Рассказы

Чай без молока

Кобланды молчал. Его внешний вид также старался молчать, но был невольно красноречив: обилие заплаток в самых немыслимых местах, засаленный свитер — свидетель московской Олимпиады, брюки, не видевшие стрелок, может быть, никогда в жизни.

Кобланды хотелось поскорее домой: в родной аул в трёхстах пятидесяти километрах. Он приехал в большой город сдать документы в какое-то «окно». По дороге увидел сломавшийся дорогой джип и помог водителю, его жене и дочери добраться до дома. Теперь благодарная семья пригласила его к себе.

— Вам чай без молока?

— Да, да, — ответил Кобланды, хотя пил чай только с молоком.

— Вы рассказывали, что у вас двое детей, — продолжила разговор хозяйка, наливая чай.

— Айгерим, четырнадцать, и Уалихан, пять лет, — произнёс Кобланды, выговаривая каждое слово.

Получасовая беседа, вернее расспросы, тянулись неимоверно долго, может быть, дольше, чем два года в армии, семь лет помощником проводника, одиннадцать лет чабаном, — чем все его сорок шесть лет.

— Кстати, Кобланды, мы уезжаем через неделю, а нам подарили билеты на концерт Боярского. Может, сходите с семьёй? — спросил хозяин квартиры, протягивая три билета.

Кобланды не смог сдержать улыбку. Он сознательно пытался, но не смог. Он словно расцвёл. «Д’Артаньян и три мушкетёра» — его любимый фильм. Вмиг ему представилось, как он возьмёт жену, дочь, сына и пойдёт на концерт.  Он наденет свою праздничную рубашку… «Три билета», — отрезвляюще повторилось в его голове. Кобланды начал думать, что кому-то нужно будет не пойти. «Уалихана у брата оставлю.  Маленький ещё.  Нет, Айгерим не пойдёт.  Девочка — ей, наверное, неинтересно».

— Ну, так что?

— Спасибо, — еле слышно произнёс Кобланды и снова погрузился в мечтания. 

«Нет, всё-таки Айгерим тоже пойдёт. Я сам не пойду. Буду таксовать, пока они на концерте, а потом, когда выйдут, я им куплю мороженое и колу».

— Здорово! Боярский, может, и не лучший певец, но актёр замечательный.

— Боярский? — внезапно появилась дочь хозяев Аня. — Что за…  Это же старьё.  Не ходите, Кобланды.  Не травмируйте детей, —  резво произнесла Аня и столь же резво выхватила билеты.

Кобланды всё так же улыбался. Вернее, улыбка осталась на его лице, но всё внутри сжалось. Его мечта оказалась в руках Ани. Он смотрел на билеты.

— Вы же не пойдёте, правда? — хитро улыбнулась Аня.

— Да, да, — тихо произнёс Кобланды, прикидывая, сколько стоят три мороженого и три колы.  Представил, как аккуратно сложит всё в синий пакет.

— Вот и правильно. — И Аня легко порвала билеты и выбросила их в ведро.

— Ну зачем же? — улыбнулся отец девочки. — А впрочем, если не любите Боярского, может быть, и правильно.  Мы бы тоже не пошли.  Просто подарили нам билеты…

Опустело. Что-то опустело в душе Кобланды. Он почувствовал, что он торт. И половину этого торта сейчас отрезали и выбросили в ведро. Нет, весь торт был безжалостно и беспричинно выброшен. Не в ведро — куда-то дальше, глубже.

Кобланды немного покачнулся, всё ещё сидя на стуле.

Когда Кобланды уходил, хозяин дома сунул ему в карман десять тысяч тенге одной купюрой. Кобланды даже не сопротивлялся.  Он молча вышел и поехал в «окно».

— У вас не хватает справки тут, — произнёс молодой специалист.

Кобланды посмотрел на него, и специалист словно почувствовал усталость семисот километров пути в этом взгляде.

— Да, да, — произнёс Кобланды и решил, что никакой справки ему не нужно. Уже не нужно. Вдруг ему захотелось порвать все документы, которые он принёс, и выкинуть их в ведро. Но не решился.

Возвращаясь домой, он задумался и нечаянно проехал на красный свет. Отдавая десять тысяч полицейскому, он заплакал. Полицейский пожалел его и дал тысячу тенге на бензин. Кобланды хотел порвать эти деньги, но не решился.

Жена говорила, что нужно купить что-то сыну, и дочь что-то просила, и кредит отдавать надо.

— Да, да, — кивал Кобланды.

Слёзы закончились за триста пятьдесят километров.

Вечером смотрели фильм «Д’Артаньян и три мушкетёра». Айгерим начала смотреть, но потом отвлеклась. Кобланды с упоением пил чай с молоком и думал: «Всё-таки втроём пойдём: я, жена и Уалихан.  Айгерим неинтересно будет».

 

Сарбас

Сарбас вышла в магазин возле дома, чтобы докупить продукты. Завтра предстояло большое событие: нужно было готовиться.

Купив продукты, она села на лавочку. Настроение было ужасное. Сарбас поставила сумку на землю и загрустила.  Осенний ветер был также безжалостен.

— С тобой всё нормально? — спросил парень.

Сарбас посмотрела на него удивлённо, словно не понимая, к кому он обращается. Она посмотрела по сторонам, пожала плечами.

— Что-то случилось? — парень не отставал.

— Ещё ничего, — пожала плечами Сарбас и осеклась. — А ты кто?

— Меня Сабит зовут.  Я к тёте заехал. Вот, — он показал на дом, — она здесь живёт.

Сарбас посмотрела на дом с удивлением, как будто видела его в первый раз, хотя это был её дом — девятиэтажка, куда они с братиком и родителями перебрались из аула в прошлом году. Перебрались специально из-за Сарбас, чтобы она училась в институте, а они были с ней рядом.

Сарбас так и смотрела на дом, пока её снова не потревожил парень:

— Ты не больна?

— Нет, ещё нет, — сказала Сарбас и улыбнулась. — А ты кто?

— Да говорю же, — тоже улыбнулся парень, — Сабит меня зовут.  У тебя имя есть?

— Сарбас.

— Классно.

— Что классно? — не поняла Сарбас.

— Имя. — Сабит посмотрел вокруг и продолжил: — Да всё классно, если честно. И погода — осень.  И скамейка, — снова улыбнулся Сабит. — Да и ты тоже…  Ну, в смысле, странная такая.

— Ты кто? — спросила Сарбас, потом опомнилась, схватила сумку и резко встала, вспомнив о своих заботах. — Я пойду.

Сарбас отошла на метров десять и повернулась к Сабиту:

— Сабит зовут?

— Да.

 — Ты…  Ты откуда? — спросила Сарбас.

— Я в консерватории учусь.  В Курмангазы.  Кстати, у меня завтра… Да подойди ты уже. — Сам подошёл к ней. — У меня завтра выступление…  Ну не то чтобы прям выступление.  Ну там…  Я играть буду.  Шестой актовый зал.  Приходи.  В четыре начало.  Свои буду играть.  Ну эти… произведения…

— Ты музыкант?

— Виолончель.

— Это как скрипка?

— Да, — улыбнулся, — семейство скрипичных.

— Семейство, — Сарбас тяжело вздохнула и пошла домой.

Вечером готовились к завтрашним гостям. Отец ходил руки за спину и командовал. Лицо было строже, чем обычно. Сарбас старалась не смотреть в лицо. Она чистила картошку, когда вдруг услышала своё имя на улице, посмотрела в окно. Сабит стоял рядом с той самой скамейкой возле дома и кричал в сторону дома Сарбас:

— Сарбас!  Сарбас!

Кто-то из соседей выглянул в окно и крикнул:

— Сарбас, блин, будь мужиком, выйди уже!

Сабит продолжал:

— Сарбас!  Приходи завтра. Буду ждать!

Мать также подошла к окну и с грустью посмотрела на парня, потом на Сарбас.

— Кто там кричит? — спросил отец из другой комнаты.

— Никто, — сказала мать.

Утром Сарбас проснулась в приподнятом настроении. Лучи солнца словно натянули вожжи холодной осени, намекая, что за холодами всё равно придёт весна.

Сарбас открыла шкаф и достала своё нарядное платье. Оно сильно облегало её фигуру. Сарбас пыталась спрятать грудь. Она сняла платье и надела рубашку с джинсами. Потом снова платье.  Экспериментировала с причёской.  Напевала что-то.

Зашла мать, с пониманием посмотрела на Сарбас:

— Папа решил, — строго сказала мать.

— Но я не хочу, — Сарбас обняла мать за талию.

Мать сложила платье в шкаф.

Сарбас принялась за уборку и приготовление ужина.  Гости придут в семь.  Кто-то придёт раньше. Много хлопот.

В три сорок пять всё было готово. Сарбас проскользнула в ванную, взяв с собой и платье, и рубашку с джинсами.  Приняла душ.  Несколько раз всё переодев, остановилась на рубашке с джинсами.  Волосы всё никак не поддавались.

Незаметно выскочила в подъезд в платье.  Как назло, возвращался отец:

— Куда намылилась?

— На концерт…  В филар…  в концерт…

— Сейчас же домой.  Гости на носу.  Айша-апа звонила, адрес уточняла.  Тебе нельзя уходить.

Сарбас вернулась, переоделась в домашнее, вытерла слёзы.  Распустила волосы, потом собрала их.

Пришли гости.  В основном — родные. Но Карымсаковы тоже. Бауыржан Карымсаков — знакомый отца.  Его сын — Женис — приезжал в аул к Сарбас в прошлом году, когда они только готовились к переезду.  Бауыржан Карымсаков посоветовал институт; он к нему какое-то отношение имеет. А Женис приглядел Сарбас. После этого виделись однажды, когда только переехали. Тогда Бауыржан Карымсаков и отец Сарбас выпили и долго друг друга обнимали. Теперь вот пришли уже серьёзно.

Наконец Бауыржан Карымсаков произнёс тост, и женщины стали надевать серёжки на уши Сарбас.  Сарбас зарыдала.

— Это к добру! — сказал кто-то из гостей.

— Пусть живут счастливо!

— Такая хозяйка!

Сарбас зарыдала сильнее.  Её стали сильнее целовать и обнимать.

Сарбас усадили за стол. В этот момент за окном зазвучала виолончель. Все замолчали и стали прислушиваться.

Сарбас широко и светло улыбнулась, продолжая плакать.

 

Секретное завещание

Мужчина лет пятидесяти пяти стоял на сцене небольшого концертного зала и смотрел на собравшихся  большими умными глазами.  Он был высокого роста, в дорогом костюме, с аккуратно уложенными назад волосами, с тросточкой и большим перстнем на правой руке.

— Итак, — произнёс мужчина красивым глубоким голосом, оглядывая собравшихся, — все в сборе.  Можем начинать. Покойный Франц Жандосович назначил меня душеприказчиком. Не будем здесь вдаваться в абсурдность употребляемых терминов. Давайте просто примем это за данность. Вот этот господин, — душеприказчик показал на полного мужчину за столом на сцене, — нотариус. Он введёт вас в курс дела.

Нотариус встал и поклонился.

— Душеприказчик, — сказал нотариус высоким и немного писклявым голосом, — это лицо, которому завещатель поручил исполнить завещание.  Об этом сделана отдельная просьба, то есть заявление, то есть, соответственно, составлен акт.  Однако само завещание осталось секретным.

В зале пронеслись взволнованные возгласы.

— Что такое «секретное» ?  Как это?

— Не волнуйтесь, — сказал нотариус. — Секретное… это значит его никто не видел, не читал то есть.  Это допускается по законодательству.  Я предупредил его при свидетелях о последствиях. В этом сейфе — наследственная масса.  Долгов у Франца Жандосовича не было.  Этот господин, ну душеприказчик, должен исполнить волю покойного, изложенную в этом конверте.  Он проследит, что всё в порядке.

— Уже последние четырнадцать миллиардов лет это делаю, — прошептал душеприказчик.

Душеприказчик сделал одобрительный знак. Нотариус поднял конверт со стола и развернул его. В нём лежал ещё один конверт.  Нотариус развернул и его.

— Дорогие мои, — начал читать нотариус, — рад, что вы собрались. — Нотариус улыбнулся, словно одобряя прочитанное. — Раз вы читаете это завещание, значит, меня уже нет на этом свете. Как вы знаете, я продолжительное время болел. На днях я продал всё своё имущество и купил биткоины.  Номера тут увидите, цифры счёта эти положил в сейф. Я назначил душеприказчика и поручил ему разделить их поровну между вами четверыми, надеюсь вы все пришли. Курс биткоина нестабильный, но там примерно шестнадцать миллионов долларов.

По залу пронёсся одобрительный шёпот.

— Я думал, будет больше, — продолжил читать нотариус, — но если хочешь продать всё быстро, хотя это не так важно…  В общем, я поручил душеприказчику разделить это между вами при одном условии: если вы сможете открыть сейф. На сейфе стоит пятизначный код. Каждый из вас должен назвать одну цифру. Получится четыре цифры. Пятую цифру скажет душеприказчик на основании вашего голосования.  Но это он вам сам расскажет.  Итак, вам нужно разгадать код.  Если сможете это сделать с одной попытки, то деньги ваши. Если нет, то я прошу душеприказчика отдать деньги в доход государства.

— А что за код? — выкрикнули из зала.

— Пожалуйста, сохраняйте спокойствие, — попросил нотариус. — Итак, правила такие. Если однозначная цифра, то цифра, например, шесть. Если двузначная цифра, то нужно прибавить полученное, например, семнадцать — это один плюс семь, значит, будет восемь. Если слово, то нужно прибавить порядковые номера букв, например, слово «да» — это пять, буква «д», плюс один — буква «а», значит, шесть.  И так далее, — продолжил нотариус, выпив воды из стакана. — И так далее, — повторил нотариус и продолжил чтение: — Первым я задаю вопрос другу, Денису Ростиславовичу.

Денис Ростиславович встал.

— А можно вас на сцену? — попросил нотариус, взглянув на душеприказчика, как бы прося его одобрения.

Денис Ростиславович поднялся на сцену.  Он был высокого роста, медлительный и важный.

— Денис, или Ростик, как мы тебя величали между собой, ты добрый человек. Мы с тобой в институте проработали больше двадцати лет, прежде чем я ушёл в бизнес. Что ты ценишь больше всего в наших отношениях?  Вопрос лёгкий, я думаю, ты не ошибёшься.

Денис Ростиславович почесал подбородок, потом достал блокнот и ручку и стал что-то считать. Через некоторое время он подошёл к микрофону на сцене и сказал:

— Один.

— Что «один»? — переспросил нотариус.

— Слово «дружба».  Получается пятьдесят пять.  Пять плюс пять — десять.  Это далее…  Один плюс ноль один.  Так что ответ — один.

Кто-то в зале стал хлопать, его поддержали и другие.

— Молодец! — выкрикивали из зала. — Умница!  Дружба!

— Замечу, на полях, — сказал душеприказчик, — что слово «омерзение» даёт такой же результат.

Нотариус сделал знак собравшимся, что собирается продолжить читать завещание.

— Вторым я вызываю дочь Жанну, — нотариус посмотрел в зал.

Жанна взбежала на сцену. У неё светились глаза, она была в хорошем настроении.

— Жанна, — продолжил нотариус, — ты жила с матерью, и мы немного общались. Я много работал, чтобы дать тебе хорошее образование. Ты закончила престижный университет. Какое слово написано на твоей фотографии, которая висит на моей стене?  На той, где я поднимаю тебя вверх, а ты смеёшься.

Жанна сжала кулачки от радости и припрыгнула. Потом она посмотрела по сторонам, словно ища чего-то, и сбежала вниз, к Денису Ростиславовичу. Они записали что-то в блокнот, и после небольших подсчётов Жанна вернулась на сцену и выкрикнула в микрофон:

— Девять!  Я не знаю, что там на фотографии.  Я никогда не была у папы дома. Ну в новом доме.  Он же в другом городе жил…. Но он всегда называл меня Китти. И я уверена, что там слово «Китти». А Китти — это семьдесят два, то есть семь… семь плюс два будет девять. Мне Денис Ростиславович помог подсчитать, — улыбнулась Жанна.

— Один и девять, — почему-то обрадовался нотариус и продолжил читать. — Третьим вызываю, вернее приглашаю, бизнес-партнёра — Серика.

Серик вышел на сцену. Это был человек лет пятидесяти, в хорошей форме, подтянутый, в модной жилетке и обтягивающих джинсах.

— Сека, — продолжил читать нотариус, — для тебя — четыре миллиона, если вам удастся вскрыть сейф, не такая большая сумма. Но всё равно интересно. Для тебя простой вопрос: да или нет. Да — это один, нет — это два. Ты мне доверяешь как своёму партнеру и другу? Подумай. Искренне, на все сто процентов.

Серик улыбнулся и сразу же подошёл к микрофону.

— Франц, ты где? — Серик улыбнулся и посмотрел куда-то вверх, как бы разговаривая с Францем. — Ты что там? Что за вопросы? Без вариантов вообще.

— Значит, какая цифра? — спросил нотариус.

— Один.

Зал зааплодировал. 

— Четвёртым вызываю, — прочитал нотариус, — бывшую жену, Марию.

Мария поднялась на сцену.

— Мы с тобой не живём уже лет пятнадцать. Какое чувство я всегда испытывал к тебе, а в последние пятнадцать лет ещё сильнее?  Да, я банален. Но это правда.

Мария закрыла глаза руками, и её плечи заколебались от всхлипов. Жанна выбежала к матери и обняла её.  Нотариус подал салфетку.

— Франц, — сказала Мария тихо, а потом повторила громче, обращаясь куда-то вверх: — Франц! Ты идиот. Ты просто… Ну зачем ты так?! — Она от раздражения даже ударила микрофон и спустилась в зал.

— А цифра-то какая? — спросил нотариус через некоторое время.

Жанна обняла мать, а Денис Ростиславович занялся подсчётом.

— Шесть, — выкрикнула Жанна из зала.

— А какое слово было? — поинтересовался нотариус.

— Любовь, — сказала Мария, успокоившись. — Он меня любил. Любил...

— А я подумал «заискивание», — прошептал душеприказчик. — Тоже шесть.

— Вот и хорошо, — сказал нотариус и продолжил: — А теперь последнее слово, то есть последнюю цифру назовёт сам душеприказчик.

Душеприказчик поднялся с кресла.

— Всё было очень мило. Очень трогательно. Последняя цифра один или два.

— Один! — выкрикнул Сакен из зала, и все засмеялись.

— Да, скорее всего. Но я продолжу. Вы должны выбрать число один или два тайным голосованием.  Бланк для голосования у нотариуса. Простое большинство решает. Но, как вы заметили, вас четверо.  Поэтому в случае равенства будет считаться, что вы проголосовали за цифру два. Так всегда в этом мире, к сожалению: у добра есть фора.

— А что это?  Почему два и один? — спросила Жанна.

— Один — это значит, что душа Франца пойдёт в мою канцелярию.  Два — в рай.

— Тогда два! — снова выкрикнул Сакен, и все снова засмеялись.

— Не так быстро. В сейфе запрограммирована цифра… — душеприказчик выдержал паузу. — Один.  То есть правильная цифра — это один. Если вы выберете один, то сейф откроется. Если два, то не откроется.

Зал затих, пытаясь осмыслить происходящее.

— Это прикол какой-то? — спросил Сакен.

— Вы кто? — спросила Жанна.

— Я душеприказчик. Работа у меня такая.

Денис Ростиславович покачал головой и снова поднялся на сцену.

— Будучи материалистом, ну так нас учили в своё время, ответственно вам заявляю, что никакой души нет, а значит, нет никакой жизни после смерти. Франц любил пошутить. Последнюю цифру, следовательно, он нам подарил. От доброты душевной. Цифра один — и по домам.

— К сожалению, — улыбнулся душеприказчик, — Денис Ростиславович прав по существу, но не прав в мелочах. Да, жизни после смерти нет. Но душа есть. И она попадает либо ко мне, либо в рай. Я сделаю экспресс-сеанс доказательства своего существования, как бы абсурдно это ни звучало, — душеприказчик сел в кресло. — Денис Ростиславович, давайте поговорим о вашем галстуке.

— О чём? — внезапно покраснел Денис Ростиславович.

— Да, о нём.  Вы, насколько я вижу, посадили на него жирное пятно. Откуда же оно? О, нет! — душеприказчик наигранно закрыл глаза. — Вы ужинали не дома?  Но где?  С кем?  Мне продолжать?

— Какое слово я загадала? — выкрикнула Жанна, улыбаясь.

— Крики-токи-мики, — словно читая по буквам, произнёс душеприказчик. — Что это такое вообще?

— Как вы угадали? — Жанна была ошарашена.

— Сколько денег на моём банковском счёте? — спросил Серик.

— В каком банке? — спросил душеприказчик.

— В «Халыке».

— Так он же арестован, — улыбнулся душеприказчик. — Девятнадцать с копейками…

—– Я любила Франца? — спросила Мария.

— Местами. — Душеприказчик положил ногу на ногу, а потом стал делать движения рукой в воздухе, словно перелистывая страницы. — В вашем личном дневнике на странице семнадцать вы задаёте себе этот вопрос. И отвечаете положительно.

Зал затих.

— Вернёмся к повестке дня. Прошу подойти к нотариусу и написать на бланке один или два.  Напоминаю, если один — содержимое сейфа ваше, а душа Франца — моя. Если выберете два, то содержимое сейфа государству, а душа покойного — в рай.

Душеприказчик с интересом посмотрел на все четыре бланка для голосования и прошептал немного задумчиво и удивлённо: «Единогласно». Затем ввёл код. Сейф с лёгкостью открылся, в зале кто-то несдержанно похлопал соседа по плечу.