Алина ш.

65

Рассказы

Либерти

 

Как люди женятся? С трудом. Припрётся чужой и будет хозяйничать на твоей территории. А дети пойдут? Это ж какая ответственность — на твоём иждивении двадцать один год, а если инвалид… Жил, получается, зря. Кому не везёт — женятся по любви. От коктейля гормонов мозги набекрень. Добавим препятствий, стрессовых ситуацийи критически-аналитическое стремится к нулю. Потом гипоталамус добавит окситоцина, того, что заставляет родителей отдать последнюю плесневелую корку хлеба своему ребёнку, и ты спокоен и счастлив даже на помойке, лишь бы рядом с объектом любви. Логика с инстинктом самосохранения уходят в минус. А для особо одарённых коктейльный зонтик — плющит вазопрессин. И вот она, Любовь, по определению Вечная, ограничена смертью, плюс память не всегда благодарных потомков. Но это лирика. Он на стадии эндорфинов и торможения. Влипнуть успел, недостатки внешние пока замечает. Каланча, выше его и любого мужика на полголовы. Второй недостаток — любимая не умеет готовить и не нравится его родным. Славянка. Четвёртое сословие, практически шудры, исключая стерилизацию. Дикие нестандартные гены, для популяции — фиолетово.

— Малыш, не забудь, четверг — День Благодарения. С утра деда навестим. А потом семейный обед.

— Я помню, дорогой. — Жена чмокает его в нос, не отвлекаясь, протирает снежно-белую бесконечную кухню. 

Марин аккуратистка, чистая флегма. В быту качество замечательное, любит убирать, а потрахаться — без огонька. Не проявишь инициативу — сама не попросит. Он представил запредельно длиннющие пацанские бёдра, голень ещё длиннее и тоньше, шлёпнул задницу молочным сердечком. Между ног burlywood — натуральная замша, и на взгляд, и на ощупь. Мелкая грудь зачётно легла в ладонь. Прищемил сосок, Марин закрыла глаза.

— Можешь не отвлекаться.

— А?

Включилась напоминалка: девяносто секунд. Двести килокалорий, пора.

— Сожмись, — хрипло.

Каждый раз чёрный экран и мгновенное восстановление всех чувств очень бодрит по утрам.

— Офигеть, — слизывая капельки пота между лопатками.

Спина у Марин — прекрасной трапецией с плавной выемкой по позвоночнику, ни единой косточки не торчит. 

— На полотенце. — Вовремя заменили льняные с красными петухами на стриженный велюр.

— Я в душ, ты со мной?

— Попозже, немного осталось. Кофе, чай?

— Смузи свекольный. 

— Оки. Опять запор.

— Ага, — ушла.

Чтобы собраться в кучку, присел на край бронзовой ванны. Посмотрел, как парит вода, и завис на своё отражение в зеркале. «У тебя всё в порядке?» — спросил сам себя и не услышал ответ. 

— У тебя всё лучше всех. А свекла с ревенем вкусно. Спасибо! — громко.

Двойник — темноглазый, холёный, компактный. Лишний рост, лишние мышцы для работников физического труда. А первый класс шевелит извилинами, дрючит-вдохновляет искусственный интеллект.

— Вкус у тебя плебейский и с возрастом хуже. Женская красота так же токсична, как недавно белый гетеросексуал. Раньше хотя бы спецназ, военная элита, тупые громилы, но типа порода, здоровья дай бог.

— Пофиг прорвёмся, — двойник подмигнул, потомкам имя и счёт на пару поколений хватит.

Как люди живут? Вместе. Мучаются. Выберешь мужика — будет брызгать мочой, раскидывать шмотки, грязных носков и трусов на порядок больше. А баба сворачивает мозг, требуя времени и внимания, а дети пойдут… Марин мечтает трёх девочек и трёх мальчиков. Он точно не педофил, легче повеситься. Повезло, сотню гендеров отменили, но своего добились. Размножение для элит, пиплам — социальная нейросеть, пиво, чипсы, экологически-чистый верми-культурный белок, в просторечии — дождевые черви.

— Не забудь: йогурт четыре порции в 18:00. 

— А ты?! — почти возмущённо.

— Дорогой, ты забыл? — Голос у Марин тоже красивый. 

Вспомнил уже, три дня то ли сборы, то ли диверсия, обязательная фигня. Хотел бы спокойной жизни, а иначе —  терпи. Зато перед отъездом выбросит мусор.

 

 

Драконов все любят

 

Сказала подруга-биолог, ей даже мух жалко. Она их ловит и выпускает.

— Выбери самого чмошного, — вторая подруга, мух ей не жалко, но давить мерзко. Для грязной работы есть муж, любовник и любой, кто шёл мимо. 

— «Чмошный дракон» — нонсенс, даже в возрасте не найдёшь. Глубоко женаты…

— Или сдохли, драконихи — суки и стервы, хрен такую переживёшь. — Башка от жары гудела и плохо варила. — А разводов у них нету. 

Хэштэг «дракон», выбрать не из чего, минимум десять тонн.

— Здоровенные, — обе подруги с уважением; и пятьдесят оттенков HTML.

— Белых не бери — снежные, у меня аллергия на холод.

— Пинк —  слишком гламурно.

Погода вредничала, на юге росла чернильная клякса.

— Этот вроде ничё, мелкий, жемчужный — на аватарке.

— Сексуальная ориентация — гетеро. Неполиткорректно совсем, от гомофоба до расиста — один шаг. 

— Полпинка, ты права. Ужыс, семь членов наслали, сразу в бан. Воняет озоном.

Беззвучные молнии коряво зигзагили небо.

— Сапфировый очень приятный. 

— Крылья какие-то лопоухие ухи. Зелёненький лучше! 

— Кричаще. А вот золотистый подходит к глазам. — См. профиль: — Интроверт, хобби — готовить и убирать. 

— Наш кадр, берём!

Ветер взвыл. По правому борту машины, домики, панельки электростанции и кусок Рамзеса Великого кружили в пыльно-медленном вальсе. А финиковые пальмы изгибались синхронной шеренгою «зю».

— Спроси, что ему снилось вчера?

— Кошмары. Рыба. Он её ловит, а она тухлая.

— Хорошо, что не глотает живьём. По Фрейду тухлая рыба всего лишь мастурбация, а по Фромму…

— Недоделанный хиппи твой Фромм.

— Почему недоделанный?

— На старухах женился, умирающих инвалидках, терпила.

— Обыкновенный маз. Однако, прохладно.

Киотские оракулы квакали:

— Глобальное потепление. 

— Дубак, как началось, так и кончилось. 

— Контракт скажи обязательно, смешанные браки всегда группа риска. 

Брачный контракт-стандарт два варианта: Европа и США. Короче Европа, зато США при разводе — всё имущество получает пострадавшая сторона. И могут обвенчать иерусалимским огнём лампой Чижевского в зуме. За девятьсот баксов подача доков, согласование даты онлайн-церемонии, синхронный перевод, ламинированное свидетельство Алабама плюс экспресс доставка. 

— Удачный для свадьбы день по Сюнцаю, — потрясая исчерканной рунами восковой табличкой. 

— Фэншую, шутишь?!

— Ты чё, глухая, фэншуй на фиг, антиквариат. Сюнцай!

— Что за попугайская привычка TikTok потреблять 24\7.

— Чья бы... Бля… Эта облезлая жаба отказалась жениться!

Шальная градина продырявила жестяную крышу.

Несмотря на отрицательный углеродный выброс, климатическая система тупила. В резонансе с теорией Хаоса вылез максимум — тепловой краткосрочный. Последний мел-эоценовый длился двести тысяч лет.

— Скорее рептилия, и чем мотивировал? 

Повезло: переноска стояла насмерть между спинных пластин.

— Типа, мама не хочет ему жену крокодила. Мыркозавр аульный, зенки разуй. 

На 7D голограмме Единственная и Неповторимая Рамфозух, с квантовыми нейро-имплантами и матовым графен-напылением длиной одиннадцать метров, плыла по Нилу, в стороны порскали, как колибри, нильские крокодилы. Палеогенетики рУлят, Красная и Черная Книги delеtе.

— Ксенофобы или мозг примитивный, бывает, ищем сироту, — ворона в воротничке «Мэри Поппинс» вздохнула. — Очки где-то посеяла. 

Солнце забило на обеденный перерыв.

— И зоофила. Вали в болото! — особо тормозному бегемоту; попугаиха ЛГБТ-неонового цвета от возмущения чуть не уронила в Нил made in Mars планшет. — Вау, карпаччо, буйвол с лаймом и базиликом — хит «Ютуба» в Год тигра. 

— Рецепт неолитический полусырой вроде — никакого загрязнения окружающей среды, только экологически-чистая ручная работа.

— Мне пора, посадка закроется через пять минут. — Орбитальный лифт горел красным. — Чмоки-чмоки, — попугаиха расцеловалась с подругами.

— Пока-пока, — ворона долго махала ей вслед кружевным платочком. 

Рамфозух загрустила. Встречались они редко. Даже волнистым попугайчиком с Марса не налетаешься. А с её весом… и на хранение сдать — вылетишь в трубу. Зато близко к природе: Нил —заповедник ЮНЕСКО…

— Мож, просто желание загадать, под бой курантов. И сожрать — не сжигая. 

Вдруг сбудется, вдвоём не так грустно, рядом живая душа, пусть искусственный интеллект. У вороны заканчивался отпуск и аренда тушки:

— Ватман А2, мелкими буквами. Тазиком минералки запьёшь.

Кайназнойная консерваторша, ортодоксалка семейных ценностей, полный аут монохристианка до ЭКК[1]. А противоположенный пол самоаннигилировался в тот момент, когда транс и бодимодификация окончательно победили архаичные формы. Они и так вымирали, пили, курили, торчали, убивались всеми возможными способами, не могли рожать, передавали потомству нехорошие гены, цивилизацию до апокалипсиса довели. Травмировали общественность асоциальным поведением. Белые тапки — от любой заразы, несколько пандемий подряд, и программа сохранения редких видов не спасла. ВОЗ с ООН (большинством голосов) были вынуждены признать: Y-хромосома несёт опасный риск мутаций в целом для популяции, повышенный уровень адреналина и тестостерона (педофилов/маньяков в сто раз больше, чем у таксономической нормы). Если не можешь что-то предотвратить — возглавь, программу гендерного размножения в утиль. Y остались только под куполом на Марсе да на Луне. Ну ещё температура повысилась на десять градусов в среднем по Земле, редко кто приспособился к такой жаре.

 

Феи

 

— Когда-то феи были мелкими и летали, а потом у них стали отваливаться крылья. Процентов так девяносто девять отвалились. Моим родителям долго везло. Они даже успели влюбиться и родить меня.

— Тоже крылатую? А почему крылья отваливаются?

— Не знаю, сделаешь что-то не то.

— А почему у меня нет крыльев, я ведь ничего...

— У людей их не бывает. И зачем пацану крылья? Давай лучше…

— Сказку, — вздох.

— Иди сюда, девочка. Не бойся. Хочешь покушать? — мужик в камуфляже лет сорока.

— Пиздуй мимо! Не ходи, дура! 

— Ну, Жень! Жрать охота. Поздно уже, — шёпотом.

— Идём! Какая же ты сладенькая, беленькая. Идём со мной. На артистку похожа.

— К тебе не поеду, — быстро. — Гостиница рядом или в машине.

— Анка! Дура! Не слушай его! — Женька кричит вслед.

— Аня? Тебя же Аня зовут? Я тебя покормлю. Что ты любишь?

— Суп, пирожки, вареники, бургеры, печенье, мороженое, колу, — боясь чего-то пропустить.

— Ишь ты, какая обжора. Получишь всё!

Гостиница в отремонтированной общаге возле рынка. 

— Нам с дочой комната нужна.

— Час — сто пятьдеся, ночь — восемьсот, сутки — штука.

— До утра, — суёт пропитой тётке тысячу. — Сдачу оставь и комнату потише на пятом этаже.

— У нас всегда тихо, никто даже в коридор не выходит, — выдав ключ.

— Эт хорошо.

— Хавчик, — дёргая мужика за рукав.

— Позже. 

— Ну хоть немножко.

— Нет! Ты чё, глухая?

— Ага, на левое ухо.

— Не ной, — строго. — Позже, дохлятина, топай, быстрее.

— Не ходи, дура!!! 

Утром нашлась Киса — рыже-белая кошка, худющая, облезлая, мокрая и с выколотым глазом. Дурёха вечно ко всем ластилась и неслась стоило позвать кис-кис. Схватив Кису в охапку, Женька побежал в «Котопёс».

— Проваливай!!! — рявкнула толстая продавщица.

— Тётенька! — размазывая грязь, слёзы, сопли. — Пусти, ради бога! У меня кошка болеет!

Киса вцепилась когтями через рубашку в плечо. Он терпел.

— Вали отсюдова! Приём платный. Нече тут заразу таскать.

— Тётенька! — в надежде, что ветеринарша отзовётся из своего закутка.

Но та решила не связываться с работниками зоомагазина, в котором арендовала угол. 

— Вон!!! — жирдяйка взяла деревянную швабру.

Женьку сдуло, только хлопнула дверь. Зимой ему уже врезали черенком лопаты. Сломали ребра. 

— Получай! Сука! — заехав в витрину отполированным серым голышом из ближайшей канавы.

— Ах ты говнюк! Поймаю — грабли сломаю! — даже не пытаясь догнать.

Глаз у кошки вытек, вокруг распухло и покраснело. Из глазницы сочился вонючий зелёный гной. Кошку знобило. Сметаны бы, пару ложек. Торгаши в белых халатах, заманивая покупателей, давали попробовать, но не базарному побирушке. Прослонявшись час, так и не высмотрев доброго лица, Женька спёр у зазевавшегося лоха кошелёк, чего раньше себе не позволял. Убьют, если поймают. Сволочи. Блин, одна мелочь. Разорившись на тетрапак ряженки, обыскал рынок. 

— Эй, ты! — окликнул его безногий — местный телеграф. — Чуешь, в общаге два жмура? Девка и мужик. Дай чирик.

Дал.

Жрать кошка не хотела. Пила воду и то, когда он, разжав ей зубы, заливал пластиковой ложечкой прямо в глотку. Пошёл назад к безногому, того на пятачке не оказалось. Вернулся к Кисе.

Киса мелко-мелко дрожала и не просыпалась. Женька накрыл её своей курткой. В одной рубашке побежал к безногому. Нашёл на ступеньках подземки. Очень хороший. Материл прохожих.

— Девчонку как зовут? Звали…

— Ну ты её знаешь. Изрубили в капусту, два мешка, чёрных литров по пятьдесят-шестьдесят. Свидетелей нет. Соседи полночи долбились в стену. И по батареям. Дай чирик! Ох ты бля!!! Пиздюк твоё имя! — грохотало вдогонку. 

Кошка не дышала. Папа с мамой поместились бы у него на ладони. Слава Сущему, не дожили. Женька вынул кошелёк, сел на кучу сложенных картонных коробок, прислонился спиной к трубе отопления и закрыл глаза. Каждая жизнь пять см.

— Ты здесь? Везде милиция, чуть не затоптала толпа. Дождь со снегом, холодно, скользко, ужыс ужыс, — Она звенела и звенела фальшивым голоском Джессики Паркер. Из звукового потока мозг извлекал конструктивное зерно. Провожать не надо.

— Мне идёт? — тряхнув головой.

— ???

Выбей глаз оранж. Ботинки на высоченной тракторной подошве — и всё равно ниже на полголовы.

— Ты куда? — Киса проснулась.

— К мужу, кольцо вон подарил, — поболтала пальцами левой руки у лица. 

— Я думал…

— Убил, да ни за что. А на опыты легко обещал.

— Он страшный, как тролль, жуть здоровенный.

— Все мы уроды. В гости не зову, пишите, звоните, — чмоки-чмоки воздух. — Пока. Чёрт, — спотыкаясь в потёмках. — Блин, напугал.

Мужик в камуфляже взял сумку с вещами.

— Кофе хочу.

 

Шапка оранжевая травка влезла без очереди. Маска в перчатках отступил на шаг.

— От запаха кофе кончаю. — Катехломины долбят синапсическую щель. — Макс, привет. Большое латте за его счёт.

Мужик в камуфляже взял двойной эспрессо без сахара, оплатил латте и сел у окна.

— Привет. — Бэйджик Максим выбрал высокий узкий фужер с короткой ножкой.

— И Павлову за счёт заведения.

— Мы разве знакомы? 

—  Велесу разбили шлем.

— А ты каким боком?

Горячего кофе — четверть, остальное — молочная пенка.

— Шла мимо. Толпу разгоняли, а мне кофе, если подальше свалю.

— Понятно. Сердечки?

— Листик.

Символ Канады, блюдце, салфетка, длинная ложка, печенька. Головы Макса и Оранжевой травки встретились над барной стойкой. 

— Давай отсосу, — выдох в ухо.

— Счас?

— В туалете. 

— Себя набери, — Макс протянул телефон.

— Нету. Правда, нету.

— Гонишь.

— Кошкой клянусь. 

— Добрая и простая. Прям идеал Льва Толстого, — улыбаясь на сорок два волчьих зуба.

— Ну-да, словесное недержание.

Американо — ботану, кажется, человеку, QR-платёж.

— Симпатяшка, на пол роняешь.

— Ну-да, ну-да. — Прозрачные пальцы с чёрными короткими ногтями рвали салфетки и складывали кучкой.

— Соришь и продукт переводишь.

— Мелкую моторику дрессирую. 

— Мусор в совок подбери. 

Попшикал спиртом руки, совок и метёлку — в корзину.

— Зануда.

Макс промолчал. Ямайский, урожай двадцать двадцать, по-турецки на песке, чёрный без сахара выбирают гурманы.

— Могу вообще кофе не пить, только нюхать, круче, чем кокс. 

— Таки круче.

Интеллигентным подружкам неви смузи, с тысячи сдача.

— Ага, глюки лимбической доли. Мерещится, что курят и нюхают, гады, везде.

— Повезло.

— Ну-да, без наркоза аппендицит.

—  Под местной анестезией.

— Неа, в Институте Мозга подопытной крысой. 

— Родители куда смотрят? 

— Предки от счастья писают: не пью, не трахаюсь. Молчу, пока не спросят. Без цингулярной извилины нас, инвалидов, в Мозге много, а меня одну, одну выпускают, — гордо. 

— Супер. 

Дочь дисциплинированный экспонат Кунсткамеры. 

— Я пойду?.. —  ждёт.

Мужик в камуфляже гипнотизировал ей спину. 

— Ещё забегай после восьми чётные дни.

— Ну-да, поболтаем, — хмыкнув.



[1] Эпоха Космической Колонизации.

Алина ш.

Алина ш. — родилась во Владивостоке. Окончила физико-математическую школу и Киргизский государственный университет по специальности «Прикладная математика». Публиковалась на сайте «Полутона» и в журнале «Бельские просторы».

daktil_icon

daktilmailbox@gmail.com

fb_icontg_icon