Бесконечный зеркальный лабиринт Павла Кричевского

Павел Кричевский, «Периферийное зрение неба» (М.: UGAR, 2023)

Павел Кричевский, «Реквием кодасы» (Алматы: Дактиль, 2024) Перевод на казахский язык Айнагуль Садыковой

 

Павел Кричевский — автор, способный внимательно вглядываться (неслучайно название одного из сборников — «Периферийное зрение неба»: важный для поэта образ фотографа, фотоаппарата, проявляющийся в ряде стихотворений; сама визуальная составляющая его поэзии; удивительные метафоры, которые ей присущи) и вслушиваться в окружающий мир, отмечая все его нюансы, полутона. 

Его поэзию отличает яркая, витиеватая образность. Чего стоят, например, такие художественные открытия: «густой эль шмелиных песен сочится в долины», «сообщающиеся сосуды рассветных птичьих трелей», «наблюдаю за наядами в прозрачном озере твоих слов» — и многие другие. 

Поэтический мир Павла Кричевского представляется бесконечным зеркальным лабиринтом, в котором человек отражается в мире (прежде всего — в живой, всегда принципиально одушевлëнной, трепетной природе: мир техногенный ей уступает), а мир — в человеке. Это поэзия отражений; см. строки: «отражения в мартовском потоке», «озеро смотрит на тебя отражениями», «отражения догоняют нас», (озеро) «делает отпечатком своего взгляда». Образы отражений, оттисков, слепков («нас вылепили облака») для Павла Кричевского очень важны. 

Природа здесь уподобляется человеку: она может чувствовать то же, что и он, и так же, как он, состоит из плоти и крови. «Телесность» природы — один из мотивов поэзии Кричевского: «рельеф я / молчит небо // плоть моя / журчит поток»; «таяние — / зависть огня / одетого в лохмотья неба // к нагому свету»; «день / трётся о ночь / втирает / свет // наутро на белой коже / чёрные раны». Интересно и то, как различные природные явления проходят в этой поэзии цепочки трансформаций, изменяющих саму их суть: например, новые физические свойства — твёрдого тела — обретает ветер («гроза / ветром стучится в небо»);  небо, подобно земле, становится «рыхлым», «бесплодным»; свет превращается в «волокна». 

Думается, это попытка, овеществив, удержать «странное ломкое / названное жизнью» — то, что ускользает сквозь пальцы: «фотографируешь ночное небо / камера осторожно лижет чёрную кровь». Желание проникнуться «живой тишиной», возвращающей мысленно в прошлое, к «родным и близкому» — в то время как гудение новостроек «о новом настоящем» то и дело норовит перечеркнуть «пространство где я учился видеть и слышать». А об этом пространстве, о близких людях Кричевский пишет целый документальный цикл, который включает в себя трогательные тексты о матери, отце и бабушке, попавших в водоворот трагической истории XX века. 

Стихотворения Павла Кричевского предлагают задуматься о Времени и его течении (наиболее ощутимом по смене времëн года), Пространстве, о Близости (так, «время и близость» здесь сходятся в одном из стихотворений) — и, конечно, о Слове и его преображающей силе. «блуждаем в словаре ходим босиком» — чтобы «наткнуться на слово память» или, вовсе отринув всякие слова, достать из «кармана молчания» осенний листок — и вновь услышать тишину. 

Остаëтся постоянно «менять дистанцию наблюдения», чтобы суметь постичь извечную тайну близости между людьми, пройдя по «пещерам сухих взглядов», «узким улицам слов» и «тëмным переулкам намëков» — чтобы в конечном итоге встретиться со «смыслом — случайным прохожим».