Самое большое число

Он молчал с самого своего рождения. Молча вынырнул из материнской утробы и лишь чуть слышно вздохнул. Он не кричал, не плакал, если ему что-то не нравилось, не стремился обратить на себя внимание. Лежал в своей колыбели, моргал огромными карими глазами и молчал. Отец считал его идиотом и хотел утопить, но попал в шторм и сам утонул. Так он остался жить.

Ходить он начал тогда, когда начинают ходить все дети. Сначала шагал неуверенно, запинался, падал. Но как и в любом деле, которое повторяешь тысячу раз, получалось у него все лучше и лучше, и вот он уже бегал по двору, и молча играл с разбросанными повсюду скользкими рыбьими внутренностями.

Он жил внутри кокона тишины — шаги его были бесшумны, он никогда ничего не ронял так, чтобы оно упало и зазвенело, разлетаясь осколками или дребезжа жестяной миской по деревянному полу, даже дышал он бесшумно, а как он кашляет и чихает, никто никогда не слышал, потому что он никогда не болел.

И в положенный срок он не заговорил, хотя этого никто и не ожидал. Но вскоре все заметили, что звуки мира он слышит прекрасно и очень хорошо понимает язык, на котором говорит его мать — тугой кокон вокруг него не выпускал ничего наружу, но как губка вбирал все в себя. Когда он научился держать в руках нож, ему сказали помогать матери чистить и потрошить рыбу, которую ловили мужчины его селения. И он чистил и потрошил рыбу, растягивал для просушки на жердях тяжелые мокрые сети, и выбирал из них застрявшие водоросли и запутавшуюся мелкую рыбешку, которую отдавал кошкам, коих в его селении было огромное количество.

Когда руки его достаточно окрепли, он, как и утонувший его отец, тоже стал ходить с мужчинами его селения в море ловить рыбу. В молчании он ставил паруса, вытягивал вместе со всеми тяжелые, словно само море, полные рыбы сети и драил после похода палубу, пытаясь соскоблить с нее тяжелый рыбный дух, которым была пропитана лодка, пристань, селение и он сам.

В один день это молчание чуть не погубило его. Во время налетевшей бури лихая волна смыла его за борт, и он молча барахтался в воде и также молча утонул бы, если бы его совершенно случайно не заметили в кипящем море и не втащили обратно. Говорили, что это его утонувший отец, увидев выеденными рыбами глазами, что сын его тонет, разорвал путы водорослей и помог тому удержаться на поверхности в такую бурю. Говорили и о том, что наоборот, отец его хотел довести дело свое до конца, даже из морской могилы своей, и все-таки утопить сына.

После того случая он вдруг заговорил. И первым его словом было «один». Вторым его словом было «два». Третьим — «три». Одиннадцатым — «одиннадцать», а сотым — «сто». Он считал. С тех пор как он сказал «один», он не замолчал ни на минуту. Ставя паруса, вытягивая сети, скобля палубу, лежа дома между плаваниями на старой скрипучей кровати, он произносил цифры, каждая из которых была на единицу больше предыдущей. Выходя на берег в одиночестве, он считал во весь голос, идя по улице он считал вполголоса, на корабле и сидя дома за столом он шептал, и даже во сне он шевелил губами, ни на минуту не переставая рассыпать за собой след из песчинок цифр. И если раньше о нем думали лишь как о немом, то теперь он стал для всех сумасшедшим. Но он был хороший моряк и сильный мужчина — в одиночку мог вытащить из воды на палубу полную крабов ловушку, и люди, хотя и смотрели на него с подозрением, смирились с этой его странностью.

Однажды, когда он был в море, враги напали на селение, где он прожил всю свою жизнь. Когда он вернулся, то увидел, что возвращаться ему некуда. Тогда он залез на мачту, вывернул флаг наизнанку, прищурил левый глаз и стал пиратом. Мужчины, бывшие с ним на судне, признали его своим капитаном.

Как древние мореходы Эллады управлялись со своими кораблями без руля и весел, при помощи одного лишь паруса лавируя между ветрами и течениями, так и он научился управлять своими людьми лишь громкостью и интонациями своего голоса. А над палубой в это время звучал непрекращающийся поток чисел, которые росли с каждым днем и за минувшие годы стали совершенно огромными.

Он был удачлив в своих странствиях по морским дорогам, и к нему потянулись те, кто верит только в чужую удачу, потому что в себя веры у них не осталось. Флотилия его росла, и вместе с ней росли его богатство и слава, и только числа на его языке росли сами по себе — чтобы проговорить каждое из них, ему теперь требовалась не одна минута. Не пьянясь жестокостью, но и не ведая милосердия, он грабил и топил корабли, разорял прибрежные деревни и города всех государств, и очень скоро каждое из них объявило его вне закона и назначило награду за его голову. В море по его следу ринулись те, кто верил в себя, не верил в бесконечность его удачи и рассчитывал благодаря этому снискать свою собственную славу. Но он умел читать по воде, лизнув компас, по вкусу мог определить, когда сменится ветер, на память знал лоции всех укромных бухт и потайных фьордов, и многие искатели славы замечали его, лишь оказавшись под огнем его пушек.

Вера — это вещь. И потерять ее в полном кармане просто, как мелкую монетку. Один из тех, кто когда-то легко поверил в него, так же легко его предал. Корабль, на котором он плавал, отрезали от основной флотилии и зажали между рифами, пушками и штормом. Он выбрал шторм — вел судно прямо в его разверзшийся пылающий глаз, и длинные цифры с хрипом рвались из его горла, звуча страшнее самых черных проклятий.

После долгой борьбы шторм, наигравшись, раздавил его корабль как жучка. Он чудом выжил в крушении и сквозь череду мучительных дней наконец ощутил под собой землю. Этот край был никому не ведом. Он не был нанесен ни на одну карту и не был описан ни в одном судовом журнале. В этой земле жили люди с песьими головами, а рыбы летали по воздуху. Крылатые лодки каждое утро поднимались в облака, и люди с песьими головами растягивали в небесах золотые сети на пути у летящих под самыми облаками рыб, а их жены тем временем собирали пыльцу гигантских алых цветов с ядовитыми махровыми лепестками. Эти цветы росли из самого сердца мира. Питаясь подземным огнем, они пробивали себе путь к солнцу сквозь твердь, достигнув поверхности, жили всего один день, но на смену им уже рвались новые. И женщины с золотыми украшениями в песьих ушах и на человеческих пальцах, в легчайших платьях самых диковинных цветов на точеных телах и в деревянных сандалиях на когтистых лапах собирали пыльцу этих цветов в большие глиняные чаши.

И он стал жить среди этих людей. Учился понимать их язык и управляться с крылатой лодкой. По утрам вместе со всеми поднимался в облака и ловил золотыми сетями крылатых рыб, а по вечерам пил вино из пыльцы ядовитых огненных цветов и пытался понять истории, которые у огней рассказывали люди с песьими головами. Когда же все истории им были услышаны, вино потеряло свой вкус, а на то, чтобы выговорить одно число, у него стал уходить весь день, он взял крылатую лодку и отправился в путь.

У него не было компаса, звезды над ним каждую ночь светили по-новому, а вкус надоблачных ветров был ему незнаком, поэтому он не знал, куда плывет. Он плыл к горизонту, который все время убегал от него, закидывал золотую сеть и считал. Названий числам, которые он теперь произносил, не существовало ни в греческих ни в арабских книгах, и он выдумывал их сам.

В конце концов все заканчивается. Нет ничего вечного, а бесконечность — это только горизонт. И как старики и животные чувствуют приближение своей смерти, так и он почувствовал, что досчитал до самого большого числа. В мире не было ничего, что было бы больше этого числа. Не осталось ничего, что он мог бы добавить к нему, чтобы получить следующее число. И он добавил себя в эту бесконечность, до края которой добрался, и шагнул за ее границы в надежде увидеть Бога. Но Бога не было, а было только еще одно число. И это родившееся число разорвало пространство и космос, потому что стало слишком велико для них. И оно было числом зверя, которое обрушило небо на землю, и вместе с дождем небесных осколков падала и его крылатая лодка, а вместе с ней и он, распростершийся на ее дне. Страшный удар лишил его чувств, а когда они вернулись к нему, он вынырнул из разрушенной утробы лодки, вдохнул воздух после конца мира и пронзительно закричал.