Тук-тук-тук

Тук-тук-тук. По голове себе постучи. Тук-тук.

 Ира вошла беззвучно, заглянула в тетрадь Димы. Вместо прописных букв в центре страницы — эмодзи-какашка. С глазами, ртом и вихрастым чубом.

«Частый, зубастый, вцепился в чуб вихрастый» — вспомнила Ира загадку. 

Дима вздрагивает. Он не слышал, как мама вошла.

— Надо спросить: можно войти? Нельзя. Тук-тук, можно войти? Нельзя!

Дима хватает линейку и барабанит ей по столу:

— Уходи! Уходи! Нельзя войти!

Мама показывает на «какашку»:

— Дима, ну что это такое?

— Надо спросить: можно войти? Нельзя!

Мама знает Димины правила. Надо было постучать.

— Дима, скоро ты будешь ходить в школу.

— Уходи!

— Я уйду, но через пять минут вернусь. К этому времени строчка с буквой «А» должна быть дописана.

Мама уходит, Дима яростно водит по тетради простым карандашом, пока не протирает страницу.

 

— Он у вас всегда так делает?

— Как?

— Так.

— Ах, это… Иногда. Это его успокаивает.

— Вы наблюдаетесь у невролога?

«Тук-тук», — подумала Ирина. Началось. 

— Специалист в центре сказал, что мы можем учиться в обычной школе.

— «Мы»? Вы с ним вместе на уроки ходить собрались?

— Нет, конечно, нет… Дима сам.

— Какой центр?

— Частный центр на Некрасова.

— Они что угодно скажут за ваши деньги. У нас тридцать детей в классе. А если каждый будет себя так вести?

В кабинет заглядывает молодой человек.

— Ждите в коридоре. Я ждала вас полчаса назад.

— Опоздал — нельзя заходить. Опоздал — нельзя. Нужно постучать. Тук-тук. Можно войти? Нельзя.

— Верно, Дмитрий. Опаздывать нельзя. Покажем его Ольге Васильевне. Пусть решает.

 

Ольга Васильевна. Пышная женщина с залаченной чёлкой. Слишком громкая, слишком резкая.

— Бери мел, пиши.

Дима смотрит на кусок известняка, которого касалось множество пальцев, и в его глазах — ужас. Дима ненавидит мел: он крошится, остаётся на руках, оседает пылью на одежде.

— У него аллергия на мел, — врёт Ирина.

— А справка от аллерголога есть?

Тук-тук.

— Три плюс два? 

Дима замер.

— Три плюс два?

— Дима, ты же знаешь.

Ольга Васильевна повторяет громче, и громче, и громче.

Дима вжимается в стул. Закрывает уши руками.

— Вы не могли бы... Потише... Когда громко, он теряется…

Ира кладёт Димины руки на парту, вставляет в кулак карандаш. Она шепчет Диме:

— Ты ответишь, и мы пойдём домой. Слышишь? Ответишь, и мы пойдём.

Дима пять раз стучит карандашом  по столу.

 

Ира зло замешивает тесто.

Раньше в школе учили, а теперь? Чем учителя теперь заняты?

Ира бухгалтер. Раньше главный, теперь просто. Полдня в офисе, полдня дома — спасибо начальнице за понимание.

Ире надо работать. Ире надо оплачивать дефектолога, невролога, психолога, логопеда. Ира не жалуется. Не вздумайте жалеть Иру.

Дима лепит пирожки. Выкладывает их на противень идеально ровно, как по линейке — пирожок к пирожку.

Ира не торопит. Знает, что Дима по-другому не может. Дефектолог советовал больше лепить из теста, развивать мелкую моторику, стимулировать рецепторы рук. Но то из другого теста, из солёного.

Дима любит тесто, а пластилин не любит. Никогда не отщипывает от бруска, аккуратно отрезает пластиковым ножичком. Никогда не смешивает цвета. Ира как-то попробовала — взяла жёлтый и синий, интенсивно мяла, пока не вышел зелёный. Дима пришёл в ужас. Жёлтый — его нелюбимый цвет. 

 

— Аня, вы, главное, перед тем, как зайти, стучите. Он очень не любит, когда без стука. И проговорите вслух: «Тук-тук-тук». Такие у него правила.

— Тук-тук-тук. Можно войти?

— Нельзя.

Ира хочет вмешаться, но Аня прикладывает палец к губам.

— Ты, должно быть, очень занят. Когда я могу зайти?

За дверью задумались.

— Через четыре с половиной минуты.

Аня стоит в коридоре, ждёт, пока минутная стрелка на часах над зеркалом сдвинется на пять минут вперёд.

— Тук-тук-тук.

— Кто там?

— Это Аня. Скоро мы с тобой вместе пойдём в школу. Я могу войти?

— Опоздал — нельзя заходить. Опоздал — нельзя.

— Я постараюсь приходить вовремя. Так я зайду?

 

Дима слышит вопрос мамы:

— Как вам Дима?

Они уходят на кухню, и голоса стихают. Почему мама первым делом не спросит, как Диме Аня. Бабушка бы спросила. Только бабушка любила Диму такого, какой он есть. Мама любит Диму будущего. Улучшенную версию Димы.

Дима бьёт себя кулаком по голове. 

— Он бьёт себя кулаком по голове.

— Не знаю, что с этим делать. Мы никогда его не били. Он неагрессивный, не как другие дети в центре... Там, знаете, насмотришься.

— У Димы аутоагрессия.

—  Да, да… Психолог тоже так говорит. После смерти бабушки началось.

— Мне очень жаль.

— Да, это очень грустно… Да… Так вы придёте в следующий раз?

 

Дима расстёгивает и застёгивает пенал. Расстёгивает и застёгивает. Расстёгивает и…

Аня кладёт руку ему на плечо. Показывает на карандаш.

Диме сложно сконцентрироваться на задании. Сегодня он пол-урока рассматривал большой палец левой руки. На нём остались следы от ручки. Аня пыталась переключить его внимание на то, что написано на доске. Дима кивал, но взгляд от пальца не отводил.

 

— Как всё прошло?

Аня рассказывает только хорошее. Ни слова о том, что через пятнадцать минут после звонка Дима с криком выбежал из класса. Это не обман, ей не хочется обманывать Иру. Она боится подорвать доверие Димы — пообещала ведь не рассказывать маме.

— А то она расстроится, — пояснил Дима.

 

— Я больше не пойду с ней никуда! Я её ненавижу!

Сегодня Дима не выполнил ни одного задания.

— Она плохая!

Если всё удаётся, Дима возвращается счастливый, если что-то не получается — во всём винит Аню.

Когда Дима первый раз сказал, что Аня плохая, Ира напряглась.

— Что она сделала?

— Я не хотел в класс! Я гулял!

— Во время урока?

— Я хотел побыть в коридоре!

— Но ведь урок начался.

— Я не хотел!

Первая четверть. Вторая.

Дай Бог Ане терпения.

 

— Дима, у Ани в семье большая беда.

— Насколько большая? Как акула? Или как кит?

— Она вернётся, как только сможет.

Дима не верит маме. Аня больше не придёт. Дима сделал что-то не так. Аня больше не хочет к нему приходить. Он судорожно вспоминает всё, что говорил Ане накануне, как вёл себя на уроке.

Январь Дима не ходит в школу. Февраль Дима не ходит в школу.

Мама пытается найти нового тьютора, но Дима ни с кем не уживается.

 

Иногда Ире хочется крикнуть в сердцах: «Прекрати. Перед людьми стыдно!» Не стыдно. Ире давно не стыдно. Заученная из детства фраза, которую папа разбрасывал по дому, как другие отцы разбрасывают носки. Это Ире за себя стыдно, за Диму не стыдно. Она знает, что ему тяжело.

Дима рисует открытки и выбрасывает из окна. Раньше он рисовал только для бабушки, теперь и для Ани.

В центре страницы — цветик-семицветик и подпись: «АНƎ».

Лети, лети, лепесток, через запад на восток…

Одна из открыток непременно дойдёт Ане, она прочитает, поймёт, какой он хороший. Поймёт и вернётся.

 

— Тук-тук-тук. Дима, я могу зайти?

Сердце Димы забилось чаще — вот-вот выскочит из груди. И хочется бежать навстречу и упасть в объятья. На глаза навернулись слёзы. Он берёт простой карандаш и с нажимом водит по обложке тетради, карандаш ломается. Диме хочется скорее открыть дверь. Он берёт новый карандаш и продолжает водить по обложке.

— Тук-тук-тук. Дима? Можно войти?

Дрожащее, всхлипывающее:

— Через четыре с половиной минуты.