Рассказы

Звезда в кулачке

 

«Во-первых, мне положен отпуск! — размышлял Сумыч, разглядывая сияющий Млечный путь в отражении спящей неподалёку реки. — За пятнадцать с лишним лет честной работы я определённо заслужил дней десять. И это не мои сложности, что там, наверху, не могут найти замену! Нельзя же, в конце концов, чтобы Почтальон Вселенной был только один! Должен же кто-то ещё, кроме меня, уметь вовремя доставлять в канцелярию желания из разных уголков мира. Да, конечно, я обладаю особым даром и ещё ни разу не ошибся, выбирая, чьё желание важно исполнить сразу, а чьё и подождёт немного, но ведь и этому обучить можно! Во-вторых…»

Звезда покатилась по небу и упала совсем близко. Прямо у подножья Безымянного холма, до которого было минут пять бегом, не больше. Сумыч и побежал. Бегать енот ужасно не любил и считал, что заниматься подобными глупостями — ниже его, енотового, достоинства. К тому же коротенькие лапки и уютное округлое брюшко не давали бежать быстро. Особенно ночью, особенно в густой приставучей траве, которая так и норовила опутать с ног до головы и уронить навзничь. Но бежать стоило, ведь звезда же, а звезда — это исполнение любого желания! Конечно же, Сумыч упал, запутавшись в сетях, предательски раскинутых розоватой душистой таволгой и мелкими жёлтыми цветами, названия которых Почтальон Вселенной не знал. Но, падая, он разглядел под собой мерцающую капельку звезды. И последнее, что енот запомнил, проваливаясь в темноту, как он протянул лапу и крепко сжал небесную странницу в кулаке.

Очнулся Почтальон Вселенной от луча света, бившего в лицо.

— Вы живы? — спросил тихий голос.

— Не понял пока, — отозвался Сумыч. — Уберите свет, пожалуйста, глазам больно!

— Ой, простите! — воскликнул собеседник.

Луч тут же сместился в сторону. И только после этого енот сумел разглядеть, что над ним склонилась усатая заячья мордашка.

— Спасибо! — прокряхтел енот и сел.

Мир вокруг был холоден, тёмен и заснежен. Мороз пробирался к самому сердцу. Темнота беспокоила и пугала. Сумыч поднял голову. Казалось, будто в небе кто-то разлил антрацитовые густые чернила, сквозь которые не пробивались ни мерцание звёзд, ни лунные блики. Единственным источником света оставался луч карманного фонарика, зажатого в лапах у зайчонка, стоящего рядом. Почтальон поёжился, потёр лоб, окончательно приходя в себя, и спросил:

— Как тебя зовут?

— Прошка, — отозвался зайка.

— А я Сумыч. Прошка, а куда я попал? Что это за место?

— Это Земля за Предельным Кругом, — вздохнул малыш.

— Тогда понятно, почему здесь так холодно и снег. Непонятно только как я тут очутился?

— Да как и все остальные. У нас в последнее время постоянно странности случались. Когда Солнце исчезло, в наш край, как в чёрную дыру, затягивало разных существ. И никто так и не выяснил до сих пор, как и зачем это происходило.

— А куда и почему исчезло ваше Солнце? — удивился енот.

— Это грустная история. Наш Самый Храбрый заяц два года назад поссорился с Солнцем. Сказал ему, что мы и без его света прекрасно проживём, что оно только мешает. Предложил светилу уйти и не возвращаться, чтобы зайцы могли наслаждаться сумерками и слаще спать по ночам. А Солнце взяло и ушло.

— А вы?!

— А мы остались. И теперь всё время ночь и мороз. И птицы не поют. И урожай не родится. Совсем. И я, каждый раз, выходя из дома без мамы, теряюсь в потёмках.

— То есть ты сейчас потерялся?

— Ага, — всхлипнул Прошка. — А ещё я дополнительные фонарики дома забыл. И мама на мои крики не отозвалась.

— Дела-а-а… — протянул Сумыч. — Ну, пойдём.

— Куда? — не понял зайчонок.

— Маму твою искать.

И они медленно пошли, выбирая наугад путь и увязая в рыхлом снегу.

— Сумыч, мне страшно, — пожаловался Прошка через некоторое время.

— Темноты боишься?

— Боюсь. А еще боюсь, что Солнце никогда не вернётся. Понимаете, я по лучшему другу — Солнечному Зайцу — соскучился. Он приходил поиграть со мной в погожие деньки. Мы могли до самого вечера бегать по полю и совсем, совсем не уставать. И смеяться, и в снежки играть, и просто сидеть и смотреть в небо. А теперь он ко мне не приходит. Темнота поглощает Солнечных зайцев. Я всё думаю: а вдруг он пытался пробраться ко мне и навсегда погас?! Вдруг?! Моё самое большое желание — чтобы Солнце вернулось, и друг вернулся вместе с ним. Тогда я расскажу ему, какой он особенный, самый-самый лучший.

Прошка замолчал. Енот не знал, что делать. За Предельным Кругом Почтальон Вселенной был бессилен. Отсюда доставлять желания во Вселенскую Канцелярию нельзя. Такое глупое правило. Ничем Сумыч не мог помочь зайцу, только взять его ладошку в свою, чтобы Прошке стало не так одиноко. Енот даже протянул лапу, но сразу замер. В его кулаке сидела крошка-звезда и весело подмигивала сквозь пальцы. «Как же я мог о ней забыть?! — изумился Сумыч. — Это же всё меняет!»

Звёзды в мире Сумыча падали редко, и искали их не просто так. Небесные искорки исполняли любое желание того, кто помогал им вернуться домой. Упавшие звёзды сами не могли оттолкнуться от земли, и вернуться на небосвод у них получалось, только если кто-то подбрасывал их высоко-высоко. А в тот миг, когда звезда взлетала, желание её спасителя мгновенно исполнялось.

Енот вздохнул. Почесался. Снова вздохнул. Ему стало жалко расставаться с мечтой об отпуске. Но Сумыч решительно разжал кулак, подбросил искру ввысь и загадал желание. Последнее, что почтальон увидел перед тем, как всё завертелось, закружилось и он потерял сознание, как счастливый Прошка бежит навстречу Солнечному Зайцу. И пока Сумыч пребывал в счастливом забытьи, ветры Вселенной, проснувшиеся вместе с Солнцем, бережно несли его домой.

Енот очнулся на берегу знакомой спящей реки. Вокруг царили тёплые сумерки, а на волнах уютно качался сияющий Млечный путь. Сумыч поёрзал, устраиваясь поудобнее, и подумал: «Во-вторых, я хочу новую сумку для писем-желаний, а то моя нынешняя выцвела и обветшала. Не пойду в отпуск. Я больше всего на свете люблю доставлять письма-желания во Вселенскую Канцелярию, чтобы они поскорее исполнялись. И без этой работы заскучаю и обязательно похудею! А худеть мне никак нельзя! Нет, точно не пойду в отпуск!»

Сумыч сидел, слушал серенады ночных цикад, вдыхал запах таволги, смотрел, как качаются на волнах отражения звёзд, и думал ни о чём и обо всём сразу.

 

Предназначение

 

Старая Водонапорная Башня, живущая над рекой, любила петь. Она старательно скрывала это и была уверена, что никто ничего не знал. Знали все вокруг, а птицы даже прилетали иногда специально, чтобы послушать её «тайные выступления». Башня мечтала стать известной певицей, но считала, что это невозможно. «Таланта мало», — вздыхала она про себя.

С того момента как люди перестали использовать её по назначению, Башня страдала от неприкаянности и ненужности. Она уже почти полвека придумывала, кем бы ей теперь стать, и расстраивалась, когда ничего интересного ей на ум не приходило. Однажды Башня решила поработать маяком — зажигала на крыше яркий фонарь. Но быть маяком у неё получалось плохо. По узкой, мелеющей к осени реке не ходили ни пароходы, ни парусники. Редкие баржи появлялись летом, да и то не каждый год, а шустрые моторные лодки, рассекающие речные воды только в дневное время, в помощи маяка не нуждались. Зимой же на реке лежал крепкий, скрипящий от мороза лёд и царило полное затишье.

Идея стать местной достопримечательностью тоже провалилась с треском. Приезжие с большим удовольствием прогуливались по городскому променаду и совершенно не горели желанием добираться по пробкам с пересадками на край города, чтобы просто увидеть очередное кирпичное строение, пусть и полуторавековой давности.

Башня страдала в поисках предназначения. Ёрзала, вздыхала и мешала наслаждаться видами соседской кошке, приходившей посмотреть с крыши на закат. Лощёная трёхцветная кошка Стефи страдальчески воздевала к небу янтарные глаза, отражающие все оттенки охры закатного сибирского неба, и сердито фыркала, услышав очередное:

— Скажи, ну, вот скажи! — нервничала Башня.

— Что?

— Вот ты кем хочешь стать, когда вырастешь?

— Собой, — мрачно отвечала Стефи. — А к чему вопрос? Ты что, ещё не выросла?

— Какое это имеет значение! — отмахивалась Башня. — Гораздо печальнее, что я не нашла предназначения!

Кошка раздражённо щурилась и спрашивала:

— А просто жить не вариант?

— Как это?!

— Быть башней, смотреть, как ныряет солнце в реку по вечерам, разговаривать со мной о прекрасном, заниматься глупостями. Любоваться на своё отражение в реке, в конце концов! Ты вон какая красивая: розовая, с крышей-зонтиком и окнами, выходящими на разные стороны света. Ты могла бы иметь успех у каждого ветра, залетевшего в наши края. А ты страдаешь!

— Что за нелепая идея! — возмущалась Башня. — А как же польза окружающим?! Как же предназначение?!

Кошка вздыхала и бесшумно уходила, чтобы не слушать стенания и размышлять о своём, о кошачьем, в тишине.

Не находя решения, Башня начала чахнуть, терять остатки штукатурки и даже петь стала гораздо реже. В один из вечеров Башня так устала искать выход, так измучилась и расстроилась, что просто разревелась в голос. Стефи при первых же душераздирающих всхлипах вздрогнула от неожиданности и упустила важную мысль, которую как раз зашла обдумать, глядя на закат с высоты.

— ШШШ! Нельзя ли страдать поспокойнее?!

— Прости, — всхлипывала Башня. — Я нечаянно. Я так переживаю!

— Так переживи уже! И радуйся жизни! Сколько можно?! Смотри, какое небо сегодня полосатое и почти такое же прекрасное, как я. Любуйся, а не страдай!

Башня перестала рыдать и глянула на полосатое небо. В нём ходили, как большие рыбы в полноводной реке, облака. Густая закатная акварель размытыми алыми и оранжевыми потоками стекала с небосклона в воду, заставляя её полыхать и искриться. Солнце жмурилось, разбрасывало прощальные лучи и хитро подмигивало башне. Тихо цвиркали цикады. В малиновых кустах совещались о планах на завтра воробьи. Пахло летом и смородиной.

— А спой мне, пожалуйста, что-нибудь, — попросила кошка.

— Ты правда хочешь послушать моё пение? — растерялась Башня.

— Конечно, хочу. Что за вопрос? — удивилась Стефи.

— Но я же такая неталантливая и не распелась совсем. И воробьи говорят…

— Ой, хватит кокетничать! — оборвала её кошка. — Так ты споёшь мне или нет?

— Спою, — заулыбалась Башня.

И запела. У неё получалось светло и мелодично, словно множество цветов-колокольчиков разом вдохнуло и выдохнуло. Солнце замерло и передумало прятаться за край земли, ему захотелось послушать. Воробьи в кустах примолкли, а потом начали подпевать. И в это момент Башня почувствовала себя самой собой и очень счастливой.

 

Сердечный кот

 

И наступил день ёлки. Всё в этот день шло самым лучшим образом. И снег шёл кружевными пушистыми хлопьями, и время шло медленно и степенно, позволяя наслаждаться каждой минутой, и Митя с Яшкой шли с купленной на базаре маленькой живой ёлкой в горшке радостные и умиротворённые. Безоблачное спокойствие в их жизни в последнее время случалось редко, поэтому мальчик и кот ценили такие мгновения.

Дома друзья поставили лесную красавицу на широкий подоконник, достали из глубины пузатого шкафа небольшие разноцветные шары и гирлянду и принялись украшать нежно пахнущие лесом и смолой ветки.

— Мить, — позвал кот мальчика.

— Что, Яша?

— А давай вместо шаров на ёлку повесим наших рыб?

— Нет!

— Ну почему «нет»?

— Нет, Яшка. Я знаю, к чему ты клонишь. И нет, ты не можешь съесть рыб, ни вместе, ни по отдельности. Ведь они живые!

— Совсем-совсем не могу? И даже ту, которую ты сегодня на рынке купил и в рюкзаке от меня прячешь?

— Особенно её. Я наконец нашёл золотую рыбку. И она точно должна подойти. Яш, ну когда ты уже станешь мирным котом? Я же принёс тебе утром котлету и молоко, а ты всё охотиться норовишь.

— Никогда! Я супер Яшка! Мой хвост всегда пушист и готов к атаке! Мои усы топорщатся на ветру! Мои когти как стальные лезвия! Я…

— Яша.

— Что «Яша»? Вот что «Яша»?!

— Ничего. Яшенька, давай помолчим, а? Посмотри, какой снег за окном танцующий, какое небо уютное и как легко и спокойно плавают в аквариуме рыбы. Давай не будем всё портить?

— Хорошо, давай, — буркнул недовольно кот. — Мить, а о чём будем молчать?

— Не знаю. Просто обо всём.

— Непонятно, но я попробую.

Кот, неспособный сидеть долго на одном месте, сразу же начал разгуливать туда-сюда по комнате. В конце концов он замер в углу у окна перед большим старинным комодом, на котором стоял огромный аквариум. В нём удивительным образом уживались и простые речные рыбки, и экзотические создания. За стеклом можно было разглядеть как мелких плотвичек, окуньков и карасиков, так и смешных скалярий, важных барбусов и пёстрых рыб-попугаев. Яшка распушил хвост, принял удобное положение и начал гипнотизировать медлительного сома взглядом.

Мальчик же в это время достал из посудного шкафа трёхлитровую банку и налил в неё воду. Затем вытащил из рюкзака полиэтиленовый пакет и поднёс его поближе к глазам. В пакете заметалась, затрепетала ярко-золотистая красавица-рыбка. Митя долго её разглядывал, игнорируя протяжные вздохи кота, который оказался тут как тут, а потом выпустил в банку.

— Не дашь попробовать? — расстроился кот.

— Ни за что.

— И что ты с ней делать будешь?

— Буду наблюдать, вдруг именно она окажется той самой.

Мальчик поставил банку на комод рядом с аквариумом, и Яшка разочарованно вздохнул. Тогда Митя присел на корточки и почесал тёплое место за кошачьим ухом.

— Ла-а-а-адно, мур-р-р-р, прощён. Пойдём, пока ждём, посидим в нашем кресле?

Мальчик подхватил кота на руки и забрался в жёлтое кресло, в котором всегда чувствовал себя словно в мягком облаке. И началось ожидание. Не тяжёлое и муторное, а уютное и спокойное. В аквариуме медленно и загадочно танцевали рыбы, на подоконнике, поблёскивая шарами, дремала ёлка, за окном кружил снег, в мире шло время.

— Мить, сильно сегодня сердце болит?

— Ага.

— А раз мы молчим, значит, и новая рыбка тоже не подошла, да?

— Если бы подошла, я бы уже заметил.

— А почему ты решил, что тебе именно она нужна?

— Я одну книжку читал про мальчика Сашку, которого спасла золотая рыбка. Она стала его новым сердцем вместо больного старого. Врачи Сашке говорили, что ничего ему уже не поможет. Но они ошибались. Мальчик встретил особенную рыбку, которая поселилась в его грудной клетке на месте, где раньше жило сердце. И боль ушла. И Сашка смог бегать, прыгать и даже нырять! Автор книжки — волшебник, я ему верю. Да и, если бы не я, многих из этих речных созданий съели давно.

— Наверное, Митька, тебя рыбаки не любят?

— Не знаю, наверное.

Митя негромко засмеялся и взъерошил коту шерсть на загривке. Кот выгнул спину и громко затарахтел.

— Яш, я так рад, что мы друг друга нашли! Сердце почти не болит, когда ты, рядом. Очень на счастье похоже.

Митя поднялся с кресла, зажёг гирлянду и выпустил новую рыбку в аквариум. Кот в это время крутился вокруг ног мальчика и мурчал:

— Как уютно с ёлкой стало. И рыбы твои, Мить, все хорошие. И им тут хорошо, когда я на них не охочусь. Мить, хочешь, я больше никогда не буду на них нападать?

— Хочу. Даже потом. Без меня.

— А я не хочу без тебя, я хочу с тобой! Всегда и везде. Мить, зачем тебе эти холодные молчуньи внутри? Возьми меня! Я тёплый, ласковый и песни петь умею.

— Яш, ну что ты такое говоришь?! Там внутри темно. Солнышко в мою грудную клетку не заглядывает.

— Ничего, я хорошо вижу в темноте. И, Митя, ты моё солнышко. Му-у-у-у-ур-р-р-р…

— Яшка, куда ты полез?! Яшка-а-а-а-а-а!

Внезапно кот подпрыгнул, легко оторвав все четыре лапы от пола, в воздухе свернулся клубком и мохнатым облаком растворился в груди мальчика. Митя от неожиданности негромко вскрикнул и зажмурился, а когда открыл глаза, понял, что кота нигде нет. Всё так же медленно танцевал за окном снег, так же тихонько урчал за стеной в кухне холодильник, так же мельтешили рыбы в аквариуме, и только Яшки нигде не было.

— Яш, Яша-а-а, где ты?

— Да тут я, тут. В твоей грудной клетке. Не вопи. Не так уж тут и темно. Ты знал, что твои рёбра просвечивают? Слышишь, как я мурчу? У меня же здорово получается? Скажи, что я лучше, чем скользкие рыбы? Я тебе песни петь буду по вечерам, колыбельные. И, Мить, я теперь всегда буду с тобой, я теперь твоё сердце…

— Яш, где моё прежнее сердце?

— Понятия не имею.

— И как ты будешь теперь жить?!

— Нормально буду. Тесновато здесь, конечно, но ничего, обустроюсь.

— И как же ты пробрался внутрь?

— Да легко! Я ведь не просто кот, а волшебный: один раз в жизни могу стать кем или чем захочу. Я тебе специально не рассказывал, чтобы ты не отговаривал меня, пока я настраивался стать сердцем. А то страшновато было, боялся, что отговорюсь. Всё-таки я больше не смогу гулять, где захочу, или ёлку наряжать, или с тобой за рыбами наблюдать. 

— Яш, а почему передумал?

— День сегодня спокойный, вот я и решился. Это мой тебе подарок на Новый год.

Слёзы потекли из Митиных глаз неожиданно даже для него. Мальчику не хватало друга рядом. Хотелось касаться пальцами мягкой шерсти, видеть хитрые глаза, прятать рыбок в аквариум. Ничего этого больше не будет. Будет что-то другое, но не это. Митя пока не понимал, как ему жить в новом мире, где Яшка не снаружи, а где-то внутри. Больше, чем просто друг.

— Мить, ну чего ты ревёшь? Всё уже хорошо. Не реви. Давай на охоту лучше пойдём!

— Яшка, ты же обещал!

— А я переобещал. Я сердце, я у нас главный!

— Яш…

— Что?

— Давай посидим. Я пока не привык к тебе внутри. Ты щекочешься. Яшка, я теперь знаю, как это — любить чьё-то сердце… Очень сильно любить.

— И как?

— Тепло, как будто весна пришла. И пушисто, как твой хвост.

— Я понял! Я твой сердечный новогодний кот. Как подарок, только лучше.

— И правда лучше.

— Тогда что, на охоту пойдём? А то скоро твои родители придут, с ними точно никуда не выберешься!