Дактиль
Александр Сухов
(Бибоп — джазовый стиль)
«Главное в нашем деле — таинственность.
Обязательно придумай легенду. Например, тебя подбросили инопланетяне, или ты сбежал от предков и уехал на товарняке навсегда, или тебя в четырнадцать лет лишили невинности в придорожном борделе. А лучше — всё вместе и побольше» ( Из интервью, данного каким-то теперь уже мёртвым музыкантом).
«Я был у Курта в гостях. Раздался звонок. Курт снял трубку, выслушал, хитро улыбнулся, попросил повисеть на линии. Прикрыв трубку рукой, зашептал: "Кортни, Кортни, это журналюга, просит что–нибудь интересное из моей жизни. Давай, ты умеешь".
Короче, они выдумали какую-то ахинею про ранний сексуальный опыт Курта и тут же выдали за чистую монету. Я сидел и думал: они и со мной так же?» (из рассказа биографа Nirvana)
Здесь всегда льёт.
Попробуйте открыть кран, встать под напор воды, закрыть глаза и постоять так полчаса. А для большего эффекта медленно прибирайте тёплую воду и под конец оставьте ледяную. Это мой обычный путь из дома в школу и обратно. Дорога идёт через мост. Мост идёт через жёлтую речку. Если как следует присмотреться, можно заметить её ленивое течение. Дед говорит, там водится рыба, но мне кажется, он ходит туда, чтобы отдохнуть от наездов бабушки. Когда возвращается, просто покупает пару рыбин на рынке и несёт домой. Иногда он зовёт меня с собой, но мне не очень хочется стоять под проливным дождём и делать вид, что это меня занимает. В общем, скукота. Как и всё здесь. Дед приходит под мост ещё и потому, что там можно «принять на грудь». Так он говорит. Бабушка болеет. У неё, наверное, что-то с головой. Раньше она была живее. Часто смеялась, шутила, даже устраивала розыгрыши по телефону, ходила на все эти соседские собрания, посещала какие-то чокнутые вечеринки: «Эй, кому за шестьдесят». В один день, случилось это позапрошлым летом, она свалилась с жутким гриппом. Лежала неделю, ничего не ела. Дед ухаживал за ней. Даже научился готовить. Раньше его к плите было не подтащить, а теперь он пыхтел на кухне, делал бульоны. Бабушка постепенно приходила в себя, но прежней она уже не была. Всё реже и реже выходила из своей спальни, а если и выходила, то чтобы обругать деда за какую-нибудь ерунду. Она стала раздражительной. Кричала на деда за то, что он не выключает свет или, наоборот, включает. Говорила, что он прячет лекарства и хочет её смерти. Дед пытался её успокоить, переживал, что она слишком много времени проводит в душной комнате. Говорил, что ей стоило бы чаще открывать окно и вообще выходить дышать хотя бы на задний двор. Бабушка злилась, когда ей что-то советовали, уходила к себе, хлопала дверью, топала, бормотала что-то себе под нос и вскоре затихала. Дальше стало хуже. Бабушка не давала деду прохода. Винила его во всех смертных грехах. Скоро дед устал от нападок и однажды просто придумал свою «рыбалку». Я бы на его месте поступил так же. Говорят, нужно терпеть до конца. Может быть. Но я бы не стал терпеть. Я бы, как дед, тоже куда-нибудь сбежал. Может, мы с ним плохие люди? Наверное. Какие есть.
Да. Ещё этот бесконечный ливень! Такие тут края. Ничего не поделаешь, но одно хорошо. Я давно заметил. Вообще, когда привыкаешь к дерьмовой погоде, начинаешь искать в этом плюсы. Я вот нашёл. Когда льёт, улицы пустые. Как будто все умерли, и это здорово...
А давайте я лучше покажу свою любимую дорогу. Не ту, что ведёт в школу. Её-то я ненавижу, пустая она или переполненная людьми. Нет. Я покажу путь от самой лужайки мамулиного дома до того места, откуда наш городок виден лучше всего. Весь как на ладони. От края до края. Это гора, как вы, наверное, догадались. Если посмотреть на неё из окна моей комнаты, она похожа на огромного сидящего человека, положившего голову на ладонь. Гигант, смотрящий на город. «Тихий великан». Это я дал название ей. Горе этой. И если кто-то когда-нибудь соберётся приехать в наш город погостить или даже жить, что вряд ли, то первое, что ему стоит увидеть, — это Тихого Великана. А первое, что нужно взять с собой, — это резиновые сапоги и дождевик. Это важно. Иначе он никуда не дойдёт и скоро свалится с простудой, а когда оклемается, немедленно уедет отсюда навсегда. Так вот. Если правильно одеться, переждать дождь (обычно это занимает пару часов), то есть надежда успеть быстрым шагом туда и обратно. Конечно, по пути назад вы обязательно вымокнете, но это терпимо. Главное — успеть на гору. Вид незабываемый. Так говорят все проезжающие. Фотографируются и быстро отваливают куда подальше. Оттуда, сверху, кажется, что это милый город с уютными домиками, в которых, конечно, живут добрые, отзывчивые люди. Так думают все. Особенно если вы чужой, проездом и скоро покатите себе дальше и навсегда забудете об этих местах. В общем, этот свой путь я проделываю каждую неделю минимум три раза. Это моё свидание с горой. Не как с девочками, а по-другому, конечно. Слышали такое выражение — «место силы»? Я слышал. Думаю, очень подходит в моём случае. Там я чувствую себя спокойным, умиротворённым и сильным. Там мне лучше, чем где-то ещё. Не успев возвратиться, я уже скучаю по этому месту. Там всё становится просто и ясно. Все мои заходы, истерики Мамули, да и вообще вся муть, которая происходит с нами и со всеми, — всё как бы исчезает. Мельчает, что ли.
Не знаю. Я, типа, тоже больной. Наверное, от бабушки передалось. Стану старый, перенесу грипп и так же съеду с катушек. Нет уж. Не хочу такого дерьма. Мне кажется, это несправедливо хотя бы по отношению к своим детям. Нет, если повезло и ты дожил до стольких лет и не сбрендил, то, конечно, ходи себе с внуками на рыбалку или запускай змеев — это само собой. Но сидеть в собственных слюнях и отнимать у своих родных всё время и силы, как вампир какой-то. Чтобы они подтирали за тобой, стирали твои обноски... Нет уж. Я бы раздобыл ружьё. Как угодно. Хоть у соседа выкрал или купил — и бах! Всем только легче. Да!
Так вот… Дорога к Тихому Великану — это всегда приключение. Это вам не программа путешествий по телеку. Сначала надо обогнуть перекрёсток, одна из улиц которого прямиком ведёт к школе. Если это время уроков, надо быть тем более осторожным. Учителя часто возвращаются домой на велосипедах, и может случиться неожиданная встреча. А если учесть, что за последние месяцы я немногие дни досиживал уроки до конца и вообще не каждый день появлялся в школе, если уж по-честному, а мамуля забыла, когда она являлась по вызову, а папа, кажется, вообще не в курсе, где учится его сын… Короче, учитывая всё это, попасться на глаза кому-то из учителей не очень приятно. А у нас поход к месту силы. Нельзя допустить, что бы кто-нибудь испортил дело.
...нельзя допустить, что бы кто-нибудь испортил дело. В общем, надо двигаться аккуратнее. Если идти левее школы, можно увидеть, как толпа учеников в бело-красной спортивной форме гоняют мяч по школьному полю. Им всё равно, хоть дождь, хоть снег, хоть ядерная бомбардировка — будут носиться за мячом. Основная масса здесь сходит с ума от всяких игр, и чем больше грязи, синяков, падений, тем лучше. Но, если честно, большинство просто тупоголовые идиоты, и их за участие в спортивной жизни школы просто вытягивают по другим предметам. Ничего такого. Но зато важности у них... Ходят как гуси. А местные футбольные «звёзды» вообще гнусные типы, не хочу говорить о них. У меня был неприятный случай с одним... В общем, если вам интересно, расскажу.
Мне никогда не улыбались все эти командные игры, клубы по интересам и всякая муть, которой полно в школах. А папуля меня шпынял за то, что я не развиваюсь. Ну, в смысле, не интересуюсь турником, брусьями и всяким таким. Мне до чёрта надоели его подколы. Особенно он любил это делать при посторонних: когда приезжали двоюродные братья с предками, так он прямо не унимался. Только и искал повода, чтобы меня перед ними подколоть. Согласитесь, это подло? Ну встал я как-то вечером за ужином, швырнул стул в окно — стекло в дребезги — и спросил его, достаточно ли развиты мои мускулы. Мамуля чуть не поперхнулась, а папуля сказал, чтобы я принёс ремень. Я вышел через заднюю дверь и пропал на сутки. Конечно, я тогда ночевал у дедушки. Отец понял это сам или дед позвонил ему, я не знаю...
Ну так вот. Продолжались наши с отцом бои долго, пока я наконец не решил ему отомстить. Я кое-что придумал, но сделал вид, что осознал свои ошибки, и попросил прощения у них с мамой. Как путёвый пообещал исправиться и немедленно записаться в школьную спортивную секцию. Отец сиял, не мог нарадоваться. Когда он узнал, что мне выдали номер, под которым я должен был играть, растрезвонил своим пивным друзьям. Мол, не шуточки, под хорошим номером выйдет. И вот после месяца идиотских тренировок в грязи и под дождём мы наконец должны были отстоять честь школы и всякое такое. Приехала команда из соседнего городка, с ней — целый автобус болельщиков, толпы людей заполнили стадион, из динамиков играли то гимн, то какой-нибудь бешеный хард-рок, лило как из ведра, папуля, видно было, порядком надравшийся, махал мне флагом, на котором он намалевал мой номер. Серьёзно. Он нарисовал это дома, в гараже, со своими друзьями и пришёл гордый, как павлин, потому что его сын сейчас будет носиться по полю в грязище с такими же придурками, как он, и отстаивать честь долбанной школы. Вы поняли? Честь школы! Школы, где на моих глазах пацана чуть не утопили в унитазе. Где девчонку, которая покрасила волосы в зелёный цвет, облили эпоксидной смолой, и на следующий день она пришла лысая.
Ну и вот... Помните, я говорил, что у меня был случай с одним типом. Этот урод — капитан или нападающий, как там у них точно не помню. Короче, главный говнюк из всех говнюков. Он на тренировках меня поучал, как надо подавать. И пугал, мол, если я ему не подам или ещё чего-то, он меня казнит. Так и говорил: «Казнит». Ну в начале игры, перед первым свистком, я ему подмигнул и сказал, что буду подавать исключительно ему и только ему. Он даже засиял от самолюбования. И вот в один трудный момент, когда игра была в самом разгаре, на трибунах была просто психушка, а мой отец, кажется, орал громче всех, и вот когда я оказался около своих ворот, пытаясь отбить мяч подальше, я встал. Наверное, это слишком. Не знаю. Но простить я не мог. В общем, я крикнул этому гусю: «Подавать?» Тот, кажется, не расслышал, я повторил, он сделал круглые глаза: «Выпинывай, дебил». Я нашёл на трибуне своего папашу. Тот весь выгнулся от избытка чувств. Я крикнул ему: «Смотри!» — и спокойно отдал пас противнику. Секунда, и мяч был в наших воротах. Потом на меня навалились, я упал, этот гусь орал, что казнит, похоронит, потом я увидел лицо отца. Тот, наверное, всё понял. Мне показалось, он испугался. Испугался за меня. В его башке никак не укладывалось, что я мог затаить обиду и отомстить. Он думал, я, как аквариумная рыбка, через мгновение забываю все издёвки. И вот он стоит под долбанным дождём, непонимающий, испуганный, протрезвевший, и думает, как поступить дальше — бить меня или сдать мозгоправам. Короче, как вы понимаете, с футболом я попрощался, а с отцом... Тут сложнее. Всё-таки папуля.
Идём дальше. Миновали школьное поле. Оно же стадион, и некоторое время нужно двигаться вдоль пустыря до «кладбища тракторов». Тоже особенное место. Здесь, кроме лесопилок, в общем-то, ничего нет. Если ты остался после школы здесь, то, считай, увяз. Дороги у тебя две. Либо валить лес, либо его обрабатывать. Когда-то неподалёку были ремонтные мастерские, но потом всё пришло в упадок, и пустырь превратился в свалку старой техники. Когда я был мелким, папуля возил меня с собой на работу. Его лесопилка была в паре километров от кладбища тракторов, и я каждый раз просил его остановиться и разрешить мне поиграть здесь. Раньше он ждал меня, а когда я подрос, стал оставлять, и я, наигравшись, пешком доходил до его пилорамы. Больше всего мне нравилась здесь одна махина. Гигантская машина с двумя клешнями. Я представлял себе, что это огромный краб с другой планеты. Им управляет главный гуманоид. Я должен добраться до головного отсека и убить его. Теперь каждый раз, проходя, я думаю: а ведь это опасно. Высота такая, и почему папуля тогда позволял мне лезть туда. Может, он втайне радовался, что сын хоть техникой интересуется, не знаю...
Да. Псина. Конечно. Как без неё. Её лай слышен всегда задолго до пилорамы. Грозный глухой лай, как будто кашляет огромный мужик. Сколько себя помню, эта собака всегда жила здесь. Ей, наверное, лет двести уже. Псина. Так её все и зовут. Злая, как волк. Но если покормить и она тебя запомнит, то есть надежда, что пропустит и не будет кидаться. Шерсть у неё длинная и от времени скаталась в толстые дреды, и если такая хреновина выскочит на тебя ночью, можно умереть от страха. Да. И это самая огромная собака, какую я видел. Отца, когда тот брал меня с собой, я постоянно просил взять костей для Псины или то, что осталось от обеда, и кормил её сам. Продолжалось это несколько лет, но она, кажется, и не думала добреть. Рычала и смотрела своими мутными, старческими глазами, стоило сделать шаг. Она и сейчас, стоит мне появиться, рвётся со своей цепи, хрипит, лает. А когда-то же она была щенком, её можно было хоть погладить. Потом посадили на цепь. Сиди и смотри на бесконечные штабеля брёвен. Вот и станешь злым…
Наконец, за будкой Псины — сама лесопилка. Это территория, обнесённая забором – сеткой, на входе — шлагбаум, вернее, натянутая цепь вместо шлагбаума. Рядом — сторожевой домик. Из домика выходит человек с чашкой чая, окидывает тебя сонным взглядом и пропускает на территорию. Дальше — несколько цехов для обработки и большая площадка для складирования. Отец мой до этой весны работал во втором цехе на пилораме. Уже третий месяц пошёл, как его уволили. Уходил он громко, даже подрался. Потом долго не мог забрать деньги. А тут ещё и мамуля... В общем, разошлись они. Ну... расходятся. Я не стал об этом, потому что нет смысла и всё это просто убивает, если честно... Может быть, расскажу, но позже. Короче, мой папаша, мягко говоря, не очень уживчивый человек. Мамуля тоже не подарок, но, как я уже сказал, о ней потом. Так вот. Есть у него, у отца, три-четыре дружка, с которыми он по выходным выпивает на заднем дворе, и то он всегда с кем-то из них на ножах. Постоянно на что-нибудь нарывается. День не день, если он прошёл без скандала или драки. Как-то его заподозрили в воровстве. Сказали, что он утащил с лесопилки какие-то инструменты. Папуля снял робу, швырнул её в своего начальника и ушёл, хлопнув дверью. Через час вернулся пьяный и набросился на шефа с кулаками. Их еле разняли. На следующий день отца уволили. Тот не мог успокоиться, грозил, что сожжёт лесопилку, машину шефа, требовал компенсации за моральный ущерб. Ничего не вышло. Папуля остался без работы. А теперь он ещё и на улице, после того как мамуля его выставила. Не знаю. Мне кажется, он не стал бы воровать. Он, конечно, урод. Но он не вор. И точно не жмот. Однажды он уехал куда-то, вернулся ночью пьяный и подарил мне офигенное ружьё с лазерным прицелом. Если не считать того, что он ошибся с днём рождения на целый месяц, я был в полном восторге. Вот. Он часто спорит с друзьями на деньги, но, если проигрывает, всегда отдаёт долги. Мне кажется, его выпнули за характер, и всё. Он успел порядком всем надоесть, вот они и придумали повод. Его не любили — это правда. Сколько я тут ни ходил после этого, ни один из работяг так и не спросил, как там мой папаша. Грустно, наверное, когда на тебя всем плевать. Ну если это тебя беспокоит, конечно. Папулю это просто мучает. От этого он пьёт и дерётся. Мне вот повезло. Тут я, кажется, в мамулю. Мне всегда было плевать, думает обо мне кто-то или нет. Наоборот. Я всегда немного жалел людей, которые жить не могут без чьего-то внимания. Вся их жизнь состоит из бесконечных проверок, не забыл ли кто о них. Они от ревности и недостатка внимания готовы с ума сойти. И ещё. Такие просто обожают быть первыми в курсе всех дел. И, принося новость, они просто раздуваются от своей значимости. Короче, полная шляпа, вот и всё. Да.
«Опять на свою гору, чтобы задубеть и двинуть назад!» — мамуля так всегда говорит. Сама-то она туда поднималась, наверное, один раз. Ну, может, несколько, да и то лет двести назад, чтобы напиться с подружками и покидаться бутылками. Вообще я редко встречаю наверху кого-то. Иногда это мелкие ребята или любовные парочки, но они быстро замерзают и уходят. И ещё вот что... Просто по ходу дела я хотел спросить. Вы когда-нибудь разговаривали сами с собой? Я вот очень часто. И мне ни фига не кажется это странным…
Когда лесопилка осталась позади, ты пересекаешь маленькую рощу и начинаешь свой подъём. Он довольно пологий, дорога долгая, и вот, когда идёшь один, бурчать начинаешь как-то автоматически. Ты как будто ловишь ритм, и всё, что тебя волнует, начинает выходить наружу. Я бы сказал, так можно подслушать собственные мысли, как бы странно это ни звучало. Так, например, я неожиданно «подслушал» и понял про себя, что у меня никогда не будет много друзей. Много их и так не бывает, а в случае со мной… Короче, я всегда в ком-то разочаровываюсь. Стоит человеку хоть малость проявить себя с нехорошей стороны, и я это в нём замечу — всё! Начинает расти ком. Иду вот так и ловлю себя на мысли, что говорю с ним. Ну как будто он рядом идёт. И вот я ему «так», а он мне «так». А я неожиданно ему: «вот» тебе и «вот». И выкладываю, мол, ты ненастоящий друг. Ты во всём видишь выгоду, даже в нашей дружбе, а значит, нам не по пути. И как бы оставляю его позади, как в кино. А сам гордо иду дальше. Вверх и вверх. Он там что-то кричит, оправдывается, но я уже не слышу его.
Да уж… Поглядеть, так я просто герой-одиночка. Знаете, что я на это скажу? Дерьмо! В книжках такого полно. Все эти правильные, одинокие гонщики, бродяги и всякое такое. Фигня. Я вам не герой. Я ещё то дерьмецо. Таких ещё поискать. Да вы и сами поняли. Если да и вас это не особо парит, то всё в порядке и нам в одну сторону. На гору. К Тихому Великану. Просто хочу сразу договориться. Вы мне ничего не должны, но и я не обязан вам нравиться. «Ну и тип», — скажете. Да. Но это вы ещё мою мамулю не знаете. Если бы в мире существовал конкурс на звание идеального эгоиста, моя маман каждый год получала бы золотую медаль. Мне кажется, она бы в роддоме запросто могла перепутать и забрать не того ребёнка, даже если бы у него был другой цвет кожи. Конечно, она изредка включает домохозяйку или заботливую мать, но это, уверяю вас, ненадолго. Мало того, это чаще всего затишье перед бурей. Кажется, так говорят. После такого спектакля обычно наступает долгий загул, и мамуля потом выходит только погреть кости и сбегать за пивом. А так — в лёжку перед телеком. И взгляд как у дохлой рыбы. Вы не замечали, как ящик влияет на мозг? Серьёзно. Вот мать, например... Сколько себя помню, она каждое утро смотрит этот идиотский «Большой развод». Ну вы знаете. Тупое шоу, ведёт его одна корова, злая, как ведьма. Там тётки собираются и думают, как раздеть до нитки бывших мужей. Просто программа на уничтожение, честное слово. Слушаешь их и думаешь: они ведь раньше жили вместе, ездили куда-то, рожали детей, чего-то ждали, радовались, но, типа, при этом с фигой в кармане? Правильно я понимаю? Вроде как «какой же у меня милый муженёк, но случись что, и я его порву». Вот и мать… Иногда она просто с ума сходила, когда эта жирдяйка из шоу позорила на глазах аудитории очередного мужичка. Вот я и говорю. Мать как будто околдовали. Она слетела с катушек и начала специально провоцировать папулю. Того только погнали с работы. Ну и представьте. Коса на камень, по-другому не скажешь. Один раз мне пришлось разлить бензин по полу и пригрозить всё сжечь, если они не перестанут драться. Насколько у отца кулаки стальные, но я видел, как мамуля может ударить. И чем. В ход летело всё, что попадалось под руки. Не знаю, как папуля ещё жив. Вот вам и «большой развод». Ставьте видеокамеру в нашем доме, и рейтинги вам обеспечены. Дед и бабушка, они-то родители мамули. Папуля своих давно похоронил. Дом его отца на отшибе и совсем не годится для жизни. Па несколько лет грозился его отремонтировать, но так и не взялся, а тут мамуля ошарашила. Как-то после очередного скандала собрала пожитки и укатила. Мне сказала, что переночует у подруги. На следующий день влетела в дом, разбудила папулю и швырнула ему стопку бумаг. Развод, мол. Такие дела.
Хотите честно? Я их тогда ненавидел. Обоих. Я такой, какой я есть, благодаря им. Они меня научили не верить людям. Я каждый долбанный день смотрел, как они друг другу в глаза врали. Как будто они соревновались, кто кого победит во вранье. Наш дом стал каким-то местом зла. И этот запах. Кислятины, пота, спирта, мамулиных сладких духов. Не знаю… На моём месте любой бы уже давно дёрнул отсюда. Но в то же время я их и любил. Я цеплялся за редкие моменты, когда нам было хорошо. Стоило им начать ругаться, я сидел в комнате, зажав уши, и пытался думать о том времени, когда всё было по- другому. Вспоминал наши редкие поездки. Какой-то дикий фестиваль, на который мы попали с ма и па. Там играли рок толстенные, бородатые мужики, а потом па участвовал в конкурсе «На лету откуси сосиску», а мамуля смеялась до того, что ей стало плохо. Потом мы ночевали в палаточном городке…
А теперь она нарочно позволяла хахалям провожать её из кабака, чтобы па увидел. Тот, конечно, закипал, выбегал драться, и всё начиналось снова. В общем, вы понимаете. Да что я рассказываю. Всё вы знаете, может, ещё и не то видели. Скажете, жалуется. Да, жалуюсь, поднимаюсь к Великану и жалуюсь вам, себе, чёрт знает кому.
Не знаю... Наверное, после того, что я вам тут наговорил, вы уже не хотите иметь со мной дела. Что сказать, никого и не держу. Просто, если решил выложить всё, так доведи до конца, так же? А вы потерпите, до Великана не так уж и далеко. Глянете на всю эту красоту, и разойдёмся каждый своей дорогой.
Есть кое-что, о чём я никому никогда не рассказывал. Начал я это делать задолго до всей этой бракоразводной мути ма и па. Сейчас вы, конечно, скажете, что я просто слетел с катушек и меня надо лечить. Что ж. Ваше право. Так вот. Я залезал в чужие дома. Первый раз я сделал это ночью, но в основном это происходило днём. Нет, не подумайте, я не вор. Это другое. Максимум ущерба, который я наносил, — это разбитое стекло двери чёрного выхода. Ну или окно. Помню, я лежал у себя в комнате, за стенкой орали друг на друга мамуля и папуля. Привычный сценарий. И вот я лежал, думал, что сделать, чтобы они хоть как-то отвлеклись от своей грызни. И я решил сбежать. Так, чтобы они искали меня, рыдали, подключали поисковые группы, добровольцев, ну как это обычно бывает. Тогда бы они вспомнили, что у них в жизни есть что-то поважнее их обид. И это не должен быть побег к бабушке-дедушке на одну ночёвку. Нет. Это должно быть настоящее бегство. План показался грандиозным. Я хотел где-то засесть, но никак не мог придумать где. Тогда я решил отправиться на разведку. Я ушёл ночью и двинул в сторону верхнего города. Там, на взгорьях, оставались брошенными многие дома. Некоторые из них были уже полуразрушенные, но встречались и такие, где ещё были целы замки и двери были закрыты. Там можно было надолго затаиться. Я добрался до первого жилого квартала и огляделся. Жуткое зрелище. Улицы здесь почти не освещались. Я перебрался через изгородь первого дома и с чёрного хода вошёл в него. Половины дверей не было. Повсюду валялись бутылки, коробки из-под пиццы, шприцы. Наполовину сгоревший диван, на стенах — надписи. Запах мочи. Грустное место. Тут когда-то жили. Я подумал: где они теперь?.. Мне стало противно, и я ушёл. Ночь похолодела, и, как назло, заморосил дождь. Я шёл, мёрз, думал о призраках.
Чушь, конечно, но сколько таких домов у нас в верхнем городе, и ты всегда об этих местах слышишь разные истории. То об одном доме, где отец перебил всю семью и сам наложил на себя руки, и теперь за квартал от этого места люди слышат вопли и плач. То о стае собак, которые воруют детей. Набрасываются и стаскивают прямо с велосипедов. Всё это полная шляпа, конечно, но я шёл, думал об этом и чувствовал, как волоски на руках поднимались дыбом. Так я обошёл весь район, залез в несколько домов. Везде одно и то же. Развалины и жуткая вонь. Дальше начались кварталы поживее. Всё чаще встречались дома, в которых горел свет. Я сильно замёрз, промок. Назад я возвращаться не хотел, но и продрогнуть насмерть мне не улыбалось. Я решил идти домой и вернуться рано утром с рюкзаком, набитым едой и всем, что нужно, потом засесть в укромном месте и дождаться, когда из какого-нибудь дома все разъедутся по работам, школам и всякое такое. Они уедут, а я влезу в дом, заберусь на чердак и засяду там. Выглядела вся эта затея по-дурацки, но мне понравилось. Я вернулся домой, набил рюкзак консервами, сухими завтраками и всякой всячиной. У папули стянул фонарик и на рассвете отправился к своей засаде. Дождь не переставал лить, и, если бы не дождевик, я бы, наверное, помер от воспаления лёгких. Дошёл до нужного дома и уселся в кустах напротив. Примерно через час из дома вышли четверо. Двое взрослых и двое детей. Девочка была совсем ещё мелкой, а пацан, сразу было видно, учился в средних классах. Может быть, даже в моей школе. Короче, все четверо сели в машину и укатили. Я прикинул: если предки развезут своих деток и сами укатят на работу, у меня будет полно времени, чтобы похозяйничать в доме, разведать, что и как на чердаке, и приготовиться к их возвращению. Я поймал себя на мысли, что меня просто разрывает от удовольствия этот преступный план. Я даже пожалел, что не начал заниматься этим раньше. Обязательно нужно было проверить, не остался ли кто-то дома. Может, их старики или собака. Я обошёл слева и направился к парадному входу. Постучал. Ни звука, ни лая — ничего. Постучал ещё раз, огляделся — улица пустая. Тишина, только звук дождя, падающего на асфальт. Заглянул в окно. Проверил, нет ли сигнализации. Здесь её редко ставят, но всё-таки. Понял, что всё чисто. Вернулся за рюкзаком и, обойдя дом справа, перелез через забор. В задней двери были четыре стеклянные вставки. Одну из них я выдавил во внутрь, она упала, но не разбилась. Всё шло как по маслу. Нащупал щеколду задвижки, дёрнул. Вошёл внутрь. Снял ботинки, сунул их в пакет, потом в рюкзак. Прошёлся, посчитал комнаты. Гостиная, три маленькие спальни. Наверное, две из них — детские. Везде чистота и полумрак. Пахло недавним завтраком, кофе и освежителем воздуха. Очень аккуратно на кухне. Никакой грязной посуды, никаких залапанных выключателей, ничего такого. Образцовая семья. Я сел в гостиной отдышаться. Включил телевизор, тот заорал, и я быстро убрал громкость. Это был детский канал: герои шоу кидали поролоновыми шарами в ростовых кукол. Какая-то ерунда. Наверное, перед выходом это смотрела мелкая девчонка. Выключил. Осмотрел комнату. Повсюду висели странные картины и кое-где в рамках — фотографии. На одной из них всё семейство позировало на фоне моря. Я подумал: как странно. Они сейчас едут по своим школам, садикам, работам, наверняка, слушают музыку, а может, и поют хором. А в их доме сидит чужак. От этой мысли стало немного стыдно. Я прошёлся. В конце коридора была комната с двойными дверями. Наверно, спальня родителей. Заглянул — так и есть. Подумал, что это слишком — вламываться и туда. Закрыл двери и вернулся к первым двум комнатам. Одна из них точно была комнатой младшей сестры. Там, сразу было видно, недавно сделали ремонт и всё искрилось чистотой и новизной. Обычные для девочек тона. Обои с единорогами, цветами и всякой всячиной. На столике — фотография. Фотошоп из диснеевского мультфильма. Милота, что тут скажешь. Но мне хотелось побыстрее в комнату пацана. Она оказалась очень похожей на мою комнату. Но что-то было здесь не то. Я с прыжка грохнулся на кровать и стал разглядывать потолок. Там для пацана установили экран. Наверное, можно было пускать туда проекции космоса и всё такое. Классное стерео по углам комнаты, куча дисков с музыкой, полка, битком набитая «мангой». Несколько комиксов-разрисовок с ДиСишными героями. Места, где Джокер грабит банк, раскрашены особенно тщательно. Меня это улыбнуло. Я бы тоже не стал тратить время на Бэтмэна и другую муть. Всё было как у всех. И в то же время было другим. Короче, я не мог понять, что здесь не так. С одной стороны,меня это дико забавляло, с другой — пугало и даже начало подташнивать. И я вдруг вскочил как ужаленный. Да я ведь и есть этот долбанный Джокер! Сижу в таком благополучном мирке и рушу его своим присутствием. Помните призраков, о которых болтают в этих краях? Я как будто тоже стал мертвецом. Неприкаянным или как это называется? И теперь, как последняя сволочь, залез в чужой дом, чтобы побыть в шкуре любимого сына и всё такое. А потом уйти и оставить на память от себя только слякоть и запах сырости, как утопленник какой-то. Мне стало жалко этих людей и их дом. И себя тоже. Я умылся ледяной водой на кухне, вышел через чёрный ход, даже стекло вставлять не стал, и через пять минут уже свалил к чертям собачьим из верхнего города. Я шёл и думал обо всём этом. Дождь кончился, солнце приятно грело спину. Я шёл домой.
Нет... Я не бросил это дело. Я ещё не раз ходил, но уже в заброшенные дома. Просто вламывался и писал на стенах «Призрак». Писал ещё кое-что, но это так... Не для всех глаз. Захотите узнать — сходите в верхний город, полазайте там в местных развалинах и среди многочисленных надписей и граффити без труда угадаете мои.
Ну да, знаю. «Пройдёт», — скажете вы. Просто такой период. Или спросите, где тут, во всей этой истории со взломами, мораль или типа того, вы же любите её извлекать отовсюду. Мораль эту... Иначе, мол, история неполная. А я вам скажу: «Плевал я на мораль». Понятия не имею, что это такое. Может, лучше вам надо было спросить у моих мамули и папули, когда они лупили друг друга? Отнять у мамы нож, у папы бутылку и спросить их: «Где же тут эта чертова мораль? Не знаете?»
Да... Дальше к вершине сложнее. Там будет лесок, и потом ещё скакать по камням. Но мы же не за лёгкими путями здесь, так ведь? Главное — поймать ритм, и тогда даже в гору идти легко. Кстати, что вы скажете о музыке? Что это для вас? И как вы понимаете, ваша это музыка или не ваша? Соответствует саундтрек вашим переживаниям и характеру или нет? Я вот сразу чувствую. Достаточно первых пяти секунд. Терпеть не могу дерьма, типа куплетно-припевочной развлекаловки. Помню, когда я был совсем крохой, мама таскала меня на танцы. Там над нами нависал мужик и взмахами показывал: «Вот куплет — мы вправо, вот припев — мы хлопаем и прыгаем на месте» — и так по двести раз. И надо было обязательно во весь рот улыбаться. Я там такой скандал закатил, что всех распугал. Наверное, у меня оттуда неприятие ко всей этой популярной, танцевальной мути. Вы скажете: «Ну ещё один говнорокер, ничего особенного». А вот и нет. В роке есть, конечно, сильные вещи, но и там дерьма хватает. Какой-нибудь чудо-гений сочинит хит, хороший такой, не спорю. Потом крякнет, и все, как заведённые, повторяют за ним. Шмотки такие же, гитары, чтобы не отличить было. Как будто на острове попугаев живём. Один выделился, другие потом слизывают. Тоже мало хорошего. Я вот что думаю... Джаз! Да. Да. Скажете: «Куда тебе, сопляку, джаз?» А я вам на это скажу: «ЧАРЛИ ПТАХА, МАЙЛЗ ДЭВИС, ГИЛЛЕСПИ, КОЛТРЕЙН, ГЛЕН МИЛЛЕР, МОНК, АРМСТРОНГ, ЭЛЛИНГТОН... ХВАТИТ?» А знаете, что ПТАХА в одиннадцать лет освоил саксофон? Джаз не так уж и сложен. Вы просто не чувствуете. Тут тренировка нужна. Я у папули часами в машине просиживал, было дело. Так вот. Тут, на отшибе, нормально только «Радио Джаз» ловило. Я сначала скучал, пальцами отстукивал ритм по стеклу, бурчал сам по себе под нос, как обычно делаю, и, наверное, поймал волну, а потом меня осенило. Они, джазисты, звуками общаются. Понимаете? Реально говорят инструментами. И со временем вот Птаха и Дэвис особенно... Так вот... Со временем ты начинаешь понимать, о чём они говорят. Я серьёзно. Я тогда просто с ума сошёл и понял: вот моя музыка! Там и тоски до фига, но это у кого как. В женском джазе много такого — плача, что ли. Но в основном там море позитивной энергии и нисколько не скучно. Вот. Я, например, вам всё это сейчас рассказываю… Ну всё что накипело… И это тоже что-то вроде моего соло, так ведь? Ну вот. Так и там. Их, типа, зажимали, слово не давали, они на каторгах спины гнули, потом им и сесть в трамвае нельзя было, вот они свой язык и придумали. Хитро. Белым не понять, короче. Без обид. Шутка. Белый джаз тоже ничего...
Идём дальше. Мы в пролеске. Я помню, мы где-то здесь фотографировались с папулей. Такое кривое дерево росло из расщелины, сейчас я и не знаю, сохранилось ли оно. Неважно. Короче, где-то рядом. Па тогда усадил меня на ветку, установил на камне фотик и сам примостился внизу. Хорошо вышло. Мы там с ним очень похожи. Лыбы растягиваем, как дураки. Мамуля никогда с нами не ходила, а зря. У нас как-то мало фотографий, где мы втроём. Причём выглядит это, как будто они нарочно не фотографировались друг с другом, чтобы потом меньше совесть точила. Отстой, правда?
Месяц назад, на мой день рождения, я их собрал вместе. Мне это удалось. Я знал, что в этом они мне не откажут. Мамуля долго не соглашалась, психовала, говорила, что всё слишком сложно и видеть папулю она сейчас не готова. Она просто рассудок потеряла. Начала торговаться со мной. Предлагала подарить мне поездку на побережье, в спортивный лагерь, всякую разную ерунду, лишь бы не встречаться с отцом. Я стоял на своём и сказал, что это единственный подарок, который я хочу, и мне ни черта от них больше не нужно. Она психанула и куда-то ушла. Я ждал её, но скоро заснул перед телеком. Разбудила она меня уже поздно ночью. Сказала, чтобы я шёл к себе, раздевался и нормально ложился спать, и как бы между делом буркнула, что согласна встретиться с отцом на мой день рождения. Утром мы с ней всё обсудили и выбрали «Закусочную», куда раньше любили ходить на выходных. Оставалось уговорить папулю. Чтобы дедушка с бабушкой не обижались, я предупредил деда, что этот поход в «Закусочную» должен иметь примирительный характер, и деду это вряд ли будет интересно, а бабушке и подавно. Я тогда предполагал, что всё сложится иначе, что тут говорить… В общем, я пообещал, что после этого мы с дедом обязательно сходим на рыбалку или, если он хочет, зажарим всякую всячину у них на заднем дворе. Дед так намучался с бабушкой, что, кажется, даже не понял, о чём я ему говорил. В общем, оставался отец. Самое дерьмовое, что отец мой оказался ещё тем говнюком. Дед рассказал, что видел его с какой-то «бабцой», так он выразился, в хозяйственном магазине. Сказал, что ходил туда за какой-то ерундой и видел, что отец «тёрся с бабцой», которая там работает продавщицей. «Ещё одной решил на шею сесть, козёл», — сказал дед. Я понял, что там поймать его будет проще всего. Не раздумывая, я пошёл в магазин.
Когда увидел на кассе молодую, высоченную продавщицу, сразу понял, что это она. Надо сказать, что та отдалённо напоминала мою мать, хотя, может, и показалось. Я представился, сказал, кто мой отец. Она как будто испугалась, начала зыркать по сторонам, заявила, что не знает, о чём я. Я её успокоил. Сказал, как есть. У меня, мол, день рождения, и я хотел бы пригласить собственного папашу на праздник, как бы это дерьмово ни звучало. Она немного успокоилась, сказала, чтобы я подождал на улице. Через минут пятнадцать вышла, закурила огромную сигарету и уставилась на меня. Вообще, я бы сказал, что она даже красивая. Модель, которую забыли в этой дыре. Она пожала мне руку, представилась и рассказала, что мой папуля обычно забирает её в шесть вечера, когда магазин закрывается, и предложила подождать его здесь. Потом она, будто что-то вспомнив, скрылась в дверях, вернулась и вручила мне очень красивые часы с черепом на циферблате. Сказала, что это мне от неё на день рождения. Извинилась, что дарит подарок заранее. Я растерялся. Начал бурчать что-то вроде того, что не могу принять такой дорогой подарок, но она настояла и сказала, что это всё равно оставили в залог ещё год назад и я могу смело их носить, если, конечно, они мне нравятся. Я поблагодарил. Честно? Меня это тронуло. Мне показалось, что и она как-то переменилась. Стала самой собой, что ли. Сказала, что ей очень жаль: «Правда жаль, но такая вот жизнь». Сказала и надолго замолчала. Я заёрзал от неловкой паузы. Потом она попросила прощения за то, что, к сожалению, должна идти работать, но сказала, что я могу подождать отца в подсобке. Я отказался и решил до его прихода побыть на улице.
Отец появился ровно в шесть. Увидев меня, встал как вкопанный. Наверное, догадался, что дед сдал его мне. Он стоял, смотрел на меня, а потом нервно засмеялся. Я сказал, что ему нечего беспокоиться и я всё знаю. Он назвал моего деда стукачом, попросил подождать его, нырнул в дверной проём и скоро вернулся. Мы решили пройтись вокруг магазина и поговорить. Я выложил ему мои планы на день рождения, он неожиданно легко согласился. Мне показалось, он старался быстрее отделаться от меня. Не хотел, чтобы я увидел их вместе с новой невестой. Я переспросил, всё ли он понял и могу ли рассчитывать на него и ждать в «Закусочной» в назначенный день и час. Он сказал, что всё в порядке, он понял и обязательно придёт. Мы пожали друг другу руки, и отец увидел часы. Я сказал, что их мне подарила его невеста. Я даже подчеркнул — «невеста». Отец покраснел и нахмурился. Мы расстались, он пошёл в магазин, а я…
Что тут сказать. Я был в замешательстве. Если хотите всё по порядку, то придётся выслушать.
Ну в чём состоял мой план? Я, как вы уже поняли, задумал собрать их вместе. Я хотел предложить им сделку или типа того. Я всерьёз тогда надеялся, что, если пообещаю им, что буду вести себя как правильный мальчик, поправлю дела в школе, подтяну успеваемость, вернусь в спортивные секции, мало того, буду помогать отцу, если надо, то на лето наймусь к нему на работу и буду таскать, пилить, возить, что там ещё от меня потребуется...Также мамуле я буду помогать с домом, уборкой, вычищу этот проклятый задний двор до последнего сорняка. Так вот. Я надеялся, что они примут мои условия и взамен просто дадут друг другу ещё один шанс. Большего я не хотел. Я тогда всерьёз верил, что мой дурацкий характер сыграл не последнюю роль в их размолвке и, стоит мне измениться, изменятся и они. Только представьте, как бы это глупо выглядело. Особенно теперь, когда я вдруг понял: отец всегда был несчастен с мамой. Он запутался или недоглядел, а потом до него дошло, что они просто чужие друг другу. Несопоставимы. Тогда-то он, отец, и начал пить, вымещать свою злобу на других. Ну и мне доставалось. Мама тоже понимала, что их встреча с отцом была ошибкой. Такие дела. Вот о чём я думал, когда шёл от магазина в сторону дома. И теперь я соберу их вместе и попрошу опять нырнуть в это дерьмо? Теперь, когда отец наконец-то начал смеяться и вообще как-то ожил, и даже ни разу не психанул, пока мы с ним болтали? Может, это от того, что он нашёл её? Ну эту продавщицу-модель. А она, кажется, неплохая. Может, всё дело в этом? Наверное, нам надо очень аккуратно искать «своих» или типа того. Я очень обрадовался этой мысли. Честно. Я был офигенно рад за папулю… За папу. Папулей и мамулей они успели стать, пока съедали друг друга на моих глазах. А теперь я снова любил их. Уважал их выбор. Их свободу. Тогда-то я понял, что попрошу у них. Мы обязательно встретимся в условленном месте, и они подарят мне… всего одну вещь — большего мне не потребуется. На радостях я хотел вернуться и пригласить папину невесту, но вовремя остановился. Это был бы перебор. Ей и нам всем было бы не по себе. Знаете, такого вам пацан не скажет, но мне плевать… Я отпустил что-то, и мне всё равно. Так вот. Я тогда плакал. Но как-то странно, легко и приятно. Как будто меня промыло изнутри. Все мои войны с отцом, вся эта муть, что всплывала в моей памяти, — всё растворилось. Я понял тогда, что можно закрываться, быть одному, убегать, но это всё игры. Они будут длиться до тех пор, пока ты не встретишь своего человека. Своего человека. Понимаете? Своего!..
Кстати, мы почти пришли. А вы терпеливые, что есть, то есть. Даже несмотря на противный дождик. Скоро, перед самой вершиной, будет клеверная поляна. Там вас ждёт небольшое испытание, но это так. Что-то вроде обычая. Я сам его придумал, но об этом расскажу, когда доберёмся.
Ну что…
Это был неожиданно солнечный день. Мы договорились, что соберёмся в «Закусочной» в обед. Мама пришла первая. Заказала себе вишнёвую газировку, сидела сутулая, разглядывала меню. Увидев меня, улыбнулась, принялась рыться в сумочке, достала красивый конверт и вручила мне. Я, конечно, как идиот, стал отнекиваться, напомнил, что подарков не надо. Она заплакала, обняла меня и сказала, что так не делается и пусть это будет чисто символический жест. Мы пробежались глазами по меню, решили дождаться папу, а пока просто заказали наши любимые сосиски. Подошёл парень и гнусавым голосом принял заказ. Мы прыснули от смеха, и я даже залез под стол. Настроение было отличное и у меня, и у мамы. Она принялась вытаскивать меня из-под стола, всё загремело, и нам сделали замечание. Мама ответила: «Шеф, не температурь». Мужик зло глянул на неё и, пятясь, исчез в подсобке. Мы рассмеялись ещё больше, но мама вдруг замолчала и уставилась в окно. В дверях стоял папа. Он с серьёзным лицом искал наш столик. Нашёл, замахал руками. Видно было, что он очень волнуется. Подошёл и зачем-то пожал маме руку, потом мне, потом чмокнул маму в щёку и уронил со стола перечницу. После дурацкой паузы он вскочил и начал шарить по карманам. Вытащил несколько мятых купюр и вручил мне. Он извинялся, что не успел купить подарка. Говорил, что ищет жильё, весь день носится по городу и у него совершенно нет времени. Я сказал, что он может не волноваться. Главное, они оба здесь. Я попросил их расслабиться и просто забыть всё, что было между нами плохого. Они послушно кивали, как школьники. Я не выдержал и рассмеялся. Мы дождались сосисок, слопали в один миг, потом заказали каждому бисквитный десерт и мороженое. Когда всё это принесли, я поднял бокал с газировкой. И я сказал. Вернее, попросил о том, что стало бы для меня лучшим подарком. Я попросил их об уважении. И всё. Чтобы они любили и уважали друг друга просто из-за того, что у них есть я. Чтобы они нашли в себе силы не притворяться, а по-настоящему любить то, что нас связывает. А я в ответ научусь уважать их. И они дали мне слово. Мы дали друг другу слово. И я буду помнить об этом и следить. Иначе всё это дерьмо и мы ничего не стоим — вот что я вам скажу. Понимаете меня? Всё вы понимаете.
Потом настал вечер, небо опять затянуло тучами, и мы разошлись в разные стороны, унося каждый с собой своё обещание. Да… Когда я вдруг вспомнил, остановился и развернул мамин подарочек, там был билет на летний джазовый фестиваль.
По этому поводу мне больше нечего вам рассказать… Живу я с мамой. С отцом мы видимся нечасто, но недавно они с подружкой брали меня с собой на Большие озёра. Скукота, конечно, но поваляться на берегу иногда можно. Бабушка как будто совсем впала в детство. Дед так же пыхтит по дому, иногда прикладывается к бутылке и спит на заднем дворе, а я помогаю ему по мелочам.
Вот мы и на месте. Как вам? Видите? Как будто зелёный ковёр между камней. Здесь, как я уже сказал, растёт необыкновенно крупный клевер. Есть трилистник, а этот — четырёхлистный. Но попадается и с пятью листочками. Найти его очень непросто. Но я научился. Они сами на тебя смотрят. Пятилистники. Уж не знаю, ты их ищешь или они тебя… Я вот нашёл… И всегда так. Пока не найду, на Тихого Великана не поднимаюсь. Считайте, что это как бы билет туда. А вообще, говорят, пятилистник приносит удачу. Я их нашёл очень много. Об удаче мне пока говорить нечего, но надо верить, и всё будет. В общем, найдёте с пятью лепестками — и поднимайтесь на тот валун. Если смотреть снизу, из города, камень этот и есть голова Великана. Будете сидеть на самой голове. Я буду там. Наверху. Ну или не буду. Посижу и пойду назад. Тут лучше быть одному. Вместе не вариант. Надо чтобы никто не мешал. Серьёзно! Когда подниметесь, посидите, прислушаетесь, приглядитесь, тогда сами почувствуете. Сами поймёте.
Александр Сухов — актёр, драматург. Родился в городе Семипалатинске в 1982 году. Окончил студию драмтеатра им. Ф. М. Достоевского, московские актёрские курсы. Работает в театре более 20 лет. Так же занимается музыкой, участник нескольких музыкальных проектов. Состоит в творческом объединении города Семея «Чертова Песочница». С 2022 года пишет прозу, пробует себя в драматургии. Шорт-листер фестиваля «Драма.KZ-2024».