Бит времени, возвращающий к жизни

Иван Полторацкий, «Мой күй». Алматы: UGAR.kz, 2025

 

Чтобы понять замысел книги и  её основное настроение, достаточно прочитать первое стихотворение, условное Intro, — «даже не джаз»:

 

как под кожу вживить тебя в музыку

неотложную невесомую

 

Музыку, от  которой щемит внутри, которую ты слушаешь на  репите сердца и  плачешь вместе с  «журавлиными вскрипками», воскресая снова и снова, «когда отгремит крещендо / настоящего времени», потому что она квинтэссенция и  боли, и  силы. Потому что в  неё ты вложил всё невысказанное — где порой куда больше тебя, чем в  оставшихся на  бумаге строках.

Но  сборник стихотворений не  может быть составлен из  несказанного. Увы, все наши слова — неточный перевод чувств, бесконечная попытка приблизиться к ним. И  кто сумеет подобраться ближе, тот и  обретёт бессмертие, как и всегда в  искусстве.

Иван Полторацкий понимает это — и  подходит к  составлению книги как к отражению внутреннего мира, максимальному обнажению. Добавляя к текстам треки песен, усиливая эмоцональное восприятие вплоть до слияния, создавая резонанс, который может как разрушить мост, так и  провести его от автора к читателю.

Один человек сказал как‑то: чтобы понять меня, прочитай <такую‑то> книгу. Думаю, через музыку, которая создаёт особую сопричастность, которой человек подпитывается и  сам звучит ею, — понять проще. А, может быть, только так и  возможно.

Поэтому книга Ивана Полторацкого — предельно личная. Это не  просто обнажение, а  беззащитность. Он открывается перед нами полностью: и  словами, и  музыкой. Всем собой.

Отчасти этим объясняется и  провокационное название. Это  же парафраз: если преподаватель в середине пары скажет скабрезное слово, его запомнит вся аудитория, а  содержание лекции, сколь угодно умной, — не  факт. Название «Мой күй» — самозащита, броня; хотя, вообще‑то, в  нём нет ничего пошлого. Это языковая игра, а  какой поэт хотя  бы немного не  трикстер?

И  кому не  нужно порой отвести взгляд и  внимание от  самого болезненного и  личного, чтобы внутри круга остались только свои?

Я  чувствую эту книгу как протяжённый блюз нашего времени — атмосферный фронт боли и  радости, постоянно меняющий ритм; непредсказуемый, наполненный тоской по  утраченной свободе. Что там говорили про блюз? Он соткан из печали. Один человек с  гитарой против всего мира.

Поэт — всегда одинок. Всегда недолюблен. Всегда непонят. Он всегда идёт по  канату жизни/смерти, рискуя пропасть внезапно. Мы всегда пропадаем внезапно. Потому что в  жизнь упасть нельзя, можно только в  смерть.

Ещё одна цитата — я  не делаю ссылок, потому что эти слова должны совпасть и  с  моими мыслями, и  со  стихами Вани: музыка интернациональна, её не  надо переводить, она вне политики. Так  же и  со  стихами. Если стихи внутри политики, внутри любой ангажированной системы — они умирают. Это не  значит, что политика, социальный или какой угодно иной контекст должны в  них отсутствовать. Речь о  том, принадлежат  ли они политике, отдались  ли ей, как обыкновенная блядь? Объединяя текст с  музыкой, Иван Полторацкий подчёркивает это вне: он пишет о  любви вне любви, о  политике вне политики, о  грусти вне грусти, играет вне игры, не  подчиняясь конъюнктуре, не  протягивая марионеточные нити от  слов  к  глазам читателя, оставляя особенно необходимую нам свободу.

При этом перед нами просто хорошая поэзия (а уж про саундтрек молчу; конечно, нужно и стихи прочитать отдельно, и  музыку послушать отдельно, а  потом совместить чтение и  бит <времени> — впечатление потрясающее, ничего подобного я  не помню в  современной поэзии). Некоторые тексты Вани были опубликованы в  его прошлой книге «33 единицы зелени», редактором которой также выдалось быть мне. Удивительно, но,  помещённые в  новый контекст, они звучат иначе. Тогда мы погружались в  мир природы: буйной и  мирной, дарующей жизнь и насылающей катаклизмы. В сборнике «Мой күй» то же самое с  нами делает музыка. Но  иначе, пронизывая насквозь, волнуя, будто дотрагиваясь до кожи изнутри.

В  последнее время я особенно ценю книги-­концепты. По  добавленному смыслу и  воздействию. Начиная, кажется, с  «Домашнего хозяйства» Андрея Черкасова, перед нами целая череда таких книг. Его  же блэкауты. «Будьте первым, кому это понравится» (восьмистишья) Льва Оборина. «Греческий дух латинской буквы» Елены Зейферт. «Каймания» Марии Малиновской. «Приключения мамы» Виталия Пуханова. «Геката» Анны Глазовой. «Сезанн любил казахские яблоки» Андрея Сен-­Сенькова. «Тёмная материя» Осе Берг. Список можно продолжать едва  ли не  бесконечно.

Найти формулу, которая будет твоей, выделит из  множества других текстов и  сборников — одна из  важнейших поэтических задач. Мы живём в  условиях литературного перепроизводства, и  даже априори прекрасная книга может пройти мимо читателей: не  потому что они глухи к подлинному, а потому, что ресурсы чувств и  восприятия/времени небесконечны.

«Мой күй» — постоянно меняющийся ритм, информационный поток музыки и чувств; и  мне даже жаль, что сборник столь невелик — как альбом любимой группы, решившей сыграть на  всех чувствах и во  всех стилях сразу. И  как  бы мне хотелось заменить бесконечный новостной поток, перманентно разрушающий нас, таким, как в этой книге: волнующим чувства, заставляющим ощущать себя живым. Более того: возвращающимся к жизни.

 

когда я снимаю наушники

то слышу настоящую музыку —

 

пишет Иван Полторацкий. Это действительно так. Внутри человека, впустившего в  себя мир, он и  звучит. Понимаете? Мир всегда звучит на фоне, даже если мы заперты в  четырёх стенах, в  комнате, не  пропускающей ни  одного звука. Как сказала моя подруга: <такой человек> видит любовь везде, тогда как другие думают, что она <любовь> прячется.

Иван Полторацкий помогает ощутить её всем нам. И, наконец, услышать настоящую музыку.