сердце терпи меня

Человек попадает в март,

В гущу, и никуда не деться.

В человеке много ума —

Мало сердца.

С человеком полно забот,

Он отвык от сюрпризов вёсен.

И стоит, нараспашку рот

До дёсен,

Весь — улыбка! Знакомый хруст

Под стопою, и всё по новой.

В человеке так много чувств —

Мало слова.

Лишь журчанье строки ручья.

С опустевшею головою,

Человека накроет явь,

Волною

Захлестнёт! И вокруг всё вмиг

Зачирикает, замурлычет,

Загудит, заворкует. Прыг —

Из кавычек,

Из привычек — и прямо в март!

Средь пернатых и голосистых,

Человек — это бравый марш

Диастол-систол.

Как блесна, обещая клёв

По весне, в водах неба — солнце.

Человек стоит, до краёв

Переполненный

сердцем

собственным!

Хорошо быть художником: разводишь краски; не выходишь за рамки; всюду видишь прекрасное.

Хорошо быть пекарем: месишь тесто; засекаешь время; кормишь страждущих.

Хорошо быть шахтёром: машешь киркой; щуришься на солнце; поднимаешь страну с колен.

Хорошо быть пианистом: носишь фрак; выдерживаешь паузу; умеешь отличать белое от чёрного.

Хорошо быть портным: распутываешь клубок; клацаешь ножницами; даришь людям тепло.

Хорошо быть плотником: снимаешь стружку; считаешь кольца; зришь в корень.

Здорово быть даже клоуном: скручиваешь из шарика собачку; свистишь в дурацкую свистульку; показываешь дулю; вызываешь смех.

Плохо быть поэтом: ничего не умеешь делать руками.

После полуночи все звуки восстают:

как будто бы птенцы из скорлупы,

копившие в себе так долго крик,

рождаются все шорохи, щелчки

и голос пробуют на силу;

из каждого предмета

прирученного дикая стихия

вдруг с воем вырывается наружу;

и прорезается в любой песчинке шума

истерика разбитого стекла,

и в кружке с чаем — колокол, вот так

в ответ на каждое движенье

грохочут одомашненные громы

(такие фокусы умеет делать свет,

когда от маленьких вещей большие тени).

После полуночи по-прежнему хожу

на цыпочках, не трогаю гитару,

в кружочке жёлтом от настольной лампы

над клетками черновика

склоняю шёпот;

стараюсь не скрипеть дверьми,

не хлопать холодильником,

как можно тише

спускать сливной бачок,

чтоб никого не разбудить

в пустой квартире.

Как будто камень — зелёным мхом,

Я обрастаю ещё стихом.

И в небе стая, и спеет май,

Меня читая не понимай.

Я перестану, но буду звук.

Поймай на слове, поверь на слух,

В гортань, как в рану, вложи персты.

А я — ведь это ещё и ты.

Меня, как щепку, теченье мчит.

Забудь что знаешь и не молчи.

Ныряй иголкою в солнца стог;

Себя теряя, найди поток.

Впуская воздух, расслабь ремень.

Я только думал, что я умел.

Взгляни на руки и разучись,

Лучись чем можешь, бессильем чист.

Гляди под ноги, узри звезду.

Чем меньше помню, тем я расту.

Шуруем, в завтра отбросив тень.

А мы — ведь это ещё и те.

В тебе, во мне ли воюет тьма

Нужду имея: сама нема.

Рискнуть покоем, за сутью в зыбь,

Свернуть с дороги — искать язык.

Впуская оторопь всем нутром,

Куда б ты ни был — входи Петром,

Руби окошко в иные дни,

Простор судами за гранью дли.

Куда ни ступишь — а всюду льзя.

Куда б тебя ни вела стезя,

Ни вилась как бы судьбы лоза —

Самой Надежды вослед глаза.

С каждым годом всё ближе и ближе друг к другу

и к концу.

Отпустить через муку прощания руку,

и — к Отцу.

И родня в кой-то веки вся в сборе и возле,

и друзья.

И ни звука, и всё так таинственно просто

и не зря.

И откинуты грёзы: насижены гнёзда,

но пора,

так и не научившимся жить, как придётся

умирать.

И вся жизнь пред глазами от края до края,

как строка,

и казалась как первая, но как вторая:

коротка.

Быть похожим на всех и ни на кого.

И касаться других, как в толпе рукавом —

только вскользь. Обо всех петь и ни о ком.

Быть запечным

сверчком. Быть ни с кем и со всеми. Тесьмой

и письмом. Быть намёком и сутью самой.

Быть так близко и всё-таки так далеко.

В коробке

светляком. Забывать о себе, чтоб собой

стать, пылинкою света мельчайшей, любой;

и, кружа над костром, превратиться легко

в искру

мотыльком.

Дмитрию Строцеву

Внешность и суть: гнездо и птица.

Сначала, конечно, птица —

свила себе гнездо и теперь из него поёт.

Сначала, конечно, полёт,

затем страница —

кириллицей усеяна птичьих следов.

Пьёт водичку, золотые зёрна клюёт,

и они прорастают песней. Там,

где кончается стих — там она взлетает!

Разве оставит след крыла в синеве?

Разве голос может хранить бумага?

Разве словам свободно в тетрадных клетках?

Заметка:

там, где есть крылья — будет чудесный голос.

Или наоборот?

Или —

одновременно.

Страница была бела,

белое из крыла

выпавшее перо,

и вдруг — чернила.

Страница была бела — молчалива,

но чёрным на белом — запела.

Лодочкой

покачиваясь

на волнах

воздуха —

медленно,

плавно

скользит

перо

вниз

и ложится на стол;

потянулась к нему безгласная рука пешего,

на секунду опешила —

и стала рукой

пишущего.

Ещё заметка:

стало быть, нет ни одной книжки,

что обошлась бы без птицы.

И книжка сама — лишь образ,

слепок, метафора:

раскрытая —

крылатая!

Что там на страницах?

Только узор танца,

схема полёта, контур крыла —

где фонема?

Всё на странице немо,

пока она не обрела

твой голос.

Может быть, сам полёт — только рисунок звука;

может быть, голос птицы не что иное, как речь крыла —

мысль крыла —

песнь крыла —

сказ крыла —

о полёте. А на странице

только кириллицы птичьей следы,

просто «ку-ку», «чик-чирик», «пьюти-фьют»,

«фью-фью-фью».

Просится последняя заметка:

душа похожа на птицу.

Или наоборот?

Или —

она и есть.

мама я снова пьян

время писать роман

надо держать карман

шире держать карман

время найти пора

очередной вираж

сердце нудит в висках

надо искать искать

надо держать в тисках

надо уметь простор

выдать одним мазком

надо уметь простой

перевести в разгон

этих словес каскад

надо искать искру

надо любой расклад

переводить к добру

сизая дымка дня

это пустой базар

нервных ветвей гроза

где-то внутри тебя

где-то внутри меня

где-то внутри ручьи

где-то внутри ничьей

мир пониманье сок

это простой урок

двигаясь наобум

корни внутри бегут

вены внутри бегут

хватит пора идти

ладно пока угу

плохо давно уже

если разлад в душе

значит разлад везде

значит пора спешить

шелест и гром в шести

гласных одной строки

счастье богатство рай

если они не нам

перетекают в раз

в зависть невроз тоску

счастье когда моё

горе когда моё

радость пока моя

слёзы пока мои

в тот же клубок любовь

ровно наоборот

минус после равно

станет плюсом и так

всюду по всем фронтам

мало ли что дано

много ли надо взвесь

если победа там

значит во прахе здесь

ладно бы было две

только она одна

надо стучать и дверь

сердце из нас и в нас

вечность и внешность суть

просто вода сосуд

это свобода страх

это её дитя

эта свобода дар

это клубок путей

время найти иглу

новых ошибок груз

новых попыток даль

новых раздолий грязь

нет это тоже да

это в последний раз

выбор один всегда

время отдать пути

выбор всегда один

что-то пора менять

вот и пора менять

солнца в степи медяк

на серебро луны

сердце терпи меня

сердце терпи меня

сердце терпи меня

сердце меня тяни