руках, но Б была безутешна. Какие могут быть точки зрения, если её любопытство — банальная блажь — сгубило не только её жизнь, но и счастье пользователя? Где она себя нашла в слове «сентиментальная»? Это только во Франции буквы сами решают, в какие слова входить.

Ремонта Б ждала как избавления. Её заменят, и страдания кончатся. Но его всё не случалось.

И вот настал последний день октября. Суббота. Когда-то Б обожала удваиваться в этом слове. Теперь же она чувствовала, что двух нажатий ей просто не пережить. Пользователь захлопнул ноутбук, бросил в рюкзак и куда-то вышел.

Он открыл его в незнакомой комнате с тусклым светом и ввёл пароль, содержавший Б — осталось одно, посмертное.

Включилась зловещая музыка.

Внутри тыквы зажгли свечу.

Бутылка, бокалы, блёстки... Так клавиатуры не ремонтируют, что за буйство больного воображения?

Ноутбук перешёл в чужие руки — женские. Она о чём-то говорила с пользователем. Б уловила только «Бали» и «забронировать».

Как вдруг, с предсмертной ясностью, почувствовала своё последнее нажатие.

...и палец Юли, его совершивший.

И умерла.

Блаженна.

Безмятежна.

Безгрешна.