Рассказы

Вишня с косточкой, вишня без косточки, ежемалина

 

Каждый должен

что-то оставить после себя.

Сына, или книгу, или картину, выстроенный тобой дом

 или хотя бы

возведённую из кирпича стену,

 или сшитую тобой

 пару башмаков,

или сад,

 посаженный твоими руками.

 Что-то,

чего при жизни касались твои пальцы,

 в чём после смерти

 найдёт прибежище твоя душа.

Люди

будут смотреть

 на взращённое тобою

 дерево или цветок,

и в эту минуту ты будешь жив.

 Р. Бредбери.

 

Было лето. Мы с сестрой открыли ворота и шагнули в высокую траву.

После смерти бабушки прошло больше двух лет. Год назад не стало деда. 

Прежде аккуратный сад выглядит диким. Ветки деревьев под весом поспевших плодов склоняются до самой земли.

Вот здесь — лимонка и кандиль, тут — золотое превосходное, а тут — старая красная слива. Растёт над огромной лоханью, которую дед зачем-то собственноручно приволок из пункта приёма металлолома. Сливы нападали в ёмкость, и над ними шумно кружат осы. Груши рассыпались по дорожкам, а урюк липнет к подошвам. Мятый, разбитый, уязвлённый. Ещё возле беседки рос физалис, но его теперь не разглядеть.

От ровных грядок овощей не осталось и следа, и клубника тоже совсем заросла сорняками и папоротником.

Бабушка очень любила папоротник. Он был посажен вдоль дорожек, а теперь, никем не остановленный, заполонил собой всё вокруг и настырно продвигается к ежемалине. 

Дед ежемалиной очень гордился. Подрезал, подвязывал, ухаживал. Стройные ряды, сплошь чёрные от блестящих ягод. Природа будто протестует против упадка.

Такого урожая дача не видела давно. Мои старики были бы довольны. 

За домом растёт большой грецкий орех, несколько вишень, крыжовник и чёрная смородина. Над обрывом — колючий тёрн. Небольшая баня и сарай выглядят так, будто бабушка только вчера оставила тут тяпку и грабли.

Мы попытались открыть тяжёлый засов дачного домика. У нас ничего не получилось. Замок заржавел и не слушался. 

Я хорошо помню, как покупали дачу, потому что тогда меня первый раз в жизни ужалила оса. 

Мой дед, заслуженный железнодорожник Казахстана, получил от государства какую-то премию, и было решено купить дачу. Мы поехали смотреть. 

На участке стоял серый, скучный дом, и больше ничего. От него вниз, к обрыву, вела серая, скучная дорожка. Всё вокруг было голым, холодным и простецким.

Мы шли по дорожке, и дед держал меня за руку. А другой рукой я тронула одинокий одуванчик, и меня ужалила оса. Мне было три, и я громко заревела. Дед взял меня на руки и сказал, что они с бабушкой обязательно купят этот дом, и когда они его купят, то «изничтожат всю эту курву, которая меня укусила». 

Дед был нам неродным. Это был мамин отчим, но такое недоразумение совершенно не мешало мне его любить. 

Через пару лет на доме появилась деревянная мансарда, а в саду — цветы, ягоды и благодать. 

По профессии бабушка была поваром высшего разряда и когда-то — завпроизводством крупного ресторана. Никакие её пироги никогда не выглядели просто пирогами. Их всегда украшали искусные косы, веточки зелени или луковые розочки. Она могла испечь всё что угодно. Но самым невероятным бабушкиным пирогом был курник. Из которого, если повезёт оказаться проворнее остальных, можно было вытянуть целую куриную ножку. 

А у деда в трудовой книжке была одна-единственная запись — «Вагонное депо». Он пришёл туда ещё мальчишкой во время войны и отработал там больше семидесяти лет. Какая-то колоссальная цифра. 

Я помню обрывки моментов, разговоров и тишины. Я помню, как сижу на табуретке возле стола. Я только что надрала листьев смородины, и бабушка заварила мне чай, и у меня в пиалушке плещется отражение синего неба. 

Пока мужчины пытались как-то разобраться с замком, я взяла в беседке эмалированную чашку и пошла собирать ягоды. 

Ежемалина кололась, жглась, и мне захотелось заплакать. Но я собралась и собрала всю ягоду до единой. Перепачкала пальцы, футболку и лицо. Исцарапала руки. Когда закончила, подошла к умывальнику и глянула в небольшое зеркало. Его к ветке яблони прикрепил дед. Ещё мыльницу, крючок для полотенца и кормушку для сонь. 

Сони — это такие маленькие белочки, их в округе было очень много. Они разодрали старый ватный матрас и устроили себе гнездо в крыше нашей мансарды.

Из зеркала на меня смотрел чумазый ребёнок, а вовсе не взрослая женщина. 

Дом решили  сегодня не открывать. Решили скосить траву и пошли в сарай за косой и серпом.

В сарае у деда был рай и погреб. Замок на нём поддался легче, чем дверной. Я зажгла свечку и спустилась по деревянной лестнице. 

На стеллажах аккуратными рядками стояли банки с вареньем. Некоторые крышки уже начали ржаветь. Я взяла одну банку. На ней была приклеена бумажка. На бумажке красивым почерком было выведено «Вишня с косточкой». На другой банке — «Вишня без косточки». Ещё были абрикос, яблочный  конфитюр. Я брала эти банки аккуратно, как ценные музейные экспонаты, и, когда нашла банку с надписью «Ежемалина», начала реветь.

Мне будто снова три и меня укусила оса. И дед обещает её изничтожить. 

Я обнимала банку варенья и плакала. Потому что бабушки и деда уже нет, а варенье есть. И есть дом, и сад, и осы.

 

————————

 

Мой дедушка Ваня пёк самые вкусные в мире блины. Огромные, ажурные и невесомые. 

Моя бабушка Аня пекла самый вкусный в мире пирог с целой куриной ножкой внутри. Которую, при должной сноровке, можно было вытащить раньше остальных. 

 

 

 

Жёлтая Роза, или кто убил Марка?

 

— Пятый случай за месяц. Даже для Лондона это многовато. Вы так не считаете, сэр?

— Я считаю, что он выбился из графика. Обычно мы находили тела по субботам, а сегодня только среда. 

Знаменитый сыщик сэр Генри Сильверсторм устало потёр переносицу. 

—  Да, очень странные дела. К тому же все предыдущие жертвы — матросы. А тут — монах… Может быть, подражатель?

—  Нет, я так не думаю. Тот же след, тот же почерк, та же виртуозная манера. Что-то вынудило его выйти на охоту раньше.

Помощник Джек Литлбит, хоть и был парнем толковым, но ещё совсем молодым и неопытным.

— Но сэр. При всём моём уважении… Он ведь просто убийца. 

— Нет. Не просто. Я думаю, у него есть мотив и план. К тому же он педант и всегда оставляет возле жертвы жёлтую розу. Это говорит о многом. Здесь не визитная карточка, не позёрство. Это послание, своего рода манифест. Вы знаете, что означает жёлтая роза на языке цветов?

— Я слышал, что это означает предательство, сэр. 

— Не только. Ещё жёлтая роза означает радость. Он рад убить их. И он каждый раз нам об этом заявляет.

 

***

 

По тёмным, узким улицам вечернего города что есть силы бежал молодой монах. Его некогда красивое лицо было бледным и осунувшимся, а одежда вымокла и прилипла к телу. Мелкий, будто протёртый сквозь сито снег застилал глаза. «Роза. Я ни в чём не виноват! Роза», — в отчаянии шептал он, то и дело оборачивался, спотыкался и падал на грязную мостовую. Монах почти выбился из сил, когда за поворотом ему наконец открылась широкая площадь с величественным собором. 

Собор был мрачен, и его острые шпили протыкали насквозь низкие, тяжёлые облака. На фоне застиранного, серого неба собор казался огромной чёрной заплатой. 

Монах опрометью бросился к собору, рывком распахнул боковую скрипучую калитку и стремительно пронёсся через внутренний двор. Он вихрем ворвался  в маленький флигелёк, с силой захлопнул за собой хлипкую дверь. В спешке шаря по столу, прерывисто дыша, он нащупал спички и трясущимися руками зажёг огарок сальной свечи.

Слабый огонёк высветил тесную келью. Монах упал на колени и начал исступлённо молиться. Его тень на закопчённой стене то вскидывала вверх тонкие руки, то безвольно опускала их. Тень металась по комнате, тревожно дрожала и менялась в размерах.

Монах всем телом падал на глиняный пол и на миг замирал. Потом снова вскакивал, заламывал руки и снова падал. Бесноватое пламя свечи выхватывало из темноты его обезумевшее лицо. 

Молитву он прерывал неразборчивыми словами оправдания. Молодой монах просил прощения, бормотал, тряс головой, будто бы споря с кем-то невидимым. 

И когда в очередной раз его обессиленная тень рухнула на пол, над ней нависла другая тень. Густая, чёрная, беспощадная. 

Бездыханное тело осталосьнеподвижно лежать на полу. На лице застыло странное выражение животного ужаса и удивления. 

Свеча догорела и погасла. 

Утром на столе рядом с ней перепуганный служка обнаружил бутон жёлтой розы.

 

***

 

Был обычный пятничный вечер. Заведение  «Весёлая Мими» находилось далеко от центра города. В этот район не часто захаживали настоящие джентльмены. Серое, несуразное здание с яркой вывеской обещало дешёвый ночлег и развлечения. Днём оно будто засыпало, а вечером превращалось в бурлящий низменными страстями котёл.

От чёрного хода заведения отделилась маленькая фигурка в тёмном плаще. Крадучись, перебежала узкую улочку и исчезла в грязном переулке. 

Она остановилась под тусклым фонарём и стала дожидаться того, кто назначил ей здесь эту встречу. 

В начале переулка появились четыре пошатывающихся  фигуры.

— Эй, крошка, что ты делаешь тут совсем одна? 

— Такая малышка, как ты, явно не останется без ухажёров. 

— Пойдём с нами, красотка.

— Ты ведь хочешь позабавиться?

 

***

 

Марк стыдился своей пагубной привычки. Но ничего не мог поделать. Он давал обеты, давал зароки, молился, постился и даже носил вериги, но его хватало ровно на неделю. Каждую пятницу он тайно покидал свою тесную келью, и ноги сами несли его по тёмным, грязным улицам в бордель «Весёлая Мими». Вот и сегодня он обогнул базарную площадь, пересёк широкую улицу и уже готов был вступить в островок света от тусклого фонаря, пройдя через тёмный и грязный переулок, но его внимание привлёк слабый стон, доносящийся из закутка возле стены. 

Марк склонился над хрупким, окровавленным телом. 

— Роза, ради всего святого. Это ты, Роза? 

— Марк, мне нужно в госпиталь.

— Роза, прошу тебя скажи: кто это сделал? 

— Марк. Отнеси меня в госпиталь. Госпиталь. Всего пару кварталов отсюда.

— Но я… Я не могу, Роза. Прости, я не могу. Ты же знаешь. Ваше заведение и моё служение… Если кто-то узнает. Роза, бедная Роза. Прости. 

Когда Марк плотнее укутывал Розу в чёрный плащ, она ещё дышала.

 

***

 

— Послушайте, Литлбит. Мне не даёт покоя то старое дело публичной женщины, китаянки из заведения «Весёлая Мими».

— Посмотреть в картотеке, сэр?

— Да, сделайте одолжение.

— Вот. Кажется, нашёл. Её звали Роза. В документах она значится как Розалина Ли.

— Да, всё верно. Роза — это прозвище. Жёлтая Роза, если я не ошибаюсь. 

И знаменитый сыщик сэр Генри Сильверсторм задумчиво потёр переносицу.