Странствующая душа. Путь героини в цикле рассказов Елены Клепиковой «Жизнь во сне по отрывному календарю»

Название цикла рассказов казахстанской писательницы Елены Клепиковой «Жизнь во сне по отрывному календарю» [1] сразу же вводит нас в поле мифологии, а следовательно, по теории К. Г. Юнга [2], — и в поле коллективного бессознательного, отражённого в мифах. Сон и календарь — понятия мифологические, дошедшие до нас как представления древних людей о цикличности мироздания: сон — о циклическом устройстве микрокосма (человека), календарь — о циклическом устройстве макрокосма (Вселенной). Вместе с тем само понятие цикличности несёт в себе семантику диалектического взаимодействия жизни и смерти, гибели и возрождения, катабасиса (нисхождения) и анабасиса (восхождения). Дихотомию этих явлений мы и наблюдаем в образе Марты — героини сборника рассказов Елены Клепиковой. Её сны и составляют шестнадцать из семнадцати глав цикла.

Жизнь Марты словно соткана из череды снов: «Сны прилетали осенние, наполненные мелким дождём, голыми чёрными ветвями деревьев и надменным карканьем ворон; зимние — холодные, отвратительные в своей сияющей больничной белизне. Хуже всего было весной — сны становились яркими, прозрачными, как мыльные пузыри, такими же непрочными пустышками. <…> Летние сны почти не запоминались, духота съедала краски, оставляя как милость цвет смутно-зелёный, коричневый, бледно-жёлтый — подготовку ранней осени» [1, с. 5].

Сон в архаике приравнивался к смерти, неслучайно Гипнос — бог сна, а и Танатос — бог смерти являются братьями-близнецами. Гораздо позже с лёгкой руки Педро Кальдерона возникает представление, что «жизнь есть сон» [3], не противоречащее, впрочем, архаичной трактовке, а скорее подтверждающее диалектическое единство жизни и смерти как сути природы всего живого. Календарный год символически также означает круг, в котором умирание природы (осень, зима) сменяется её возрождением (весна, лето), т. е. после смерти наступает жизнь, завершающаяся смертью, — и так без конца. Таков мифологический континуум, в котором начало и конец едины — бесконечная вечность, символическое кольцо Уробороса. 

Вечное движение перехода от жизни к смерти, от света к тьме, от восхождения к нисхождению отражено в мифе о Персефоне, который воплощает в себе мифологическую картину мира. Так, его определяют и как миф о смене времён года (календарный миф), и как миф о цикличности мироздания (космогонический миф), и как символическое воплощение процесса сепарации — ухода дочери от матери к мужу, от детства — к собственной взрослой жизни. Путь Марты в цикле подтверждает все эти множественные коннотации мифа. Её имя, знаменующее первый весенний месяц, календарное распределение её снов, символика, сопровождающая её путь, говорят о связи с образом Персефоны. Следовательно, героиня Клепиковой блуждает между мирами — это странствующая душа, попадающая то в пространство жизни, то в пространство смерти. 

Персефона также находилась между этими мирами, в вечном переходе из среднего — земного, светлого — мира матери Деметры в нижний, тёмный мир её мужа Аида. Символически это можно трактовать и как нахождение души между светлой, сознательной стороной и тёмной, бессознательной — как соприкосновение со своей неопознанной теневой частью, без которой, по Юнгу, невозможно пройти путь индивидуации, обрести Самость — свою целостность, к которой человек идёт всю жизнь. Героиня Клепиковой как раз и находится в поиске себя истинной и своей целостности, а для этого нужно заглянуть в самые глубины души, принять свою тень и даже условно умереть. На это указывает один из снов Марты, возвращающий её в детство, в котором «бабушка звала меня Мартенькой, Тенечкой, Тенью» [2, с. 63]. Это, по сути, кульминационная точка цикла, знаменующая способность героини столкнуться со своей обратной стороной. Неслучайно в заключительной главе она пишет брату: «Десять лет, как съехал ты в края дальние, и сердце моё с тех пор спеклось в камень холодный. Лучшая, чистая часть меня оторвалась, улетела. Осталась обратная сторона Луны» [1, с. 70].

На «блуждание» Марты между мирами указывает различная символика: схождение по полутёмной лестнице в мрачный подвал стоматологии «Марс» с чёрными стрелками-указателями (как схождение в царство Аида), сухая горбушка хлеба, протухший пирожок, левая сторона, чёрный альпинист — как символы смерти, умирания, катабасиса; восхождение в горы, свежий пирожок, раскатка бешбармака, правая сторона, бабочка, рыба, солнце, Рождество, Новый год — как символы жизни, возрождения, анабасиса. Это связано также с двумя ведущими стремлениями, архетипически бессознательно движущими человеком — влечением к жизни, управляемым богом любви Эросом, и влечением к смерти, управляемым богом смерти Танатосом. В теории З. Фрейда первое — это либидо, энергия инстинкта жизни, второе — мортидо, энергия инстинкта смерти. Их проявление и борьба между ними наблюдаются в образе Марты. В ней побеждает то первое, то второе, что сближает её с героинями волшебных сказок, проходящими путь инициации через условную смерть. Наличие этого сказочного мотива в цикле прослеживается в названиях некоторых глав: «Красавица и Чудовище», «Выбор пути», «Тень рождения», и в упоминании сказки «Красная шапочка и Серый волк». 

Тема странствующей души вызывает также аллюзию на образ Психеи — олицетворение души в древнегреческой мифологии, представляемой в образе бабочки или девушки с крыльями бабочки. В одном из снов Марта и видит себя порхающей бабочкой. А в двенадцатом сне героини бабочка с золотистыми крыльями становится символом трансформации, возрождения её души. Число двенадцать указывает на символическую связь и с годовым циклом, и с образом Иисуса Христа, что соотносится с мотивом воскрешения, возрождения. На параллель между образами Марты и Психеи указывает и глава «Красавица и Чудовище», отсылающая к одноимённой сказке, в основе которой лежит миф об Амуре и Психее. Героиня мифа проходит множество испытаний в поисках возлюбленного, а символически — в поисках своей целостности, своей Самости. 

Мотив воскрешения особенно актуализируется в последней главе цикла, где в письме Марта вместо дня недели воскресенье пишет «воскресение». Дата, обозначенная здесь, — 12 января, т. е. период после Нового года и православного Рождества, что знаменует поворот от катабасиса, нисхождения в нижний, тёмный мир к анабасису, восхождению в верхний, светлый мир, что, в свою очередь, означает победу: в данный момент — божественного (правого) над бесовским (левым), света над тьмой, созидания над разрушением, живого над мёртвым. Актуализацией этого мотива служит упоминание о реставрации правого придела храма.

Символом торжества жизни и божественного становится восходящее солнце, запараллеленное с образом самой Марты, которая «разрумянивается», как солнышко от съеденных пирожков — «маленьких золотистых полумесяцев». По Юнгу, солнце — это воплощение архетипа Божественного, или Предвечного Младенца, сутью которого является бесконечный процесс смерти (закат) и каждодневного нового рождения (восход). Иными словами, образ солнца несёт в себе диалектическое единство жизни и смерти, как и образ Персефоны, находящейся в вечном переходе от нисхождения к восхождению и обратно. Связь героини Клепиковой с героиней мифа подчёркнута календарным оформлением в заключительном рассказе цикла. И неслучайно Марта называет себя в ней «королевой негатива» (фотоплёнки), стоящей «с покусанным яблоком в левой руке» [1, с. 78], т. е. автор здесь опять же совмещает светлое и тёмное, создавая аллюзию на образ Евы.

В этом и есть главная идея произведения: несмотря на преобладание в финальной части символики возрождения, света и «правого», связанного с божественным, это не конечная точка, т. к. в природе нет ничего определённо завершённого; по мысли автора, суть жизни — движение и изменение. Как в тёмном подвале стоматологии есть «слабый свет лампы», так и на солнце могут быть пятна или целое затмение, после которого солнце появляется вновь, что служит подтверждением мысли о дуальности человеческого бытия и мироздания в целом. Эта мысль озвучена в аннотации к книге: «Живёт себе женщина Марта в гармонии с миром, с собой в разладе, потому как не бывает совершенства под солнцем» [1, с. 3] и закольцована в последнем фрагменте цикла:

«Год прошёл. Явь или сон. Сон или явь. Марта, Марта, где ты?

 — Я не хочу просыпаться» [1, с. 79].

Граница между сном и явью, жизнью и смертью стёрта, поэтому финал открыт, он не даёт чёткого ответа ни героине произведения, ни читателю. И это вполне объяснимо, ведь путь индивидуации Марты пока принципиально не может быть завершён, т. к. жизнь её продолжается, а следовательно, путь героини не окончен, он будет продолжаться.

 

1.  Клепикова Е. Жизнь по отрывному календарю. — 2016 г. — 80 с.

2.  Юнг К. Душа и миф. Шесть архетипов / Перевод по книге C.G. Jung, С. Kerenyi. Essays on a Science of Mythology, Bollingen Foundation. — New York, 1949.

3.  Кальдерон де ла Барка П. Жизнь есть сон. — М.: Юрайт, 2023 г.