Дактиль
Шефа Наби
Гладкие камни на берегу
подбираю верчу
на кончике языка слова
принесённые волнами сердца.
Переполнено нутро
до краёв
от твоей-моей нежности
истончилась кожа
тронь —
раздастся
звон
птичьего пробуждения
прохладных капель на раскалённых стёклах
степного ветра сорвавшего мой вдох
осколков волн
в излучинах ракушки —
музыка наших встреч
Хорошо сидеть на берегу реки,
Вслушиваясь в беспрестанное шшш,
Уводящее за собой шшшшш…
— У нас вся жизнь впереди, —
Говоришь, будто пускаешь бумажный кораблик.
— У нас всё впереди, —
Говорю, будто бросаю камень в густую пену.
Сидеть на берегу
загнанной в бетон горной реки,
устремлённой вниз, впадающей в никуда.
Разбивать белый шум,
выбирать имена
неслучившимся детям.
Волны смоют слова,
ветер растреплет мысли.
На горячем песке
безъязыкие мы
распахнутыми ладонями
вдыхаем друг друга.
Зыбких снов,
вязких мыслей,
сухих голосов
карусель.
Рыжий скрип —
опрокинулось небо в пятки.
Мне восемь,
и любимые красные туфли
скоро станут малы.
В тридцать два
жить становится тесно.
Мой карман не пуст —
в его мягкой, сумрачной глубине
лежат
поломанная спичка,
белое перо,
покинутый улиткой дом.
Разорванные бетонной трассой
маковые поля алели,
маковые сердцевины глазели —
стоило только войти —
стыдливо.
Лепестки осыпались к ногам —
легче ветра, прозрачнее льющихся слов.
Ты помнишь?
Хотя…
Тебя не было там.
Пытаюсь облечь в слова
скорость волны,
подхватившей мой след.
Секунду назад
здесь
была
я.
Теперь меня нет.
Крик всегда багровый.
Оттенки тишины неуловимы:
от белого до угольного.
Иногда сердце становится
настолько медленным и маленьким,
что хочется спрятать его в ракушке улитки
или скорлупке воробьиного яйца,
чтобы не обронить ненароком,
не уколоть белизной ребра,
чтобы хранилось там,
пока не найдётся достаточно солнца и ветра,
с лихвой человеческого тепла —
без них не крепчают крылья.
Листья кружатся, крепко держась за ветер.
Птицы щекочут белые пятки небес —
те смеются до слёз.
На берегу, где я была счастливой,
молочным бисером рассыпалась волна,
и чайка вскрикнула, вспорхнув навстречу солнцу,
и ветер бросил семена в степную твердь,
и терпко выдохнули охристые травы,
когда родился сын мой мореокий.
Сын уснул на груди —
на берегу молочной реки.
Смотрю в окно:
летят бесшумно птицы, снег и время.
Размашистым почерком —
не разобрать —
из-под снега трава.
Могла быть птицей звонкой,
но пустила корни
в позвонках земли.
1.
Маковым цветом на полях
многоточие.
2.
Мне раньше хватало слов,
а сейчас я выбираю молчать,
слушать, как ветер объясняет на пальцах,
заблудившихся в травах,
запутанных в волосах,
на пальцах моих —
значение нежности.
Закипает вода в кастрюле.
Выглядываю из кухни:
сын стоит в центре комнаты,
под зажжённой люстрой,
среди разбросанных маленьких кубиков:
красных, жёлтых, синих, зелёных —
прижимает к ушам ладони
и улыбается.
Повторяю за ним. Слышу:
в ушных раковинах плещется море.
Что слышит он?
Своё внутриутробное прошлое,
в моё тело втиснутые волны.
Вода на плите выходит из берегов.
Шефа Наби – мультидисциплинарная художница, поэтесса. Родилась в Экибастузе, окончила филологический факультет ЕНУ в Астане, публиковалась в сборниках литературного объединения «Пегас», журнале «Нива». В 2013 году переехала в Алматы, где активно занялась фотографией, видеографией (городские текстуры, медитативные уличные зарисовки), а позже коллажем и керамикой.