Смог

— Ты ходишь на группы? — спросила Ваню Наташа после раунда.

Они выходили из заполненного студентами кабинета. Ваня — все еще раскрасневшийся после финальной речи. Мимо проходили ребята и нет-нет похлопывали по плечу парня. Поздравляли с грядущей победой в дебатах. Он остановился, напарница сделала то же самое. Пара подождала, пока веселая толпа пройдет мимо, галдя, смакуя понравившиеся моменты игры. Последними вышли из кабинета противники Наташи и Вани, нарочито не замечая победителей. Наташа улыбнулась, Ваня оскалился, уверенный в своем триумфе. Дверь тихонько закрылась изнутри; судьи остались для обсуждения решения.

— Какие группы? — спросил серьезно Ваня.

— Для ветеранов.

Они шли по коридору университета.

— Нет, у меня родители ходят. Они ветераны. Мне во время второй магической войны, как и тебе, было шесть лет. Я не воевал.

— Ваня, ты только что выступал с речью в пользу открытия клубов ветеранов для молодых, тем более ты знаешь статистику, сколько в последнее время выделяется на реабилитацию детей войны.

— Мало ли чего я там наговорил! Ты же знаешь, это дебаты. Мне сказали отстоять эту позицию. Я отстоял. Это вовсе не значит, что я сам отношусь к этим лунатикам, — Ваня раскраснелся, казалось, что пена выступила у его рта. Наташа знала, что так происходит, когда он злится или торопится.

— Почему «лунатики»?

— Наташ, ну, серьезно, они там как полоумные ходят и делятся своими чувствами. Это больно, то больно. Может, мы еще поговорим о дзен-буддизме или электричестве? И это в век высокой магии! Люди собираются в кружок, чтобы делиться своим настроением. Какой в этом прок? Кто тогда будет работать, если все страдают и такие нежные? У меня родители в этой секте, оба. Понимаешь? Я их не понимаю. Более того, мне стыдно, что я с ними знаком. Они психи, ты слышишь? И ты тоже, если поверила хоть одному моему слову с трибуны.

Они дошли до кабинета, где студенты собирались для объявления результатов. Ваня открыл дверь и только сейчас заметил, как побледнела Наташа. Гул сотен голосов из лекционной обрушился на них. Все приветствовали одну из сильнейших команд по дебатам города. Вспыльчивого, агрессивного, но всегда четкого и справедливого Ваню; и спокойную, мягкую, элегантную Наташу. Они играли в этом составе уже третий год. И слава уже шла впереди них. Обычно Ваня наслаждался этими моментами. Но теперь он не торопился заходить.

— Ты чего?

— Я вообще-то хожу на эти группы, как и вся моя семья.

Она зашла в кабинет под аплодисменты, не дожидаясь ответа Вани.

На следующее утро Ваня проснулся весь в поту. Такое с ним происходило часто, требовалось время, чтобы собраться, как он говорил, в кучу. Просыпался он преимущественно разбитым, ему казалось, что он совершенно не отдыхает за ночь. Просыпание больше походило на возвращение из того света, выкапывание себя из мокрой, холодной земли, словно из могилы. «Доброго утра не бывает», — он был в этом убежден. А все эти улыбки родителей за завтраком казались ему ненастоящими, бессмысленными, подлыми масками. Он схватил тост со стола и бутылку апельсинового сока, а затем выскочил из дома с рюкзаком на плечах.

Утро было таким же мрачным, как и настроение парня. Хмурое, тусклое, серое небо, такое привычное в послевоенные годы. Белесо-серый смог не покидал небосклон. Многие и забыли, что раньше с юга можно было видеть горы. Они никак не могли убрать защитное поле, не было уверенности, что враг не нанесет еще один, на этот раз сокрушительный удар. Они выиграли войну (так говорили власти), но оказались в ловушке собственного города. Никакой коммуникации с внешним миром. Безумие. Весь город только и делал, что заново проживал горести войны, упивался ею на своих группах самопомощи или забывался на кристаллических наркотиках. Правительство их даже узаконило ввиду того, что само их изготавливало. Ване отчаянно хотелось чего-то большего, чем он мог увидеть. Он верил, что где-то там, за этим куполом, есть ответы на все его вопросы. Если мир уже наступил, то почему он постоянно чувствует себя в нем в опасности? Откуда этот страх? Его снедало чувство, что он недостаточно хорош, силен, просто «недостаточен», чтобы спокойно ходить по этой земле, по этой дороге, как сейчас, в сторону университета на улице имени Бессменного Вождя.

Сегодня был второй день турнира, и он прошел хуже некуда. Наташа с ним практически не разговаривала. Он и не думал извиняться. А девушка, казалось, саботировала их командную игру, свою речь в ней. Ване приходилось тащить их команду по всей турнирной таблице вверх. Из принципа, просто потому, что он может справиться и без помощи напарницы. Чтобы доказать, что на самом деле она — просто слабое звено, и если бы правила позволяли, он бы играл за двоих, ведь его ума, энергии и сил — точно бы хватило. Ваня знал это наверняка. Он хотел доказать ей и всем присутствующим на каждой игре, что он без чьей-либо помощи может добиться победы. Растоптать каждый аргумент противника так, что там будет только пыль и нечем будет восстановить позицию. Унизить своих оппонентов так, чтобы они сами поверили в свою несостоятельность, не только как дебатеры, но и как личности, граждане своего города. Ваня уничтожал их надежды на победу колкостями, сарказмом, точностью неумолимых фактов и меткими аналогиями. Он долго оттачивал свое мастерство и с легкостью объяснял судьям всю примитивность и даже бесполезность присутствия второй команды в аудитории. И ему удавалось. Он видел по лицам судей, что они ему верили. Ваня умел со слезами на глазах говорить о голодных детях трущоб и с жесткостью о коррупции чиновников. Глаза его горели, щеки пылали, он громко выдыхал после каждого раунда, проведенного будто не дыша. Парень чувствовал, как напряжение росло все больше, чем ближе к финалу. Наташа до сих пор толком не разговаривала с ним. Она делала ровно столько, сколько нужно, ни грамма больше.

«Я мог бы с тем же успехом играть с обезьяной», — подумал Ваня.

Они проиграли в тот день в финале. Ваня так и не подошел к Наташе. Она тоже не спешила разговаривать с ним.

Следующее утро у Вани началось так же, как и предыдущее. Только он не пошел на дебаты. Вместо этого он плотно позавтракал с родителями, чем сильно удивил их, даже испугал. Его никогда не заставишь утром поесть яичницу, бекон, сосиски, а тут уплел полный комплект. Ваня даже завел разговор с родителями о политике, о группах и дебатах. И надо же: он улыбался и участливо выслушивал ответы родителей. Как вспоминали потом они. Затем Ваня взял рюкзак и вышел в хмурое туманное пространство. Парень прошел мимо своего университета и направился к окраине города. Наташа догнала его через несколько кварталов. Это были микроши, спальный район.

— Ваня, Ваня, стой! Ты куда?

— Я хочу найти свет в этой хмари. Мне это надоело. Я не могу так.

— Так сдайся. Пойдем со мной куда угодно: церковь, группа, храм, и ты успокоишься.

— Вас что, там пичкают чем-то? Как можно успокоиться? Мы заперты в одном городе. У нас нет производства, о боже, у нас даже занятий нормальных нет в универе! Потому что мы не будем никем толком работать. Мы торчим на этой магической игле. Еда? Конечно, мы ее оставим у ваших дверей каждое утро, только список предоставьте. Вещи? Напишите эсэмэску, и мы вам все принесем. Ты когда-нибудь видела этих людей?

— Каких?

— Кто дает нам одежду, кто приносит еду, а?!

— Зачем они тебе?

— Почему у нас постоянно туман? Откуда смог? У нас нет производства, Наташа! И куда подевались животные? Почему мы их видим только в учебниках? Ни птиц, ни кошек, никого!

— Успокойся, Ваня. Сходи на секцию в ДЮСШа, там открыли скалолазание…

— У нас нет скал! Где наши горы?

— Есть скалодром, зачем тебе скалы?

Они стояли посреди улицы. Редкие прохожие оборачивались на их слова и торопились прийти мимо. Кто-то приподнимал ворот пальто или прикрывал глаза шляпой. Форточки ближайших окон неслышно закрывались — одна за другой. Первые этажи, вторые, третьи. Шторы как по команде задернулись. Наташа оглянулась, будто что-то почувствовав. Но Ваня ничего не замечал. Наташа приложила палец к губам.

Ваня и не думал останавливаться, но снизил голос до шепота:

— Ты видела наше правительство?

— Конечно, у нас же на каждой улице портрет на весь дом, и названа она в честь партийного.

— Нет, я имею в виду ты их видела вживую? Хоть раз?

— Ваня, все знают, что в целях безопасности они не выходят в люди… Вань, пойдем отсюда. Улица странно опустела.

— От кого они прячутся? У нас город изолирован последние 11 лет. Тут, грубо говоря, все свои.

— Ваня, прекрати.

— Нет, это ты прекрати!

— Бежим!

Ваня заметил отряд бойцов с магическими копьями. На них красовались голубые заостренные многогранные кристаллы. Ваня видел их только в музее. Этим воевали во время второй магической войны.

— Бежим! Что ты застрял?!

Ваня вышел из ступора и побежал за Наташей. Они свернули в первый переулок. Одно копье пролетело слишком близко от уха Вани и обожгло его. Он не мог поверить своим глазам, в него кинули копье с магическим кристаллом. В мирное время! Свои!

Он обернулся. Погоня продолжалась, Наташа бежала впереди. Она всегда лучше Вани бегала на физкультуре. Ему оставалось только любоваться ее ногами, фигурой. Но не сейчас, не в этой бешеной гонке, когда сердце выпрыгивает из груди, а разбитый асфальт под ногами — будто болото, засасывает, не движется, как бы ни старался ты переставлять налитые свинцом и в то же время ватные ноги. Вдруг Наташа остановилась и как-то неловко упала на колени. Ваня ничего не понимал. Все это ему казалось странным сном, очень похожим на его собственные. Он добежал до Наташи. Ее тело повалилось на бок, из ее груди торчало магическое копье. Ваня знал, что это означает. Она и как минимум пять ближайших родственников сейчас умирают. Иногда это число достигает десяти человек. Девушка умрет от острия копья, остальные от различного рода болезней в течение двух-трех суток, но перед смертью еще успеют распространить свои вирусы. Они не выиграли войну. Они просто спрятались под куполом, и теперь Наташа умирает. Ваня бросил последний взгляд на подругу и побежал. Он бежал так быстро, как только мог. Парень почти позабыл про погоню. Все, о чем он думал, это Наташа. Как она из-за него сегодня умерла. Если бы он просто молчал! Если бы он вовремя заткнулся! Чему дебаты учат — так это знать, что и где говорить и когда вовремя замолчать. Он не смог, не выдержал, и теперь его напарница — жертва, и еще бог знает сколько людей с ней. Его шаги гулко отбивали ритм по пустой улице. Ему не повстречался ни один человек. Рюкзак неудобно болтался на спине, лямки врезались в плечи. Еще больше Ваня удивлялся своему спокойствию по поводу потери подруги, а также тому, что за ним больше нет никакой погони. Он оглядывался пару раз и никого не заметил. Единственное, его беспокоили люди в окнах многоэтажек. Чем ближе он становился к краю города, тем сильнее он чувствовал, что за ним наблюдают. Юноша перешел на шаг. Достал попить из рюкзака. Остановился, огляделся и действительно увидел людей в окнах. Они ничего не делали, ни одна эмоция не выражалась на их лицах. Они просто стояли в своих одеждах — повседневных или домашних — и смотрели на него через тусклые стекла.

Ваня помнил по учебникам, что если идти по трамвайным путям, они приведут его к куполу, к краю города. С любой стороны. Самих трамваев в городе не осталось. Они были за его пределами, когда пала Завеса. Ване совсем не нравились эти лица в окнах, и у него было чувство, что это все с ним уже где-то происходило.

Парень дошел в тишине до купола. Тот переливался золотистыми волнами и был тут внизу грязного черного цвета. Ваня не мог разглядеть, что за куполом. Он поднял глаза вверх и увидел, что золотистое сияние тянется вверх, насколько хватит глаз. Он хотел было прикоснуться к поверхности преграды. Но что-то внезапно заболело у него в груди, засаднило. Он посмотрел по сторонам, сделал пару шагов вдоль «стены» и увидел обычную деревянную дверь в стене купола. Точно такая же стоит у него в комнате. Через эту дверь он выходит каждое утро на завтрак к родителям, он знал точно, Ваня прикоснулся пальцами к знакомым трещинам, провел ими по облупленной краске и не глядя взялся за медную ручку. Послышался знакомый щелчок язычка защелки, и парень сделал шаг. Он увидел перед собой бескрайнюю темноту, под ногами — черная земля, но не твердь, а рыхлая, так что и не уцепишься. Юноша стоит на ней, а она будто ссыпается куда-то в бездну, тает на глазах. Черное ничто и клочок земли, который исчезал под ногами у Вани. Парень прижался спиной к двери. Она была заперта. Изнутри. Ваня пробовал подергать ручку. Закрыто. Вокруг не было ничего. Нет никакого мира за пределами их города. Земля уходила из-под ног. Ваня посмотрел вверх и увидел лестницу, которая крепилась к поверхности купола и тянулась вверх. Он опять почувствовал боль в груди. Но медлить было нельзя, парень подпрыгнул и ухватился за холодный металл. И вовремя — земля будто раскрошилась и исчезла в никуда. В черное ничто, так что и смотреть на него невозможно, полное отсутствие света и жизни. Ваня подтянулся и ухватился второй рукой. Подтянулся еще, с благодарностью вспомнил уроки физкультуры и спортивные секции, которыми была напичкана школьная программа. Скоро он уже взбирался по куполу и с каждым новым шагом силы его куда-то уходили. И в груди колоть стало чаще и сильнее. Руки потели, как никогда раньше. В голове Вани звучали лучшие его речи за всю его дебатную карьеру. Он знал, что конец близок, что скоро он доберется до верха.

Лестница закончилась, и он ходил по поверхности купола, как по полу. Затем он наткнулся на табличку, медную, прикрученную шурупами. Там была надпись. Ваня не мог разобрать. Он опустился на колени и только так увидел, прочитал одно слово и заплакал. Горячие слезы текли по его щекам. Как в забытом детстве. Он в изнеможении сел, снял с плеч рюкзак и куртку, закрыл лицо руками и вдруг засмеялся так легко и громко, как никогда в жизни. Теперь он понял. Ваня все узнал.

Яркий свет прорезался будто изнутри парня. В его груди вскрылась и засияла дыра. Этот свет заполнил всю темноту вокруг, и люди под пыльным куполом вдруг увидели его. Они повыходили на улицу, чтобы приветствовать появление солнца. Ваня кричал от боли, все его тело раздирала неведомая ему сила, его внутренности сжигало и выворачивало наизнанку, они вываливались кусочками света, глаза его превратились в лучи, рот изрыгнул потоки желтой энергии. Через мгновение все закончилось.

А под куполом мелкие дети выбежали на улицу, подбадриваемые родителями, выкатили велосипеды. Машины заходили по обычным своим маршрутам. К югу от города засветились белые шапки гор. Кое-кому из младших надули бассейн. Тело Наташи уже убрали. Только вечно недовольная старушка ворчала и щеткой на коленях стирала кровь с асфальта. Ей всегда доставалась эта работа, когда весь город наслаждался редкими лучами солнца, прорывавшими сквозь смог. Всегда она, и за что ей такое наказание? Как, впрочем, и ее маме, бабушке, прабабушке.

На купол взобралась фигура, окруженная сиянием защитного магического поля, работник буднично забрал рюкзак и куртку Вани, протер табличку тряпкой. И не осмелился взглянуть на солнце.

Другой работник, уже в штатском, в пальто и шляпе, весь в сером, занес рюкзак и куртку в комнату Вани. Родители бессмысленно улыбались пришельцу.

— До следующего раза.

— До свидания.

И закрыли за ним дверь.

Под одеялом на кровати Вани что-то зашевелилось, маленький комочек. Мама Вани зашла в комнату, чтобы закрыть шторы и тюль.

— Спи, мой дорогой, — прошептала она и всхлипнула. Мама неслышно прикрыла за собой дверь.

За окнами солнце вновь заволокло смогом.