Василиск

Пьеса написана для микрофестиваля коротких пьес «Старый новый драмарафон»

 

Пьеса в одном акте

 

Действующие лица:

Бекзат-байке

Урмат

Киновед

 

В районе сердца и желудка очень тяжёлое ощущение.

Улица. Снег лежит и немного тает. Новый год на носу. Вроде солнечно, а радости мало.

По улице шагает Бекзат-байке с картиной. Отягощает ощущение какой-то нарастающей серой жестокости и, наверное, бессилия. Бессилие — дело бессильных, а падающего толкни. Упавшим водки не наливают. Густой туман, загазованный город. Бишкек занимает лидирующее место по загазованности. Экологиялык көйгөлөр көп. Салют болбойт, кымбат. Концерт болады. На площади «Ала-Тау» звучит казахская песня.

Много машин. «Шевроле», «бентли», «порш», БМВ, народ беден, но богат.

 

Урмат. Прежде плакаты Ленина, Сталина вешали, а теперь… одно дерьмо!

Бекзат-байке. Урматуу дос, вы это к чему? Вы что, были бы рады, если бы Сталин вернулся?

Урмат. А я был бы рад!

Бекзат-байке. Так Сталин в первую очередь вас бы и расстрелял!

Урмат. Э, ты чего такое говоришь? Это я тебя расстреляю!

Киновед (Урмату). Достор, позвольте я встряну в ваш разговор. Я проходил мимо с чемоданчиком и вижу, что вы бурно что-то обсуждаете. Вы явно образованный и благополучный человек. Это я сразу понял, как увидел, что вы выходите из приличной и дорогостоящей стоматологической клиники. Это ведь были вы?

Урмат. Я! И чё?

Бекзат-байке. Ага! Из дорогостоящей клиники! Да за такое именно при Сталине и расстреливали.

Урмат. Чё?! Счас расстреляю тебя на хрен!

Киновед. Позвольте, позвольте мне обратить ваше внимание, что этот человек (показывает на Бекзата) в глубине души добр, наверняка добр. Он, быть может, художник или поэт, у него даже картина, обратите внимание! 

Урмат. Кто он? Ты что, его знаешь?

Киновед. Впервые вижу, но я проходил мимо и вижу, что этот человек, быть может, художник или поэт! А это редкость в наши времена. Такие люди сделаны из особого теста.

Урмат. А я из этого теста сделаю боорсок!

Бекзат-байке. А давайте, расстреливайте. Давайте! Вы будете стрелять из-за «ауди», а я перепрыгну и спрячусь за «бентли», а потом перекачусь под кузовом машины и прямо скроюсь за БМВ.

Урмат. Э, да я смотрю, ты действительно какой-то особенный, я же буду стрелять прицельно, на хрен!

Киновед. Именно, особенный!

Бекзат-байке. Вы прицельно, а я прижмусь и буду как раз за кузовом «Шевроле-500». Эмне кыласыз?

Урмат. А я тебя всё равно застрелю!

Киновед. Дос, обратите внимание: этот поэт, художник верно процитировал что-то вроде фильма Годара «На последнем дыхании». Ах, хороший фильм, между прочим, советую…

Бекзат-байке (Урмату). Это вы умеете! Только это и умеете. Что не так — расстрел! 

Киновед. Поясню свою мысль. Только вчерашние кинокритики взялись за камеры и рваным монтажом снимали жизнь кипящего города.

Бекзат-байке (Урмату). Видимо, это ваш дедушка как раз расстрелял моего дедушку!

Киновед. Вдохновляясь фильмами нуар, Годар живописует историю бандита, который скрывается от полиции!

Бекзат-байке. Дедушку — в яму, а потом ещё десятки и десятки мёртвых тел сверху, и всё это землёй прикрыли. А архивы скрыли под замком. 

Киновед. А тут уже что-то Солженициновское, Варламшаламовское, Ата-Бейит…

Урмат. Да пошёл ты нах... И ты пошел нах! Да чего вы пристали? Какие архивы? Какой Годар? Вы охренели? Какие трупы? Это вы вдвоём у меня сейчас трупами будете!

Бекзат-байке. Буду, конечно, буду! Буду! Трупом буду!

Киновед (обидевшись). Уважаемый, вы меня явно не так поняли, я полностью на вашей стороне, я лишь только разъяснить, пояснить, и всего лишь!

Бекзат-байке. А вы меня… как собаку! Как собаку! Как собаку!

Урмат (Бекзату). Да ты успокойся, что ты такой беспокойный?

Киновед. Ну вот смотрите, он (показывает на Бекзата-байке) явно здесь цитирует финальную сцену Кафки, человек высокообразованный, а вы про меня такие вещи говорите…

Урмат (Киноведу). Заибал, я всё равно не понимаю, о чём ты говоришь!

Бекзат-байке. А я вам, урматтуу дос, скажу, почему я такой беспокойный. Сейчас скажу, а вы слушайте, я требую внимание!  Вы Маркса читали?

Урмат. Кого?

Бекзат-байке и Киновед. Маркса.

Урмат. Да причём тут Маркс?

Бекзат-байке. А причём тут Сталин?

Урмат. Ты кто вообще такой?

Бекзат-байке. Я марксист.

Киновед. Для протокола — я не марксист.

Урмат. Онанист?

Киновед. Простите?

Бекзат-байке. Нет, марксист!

Урмат. Ах, баптист! Ну всё, баптист, тебе конец! Вызываю гвардию!

Бекзат-байке. Не гвардию вызывайте, а полк, или даже не полк, а ОДКБ сразу вызывайте, Маркса можете не читать, а сразу ускоренно, давайте, скорее вызывайте! 

Киновед. Дорогой дос, надеюсь на ваше великодушие! Ну какая гвардия, какой полк? Человек явно напуган. У него наверняка близкие, дом, дети, а это же маленький инцедент, а в результате будет погублена жизнь учёного, поэта, музыканта! Внемлите, услышьте меня, простите этого человека.

Урмат (Киноведу). Ты... ты хочешь сказать — он учёный? Учёных я уважаю: они изобрели атомную бомбу…

Киновед. Наверняка… Может, даже современный Чынгыз Айтматов! А вдруг?

Бекзат-байке. Ну же, стреляй, стреляй! А, слабо, слабо, гэкээнбэшник ты наш. Советчина из тебя гноится, по Сталину, по сильной руке соскучились, потому что внутри стержня никакого нет. Это в своих мечтах ты гэкээнбэшник, а на деле — тюфячок, жодеген-какаган, тюфячок-простачок!

Урмат. Ты кого простачком назвал, собака? Я из твоей головы сейчас сделаю свечку, нах!..

Киновед. Простите, я не ослышался? Вы работаете в карательном органе? Это же надо! Это просто удача… Значит, вам известно, как гибнет душа человека за стеной, какие применяются методы пыток — игла под пальцы, пакет на лицо! Это же невообразимо! Это такая жестокость! Нет, нет, нельзя человеку попадать туда! Тем более поэту, художнику, учёному!  

Бекзат-байке. Чакыр, чакыр, вы кого там планировали звать? Гвардию? Зовите! Танк не забудьте вызвать! 

Урмат. Ты... ты больной! Тебе лечиться надо! Ты напросился. (Звонит по телефону.) Ало... Э, быстрее приезжайте... Тут учёный-баптист. Походу, ещё и террорист… Заибали, быстрее давайте! 

 

Бекзат-байке ходит по кругу возле Урмата и испепеляюще, выпучив глаза, смотрит на него.

 

Киновед (Урмату). Дорогой дос, надеюсь на ваше великодушие! Человек-поэт, учёный. Он явно напуган… Погубите жизнь на пустом месте! Дайте ему послужить на благо Отчизне!

Урмат (Киноведу). Заткнись!

Киновед. Простите, это вы мне?

Урмат. Чё этот твой художник на меня вытаращил свои глаза? (Бекзату.) Смотри, сейчас глаза выпадут!

Киновед. А! Наверное, могу лишь сделать предположение, что этот человек перевоплотился в василиска. В искусстве это называется перформанс, актом художника, его жестом…

Урмат (Киноведу). Чё-то мне всё это не нравится…

Бекзат-байке (Урмату). 

Запомни меня таким: я — василиск!

И взгляд мой стреляет метко.

Киновед. Я думаю, что этим перформансом он сообщает нам, что одним только взглядом может испепелить вас, дорогой друг. Позвольте вас мне называть другом.

Урмат. Кого-кого?

Киновед. В-в-вас… Обращаю внимание, что это не моя точка зрения… Это сообщение артиста, поэта, учёного! Акциониста! 

Бекзат-байке (Урмату). 

Ты, гэкээнбэшник, стреляй в меня с «порша»,

А я перепрыгну через кузов «бентли».

Ты, мелкий стрелок, стреляй-расстреляй,

Как дед твой, стреляй,

Как прадед, стреляй!

Урмат. И чё ещё он там сообщает?

Киновед. Могу лишь предположить, что он отказывается вести с вами прямую борьбу руками или с применением оружения, он выдвигает испепеляющий взгляд как непревзойдённое супероружение.

Урмат. Чего? Супероружие? Ты у меня сейчас поплатишься!

Киновед. Прошу вас, прошу вас, обратите внимание — это не простой человек… Это, может быть, современный Айтматов!

Бекзат-байке (Урмату). 

Запомни меня таким: я — василиск!

И взгляд мой стреляет метко.

Ты, гэкээнбэшник, стреляй в меня с «порша»,

А я перепрыгну через кузов «бентли».

Ты, мелкий стрелок, стреляй-расстреляй,

Как дед твой, стреляй,

А я взлечу в небо, 

И полечу к звёздам.

Стреляй прямо в печень,

Разбрызгивай кровью,

Я василиск, мой взгляд оставляет лишь пепел.

Запомни меня на-все-г-д-а! 

Навсегда! На-все-г-да! 

Да! Да! Да! А-а-а-а-а-а-а-а!

Урмат. Что он делает?

Киновед. Взлетает…

Урмат. Куда ты полетел? Куда он полетел? Куда полетел, спрашиваю?!

Киновед. Это, видимо, и есть полёт Валькирии! 

 

Много машин. «Шевроле», «бентли», «порш», БМВ, народ беден, но богат.

В районе сердца и желудка очень тяжёлое ощущение.

Улица. Снег лежит и немного тает. Новый год на носу. Вроде солнечно, а радости мало.

На снегу с разбитым лицом и с картиной лежат Бекзат-байке и Киновед. Отягощает ощущение какой-то нарастающей серой жестокости и, наверное, бессилия. Бессилие — дело бессильных, а падающего толкни. Упавшим водки не наливают. Туман, загазованный город. Экологиялык көйгөлөр көп. Салют болбойт, кымбат. Концерт болады. На площади «Ала-Тоо» звучит казахская песня «Мұңайма үрбибі», так полюбившаяся в братской стране — в Кыргызстане. Под песню водит хоровод военная гвардия — это, видимо, репетиция к новогоднему концерту.