5 из 36

Болат сидел в кресле перед телевизором и ёрзал с таким остервенением, будто тренировал тайную технику Моссад удушения противника задницей. Со вчерашнего дня он не знал покоя. Он выиграл в лотерею шестьдесят восемь тысяч тенге. А мог бы — двадцать миллионов. 

Он выключил телевизор, повернулся к жене, сидящей на диване, и позвал:

— Алтыншаш? Нам тоже нужно сделать тест. — Болат указал пультом на выключенный телевизор.

— Зачем выключил? Какой тест? — Алтыншаш захлопала глазами под толстыми линзами.

Болат помедлил с ответом.

— Мой Адёка сын или не мой. 

— Ты что, совсем с ума сошёл?! Ойбай! Что за человек?! Совсем ты рехнулся со своей лотереей!

От волнения Алтыншаш не сразу попала ногами в тапочки, а наконец попав, выбежала из зала и уже с кухни кричала:

— У-у-у, собака! Алё, алё! Адиль, иди домой скорее! Твой отец с ума сошёл! Скажи ему, что ты всё придумал!

Неделю назад их младший сын, неосторожно пошутив, посеял семена разлада в семье.

 

В тот злополучный день Болат был не в духе по другому поводу. 

— Ищи, ищи, Алтыншаш! Это ты всегда так убираешься, что потом ничего не найдёшь.

— Қойшы[1]! — махнула на него рукой Алтыншаш, стоя на четвереньках перед журнальным столиком. — Вот эта? Серая?

Болат молча вырвал у жены из рук маленькую записную книжку и принялся листать потрёпанные странички.

— Нет, тут тоже нет, — Болат рассерженно швырнул книжку на столик. 

Хлопнула входная дверь, Алтыншаш бросилась в прихожую. 

— Адёка, ты не видел, я куда-то записал код от новой карточки, — затараторил Болат, отодвигая в сторону жену, принимавшую рюкзак из рук сына.

— Да подожди ты! Ребёнок только пришёл с тренировки. Дай ему зайти, — возмутилась Алтыншаш.

— Что ты кричишь на меня? — Болат выпучил на жену глаза. — Я как дурак сегодня в магазине стоял, не мог этот код вспомнить. Сигареты не купил. А я тебе говорил: не выбрось эту бумажку! 

Пока родители спорили, их сын-подросток молча прошёл на кухню, снял с зарядки телефон отца, вошёл в приложение банка и сменил старый ПИН-код к карточке на новый — день и месяц рождения матери. Самодовольно ухмыльнувшись, он положил телефон на место и, приняв серьёзный вид, вышел к родителям.

— Пап, я, кажется, знаю ПИН-код.

Родители замолчали. Адиль выдержал драматическую паузу. 

— Одиннадцать ноль три.

— Мамкин день рождения? — недоверчиво сморщился Болат. — Ну это я бы запомнил. 

Адиль снова помолчал, посмотрев в сторону, и с видом, будто собирается с мыслями, продолжил:

— Вы только не смейтесь. Мне ночью аташка снился. И он мне сказал: «Адилет, передай отцу, чтобы чтил Алтыншаш. Пусть не забудет про её день рождения». А ему говорю: «Ата, так у неё день рождения в марте», а он мне отвечает: «Ему уже завтра понадобится».

Адиль еле удержался от смеха, глядя на открытые рты родителей.

— Я ещё подумал: что за фигня? А сейчас ты сказал, и я вспомнил. 

— Так и сказал? — только выговорил Болат.

— Сказал: «Есінде сақтасың!»[2] — и палец вверх поднял.

— Да, он так делал. Схожу в магазин, — Болат натянул ботинки и вытащил тысячу тенге из сумки Алтыншаш: — На всякий случай.

Адиль прошлёпал в зал и повалился на диван, закинув длинные ноги на стену. Алтыншаш встала над ним:

— Балам, тебе правда аташка приснился?

Адиль повернул к матери лицо и, сощурившись, как кот на солнце, улыбнулся:

— Не-е-е. Я просто поменял ему пароль на твой дэрэ, чтобы он точно не забыл.

Алтыншаш осуждающее цокнула, но тут же её губы невольно растянулись в улыбке:

— Ты мне тоже поменяй пароль. Свой день рождения поставь.

Вернувшись с сигаретами, купленными при помощи карты, Болат весь вечер только и говорил про вещий сон сына. Адилю пришлось несколько раз повторить отцу разговор с усопшим дедом. Каждый раз сон обрастал новыми подробностями, пока, наконец, Адилю не надоело это развлечение и он не ушёл спать в девять вечера. 

Болат никак не мог перестать думать о случившемся и наказал жене приготовить утром шелпеки. Даже когда Алтыншаш ушла в спальню, он остался в своём кресле. Фоном из телевизора звучал монолог ведущего про счастливую звезду, а в голове Болата говорил собственный голос: «Может, отец хотел ещё что-то передать?» Так он и заснул в кресле перед включённым телевизором.

А открыл глаза Болат, ослеплённый солнцем, не у себя в квартире, а на летнем лугу в родном ауле. Он стоял посреди дороги босыми ногами в мягкой пыли, а прямо на него шло стадо коров. Пытаясь увернуться от обступающих его со всех сторон бурёнок и закрывая глаза от яркого света, Болат ругнулся. В следующее мгновенье он услышал грозное «эй!», и камча стегнула его по руке. От возмущения глаза Болата широко раскрылись, и он увидел возвышающийся над собой силуэт табунщика верхом на чёрном коне. Болат замахнулся на мужчину, но, когда рассмотрел его лицо, рука Болата обмякла и опустилась. Это был его отец. Но не иссохший старик, каким Болат видел его в последний раз, а молодой мужчина с пышными усами.

— Неге тұрсың? — прикрикнул на Болата отец и указал камчой на коров. — Сана[3]!

Болат дважды пересчитал коров и выпалил:

— Жиырма жеті[4].

Отец одобрительно кивнул головой, стегнул коня по крупу и поскакал прочь. Болат проснулся. Он сидел в кресле, на часах было уже двадцать минут первого. 

Утром, за завтраком, Болат попытался рассказать свой сон. Но видя, как Адиль снисходительно хмыкнул, вскипел:

— Что тебе смешно? 

— Да нет, нет. Ничего. Просто странно. Сначала аташка приснился мне. А потом, ты говоришь, тебе тоже.

— Я что, по-твоему, вру?! — Болат хлопнул ладонью по столу. — Надо было тебя лупить в детстве, чтобы так с отцом не заговаривал. Всё тебя мамка жалела, единственного сыночка. 

Адиль вздохнул и развёл руками, показывая, что, может, и надо было его лупить, но уже поздно, встал из-за стола и вышел. 

— Испортила мне пацана, — сдвинув короткие брови, Болат посмотрел на Алтыншаш. — Разбаловала. 

Адиль был рождён после трёх неудачных попыток зачать сына. Старших девочек соседи, шутя, называли оспановскими лепёшками. И вправду, беленькие, пышные и круглолицые, сёстры были поразительно похожи друг на друга. Они были тихие и послушные. Адиль же родился крикливым, с чёрным пушком на красном, вертлявом тельце. По нему сразу было видно, что на роль четвёртой лепёшки он никак не годился. 

Болат, правда, быстро забыл про глупые шуточки знакомых, о том, что «сынок-то на папашу совсем не похож», и гордился, глядя, каким бойким растёт сын. Первым зубом Адиль обзавёлся уже в два месяца. Когда Алтыншаш кормила сына грудью, на губах её дрожала улыбка и одновременно в глазах стояли слёзы. Девочки тоже молча переносили издевательства младшего брата, даже когда тот тянул их за волосы или щипал.

Самого Болата всегда приводило в ступор то, как нашкодивший маленький Адиль бесстрастно смотрел на ремень в его руке. Не так было у него с его отцом. Тому достаточно было заикнуться о наказании, и Болат тут же покрывался испариной.

— Твоя дурная кровь! — добавил Болат, поднимаясь из-за стола.

Разозлившись на дерзость сына, Болат полдня ходил хмурый. И только за обедом, когда он разжёвывал говяжью котлету, цепочка несвязанных мыслей вернула его к ночному сну. Доев, Болат закрыл дверь в своём кабинете на ключ и по обычаю положил на стол две толстые инструкции, а поверх — свою беспокойную голову. В полудрёме он вспомнил белоголовые рогатые морды и посчитал до двадцати семи. Но призвать старый сон так и не получилось. Болат открыл глаза, и увидел только темноту, и почувствовал у лица что-то холодное. Инструкции почему-то сложились углом. Нет, это не инструкции! Это он стоит в углу лицом к прохладной стене. Да и не он вовсе, а пухлый мальчик с грязными руками и ногами и со слезами, стекающими по щекам. 

У Болата похолодело внутри. Он вспомнил этого мальчика. Это он, лет пятьдесят назад. И вспомнил тот день. Он забежал с жары домой. Мама управлялась по хозяйству, старшие братья помогали ей. Отец был на работе. Болат прошлёпал босыми ногами по прохладному полу на кухню. Набрал ковшом из фляги холодной воды и выпил залпом. После уличного шума в домашней тишине у него звенело в ушах. Болат шлёпнулся на табурет и огляделся. В глубине буфета, среди пирамид разномастных пиал и тарелок, виднелась фарфоровая фигурка восточной красавицы. Болат подставил табурет к серванту, встал на него и достал статуэтку. Это была фигурка девушки в цветастых шароварах и короткой жилетке. На голове у неё была тюбетейка, а нижнюю часть лица прикрывала прозрачная ткань. Сквозь эту накидку было видно, как девушка улыбается хитро и даже бесстыже. Ещё бы! В таком-то наряде. Короткая жилетка, застёгнутая на нижнюю пуговицу, открывала высокие белые грудки девушки. Болат поднёс статуэтку поближе к глазам: мастер даже вырисовал розовым две крошеные точки на бюсте красавицы. Мальчика бросило в жар. И вот в тот момент, когда он с пылающими щеками вглядывался в загадочное лицо девушки, громко хлопнула входная дверь с сеткой. Болат вздрогнул и выронил статуэтку из рук. Она упала на пол и раскололась на кусочки. Тогда-то папа наказал его ремнём и поставил в угол. 

— Пять рублей и тридцать копеек, — услышал Болат грозный голос у себя за спиной, и отец сунул ему в лицо отколовшееся дно статуэтки, где стояло клеймо «5 р. 30 к.».

Болат почувствовал, как защипало в глазах и из ноздри выбежала солёная капля. Он шумно выдохнул, открыл глаза. В его кабинете было душно и тихо. А по ту сторону двери уже сновали по коридору коллеги. Болат с трудом разогнулся: сразу несколько косточек в его теле громко хрустнули. Он включил кондиционер и компьютер и принялся просматривать отчёт. Все буквы и цифры в отчёте кружили, как снежинки в пурге, и проносились мимо его сознания. Только когда в тексте Болату попадались числа двадцать семь, пять и тридцать, сердце начинало громко бухать и необъяснимое волнение одолевало его.

Вечером, зайдя в квартиру, Болат почувствовал знакомый сладкий запах и улыбнулся. В зале в его кресле сидела старшая дочь Ажар, качая на руках младенца. В кресле напротив сидела жена. Женщины разговаривали шёпотом, неотрывно глядя на белое личико, на котором под крошечными веками с пушистыми ресницами беспокойно двигались глазные яблоки.

Болат отогнал ногой кота, который тёрся о ноги Ажар, размахивая бесстыдно задранным вверх хвостом.  Наклонился к внучке, осторожно поцеловал её пухлый кулачок с ямочками и сел на пол. У него никак не получалось вклиниться в странный разговор об отрыжке и сцеживании. Болат почувствовал себя как на той конференции в Берлине, когда другие коллеги увлечённо щебетали с иностранцами, а он не знал, как в их разговор вставить единственное, что помнил из школьной программы: «Mein Name ist Bolat. Fußball ist mein Hobby»[5].

Позже домой вернулся Адиль.

— А-а-а, моя зефирка! — заговорил Адиль с умилением, увидев племянницу, и сел в ногах у сестры. Он подставил свою смуглую руку к лицу девочки, смеясь и показывая глазами на разницу в цвете их кожи.

— Почему я один среди вас такая мулатка? — словно первый раз озадачившись этим вопросом спросил Адиль.

Алтыншаш неловко заулыбалась, а Болат быстро выпалил: 

— Ата, марқұм, тоже чёрный был.

— Просто родители так сильно хотели мальчика, что воспользовались чёрной магией, — засмеялась Ажар и показала братишке язык. 

— Ту! — Алтыншаш хлопнула Ажар сложенной пелёнкой, обеспокоенно поглядывая на задумавшегося мужа.

 

Ночью Болату снова приснился отец. Он сидел за дастарханом в тени крепкой яблони. Ссохшийся старик с трясущимися руками, потрепав Болата по остаткам седых волос на голове, ласково сказал:

— Кенже балам. Сеңің өмірге келгеңің есімде. Ал сен өзіңнің кенжең туған күн есіңде ме[6]?

Отец никогда не был нежным и внимательным с Болатом. И даже во снах являлся, чтобы отругать. А сейчас смотрел на Болата с такой любовью, что тот забылся. Он просто наблюдал, как двигаются длинные морщины на медном лице отца, когда тот улыбался и щурил свои помутневшие глаза, не слыша слов. 

— Понял? — сказал отец Болату.

— Понял, — ответил заворожённый Болат.

Отец улыбнулся и, откинувшись к стволу яблони, задремал.

Проснувшись утром и зайдя на кухню, Болат увидел стоящую у плиты Алтыншаш. Он подошёл к ней со спины, развёл руки для объятий, но замешкался и только потрепал её за плечо. Алтыншаш вздрогнула и развернулась к Болату, наставив на него деревянную лопатку.

— Фух, напугал меня, — Алтыншаш цокнула и продолжила готовить.

— Адёка ещё спит? — перешёл он на шёпот и оглянулся на дверь, усаживаясь за стол. — Что там у него?

— А что у него? — резко повернулась Алтыншаш.

— Как там его баскетбол? Как…

— Волейбол.

— Волейбол, — недовольно поджал губы Болат. — Как тестирование по химии?

— Хорошо, — быстро ответила Алтыншаш, окончательно встревоженная неожиданным расспросом. — А почему ты спрашиваешь?

— Как это почему?! — вышел из себя Болат. — Он же мой сын! Кажется, совсем недавно я его первый раз на руки взял, а сейчас вон он какой вымахал. Ещё немного времени пройдёт, и он будет взрослым мужчиной, а я состарюсь и помру. Что он будет обо мне вспоминать?

Алтыншаш выключила газ и присела напротив мужа, подперев кулаком щёку:

— Ты всё про тот сон думаешь, когда тебе отец приснился?

— Он мне уже три раза снился, — перешёл на шёпот Болат. — То «Запомни двадцать семь!», то «Запомни пять и тридцать!». А последний раз говорит: «Помнишь тот день, когда твой младший родился?»

— Может, ты опять какой-нибудь код забыл?

— Да я уже обо всём подумал! И номера приказов, и последние платёжки проверил. А это вообще к чему: «Помнишь тот день, когда твой младший родился?» Конечно, я помню! 17 мая. 

— Это чтобы ты не забыл, что ты обещал подарить ему на день рождения компьютер! — уверенно выдала Алтыншаш.

—  Ну ты… Ты как скажешь что-нибудь! — сморщился Болат и поднялся со стула. — Ничего не соображаешь! При чём тут это?

Болат ушёл на работу в дурном настроении. От обеденного сна он отказался, отчего рабочий день показался невероятно долгим.

Вернувшись домой, Болат ходил хмурый и молчаливый. И никто из домочадцев даже не поинтересовался его делами. Поужинав, он сел в своё любимое кресло перед телевизором, с ревностью вслушиваясь, как на кухне весело щебечут жена с сыном. 

По телевизору показывали бесконечную рекламу.

«Снова этот», — подумал Болат, видя, как радостно подмигивает усатый ведущий, повторяя свои обычные слова: «Ваша счастливая звезда светит для вас».

Болат пытался держаться, но его глаза против воли медленно закрывались. Мгновение — и Болат, как от наркоза, провалился в сон. 

Он увидел высокий холм, а на вершине — фигурку человека. Несмотря на невероятную тяжесть в ногах, Болат всё же поплёлся наверх, чувствуя непреодолимое желание увидеть лицо человека на холме. Каждый шаг давался ему с усилием. Ноги были как чугунные, какие бывают только во сне. А вот одышка к окончанию подъёма была как настоящая. 

На вершине холма стоял его отец, тоже запыхавшийся и обессилевший, удерживая от падения огромный каменный шар в половину его роста. Когда Болат подошёл ближе, отец с облегчением оттолкнул шар, и он покатился с вершины холма в глубокую пропасть. Когда шар летел, Болат заметил на нём большую семёрку и чуть не застонал: «Опять эти числа!» Отец, шевеля пересохшими губами, что-то говорил, но Болат ничего не мог разобрать. А потом отец взял Болата под руку, и они побежали вниз с холма так быстро, что у Болата закружилась голова. Там, в низине, был целый сад таких же круглых камней. Отец долго бродил между ними, пока не выбрал один и не покатил его в гору. Болат бросился помогать отцу. Они толкали камень, и когда он сделал первый оборот вокруг своей оси, Болат увидел начертанную на нём пятёрку. Подъём на вершину с утяжелением не оставил Болату сил даже спросить у отца, зачем они это делают. Но как только они скинули шар с пятёркой в обрыв, отец снова ухватился за Болата и стал подталкивать его вниз. На этот раз Болат разогнался так, что в конце пути не удержался на ногах и упал. Когда он поднялся, отряхиваясь и потирая ушибленные места, отец уже катил вверх следующий шар — с числом двадцать семь. Болат попытался остановить отца — тот только отмахнулся, зло посмотрел на Болата и продолжил катить камень, продвигаясь по сантиметру вверх. Болат присоединился к отцу. Третий камень они также отправили в пропасть. На этот раз Болат приготовился к стремительному спуску и добрался в низину без повреждений. Но отец всё равно был там первым и выбирал четвёртый камень.

«Сейчас будет тридцать», — только успел подумать Болат и увидел, что отец уже катит шар с числом тридцать. Болат бросился помогать отцу, зная, что это последний камень. В какой-то момент у самой вершины холма Болат настолько обессилел, что собрался отпустить камень — его остановила мысль, что тогда этот шар раздавит его отца. Когда они скидывали «тридцатку», Болат еле стоял на ногах и чуть не сорвался в обрыв за шаром. Спускаться аккуратно Болат даже не стал пробовать, он просто скатился с холма кубарем и упал бездвижно в низину. Он лежал так лицом вниз, пока не услышал шуршание травы рядом. Болат повернул голову и увидел, как отец катит чёрный шар. Белая десятка на камне медленно крутилась, вызывая у Болата приступ тошноты. 

Болат уткнулся лицом в душистую траву. Закрыв глаза, он увидел, как в тумане, себя с братом, толкающих старенькую «Ладу». И отца, смеющегося своим беззубым ртом над их усилиями.

Через некоторое время, когда Болат наконец открыл глаза и с трудом поднялся на ноги, на вершине холма никого не было. Ноги у Болата были такие тяжёлые, будто к ним привязали гири.  Он стоял так на одном месте, оглядывая пустынную местность. А потом внезапно проснулся.

Болат хотел пошевелить затёкшими ногами, но на них мёртвым грузом лежал кот.

— У, зараза, — замахнулся Болат на кота и, случайно задев пульт, увеличил громкость на максимум.

Из телевизора быстро и оглушительно заговорил знакомый усач:

— …А уже завтра состоится новый тираж лотереи «Пять из тридцати шести». Просто выберите пять чисел, и вы сможете стать миллионером.

Болат, словно загипнотизированный, следил, как позади ведущего лотереи в стеклянном резервуаре прыгают и кружатся разноцветные шарики с цифрами. Нервное возбуждение охватило его. Болат подскочил с кресла, схватил с журнального столика квитанцию за коммунальные услуги и ручку и стал записывать на обороте в столбик: семь, пять, двадцать семь, тридцать, десять. Перед очередным числом он зажмуривался, воскрешая в памяти картинки из сна. 

— …призовой фонд составляет двадцать миллионов двести семьдесят пять тысяч семьсот тридцать тенге… — восторженно кричал усач. 

В зал забежала Алтыншаш, вытирая мокрые руки полотенцем:

— Уй, Болат, зачем телевизор так орёт?

Болат, прижимая к груди квитанцию, выключил телевизор и молча вышел из зала.

Этой ночью он спал как младенец. Без единого сна. Наутро проснулся за пять минут до звонка будильника. Молча съел завтрак и ушёл на работу, не дав никому из домашних ценных указаний.

От шёл быстрым шагом, торопясь, чтобы успеть зайти перед работой в супермаркет. После вечернего сна в голове его было ясно и легко. И картинка со стойкой с лотерейными билетами из ближайшего супермаркета всплыла в этом озарённом светом пространстве сама, хотя он ни разу за всю жизнь не потратился ни на один лотерейный билет.

В супермаркете всё его воодушевление спало в одно мгновение: на стойке был указан режим работы с десяти утра. Несмотря на короткое замешательство, Болат быстро пришёл в себя и зашагал на работу. Там, закрывшись в своём кабинете, он сидел сосредоточившись на одной мысли: «Как бы дотерпеть до обеда?» Коллег, подходящих с разговорами, он слушал вполуха и через раз отвечал на вопросы, делая вид, что занят чем-то важным.

Когда в свой обеденный перерыв Болат снова оказался перед стойкой с лотерейными билетами, молоденькая продавщица протянула ему билет, где в шести рамках подряд были указаны числа от одного до тридцати шести.

— Каждая панель содержит матрицу от одного до тридцати шести, — девушка монотонно начала произносить заученный текст. — На любой панели отметьте комбинацию из пяти цифр от одного до тридцати шести.

В любой другой момент его жизни необходимость выбрать пять случайных цифр надолго вывела бы его из равновесия. Но сейчас Болат уже знал, какие пять чисел ему нужно указать. Половину рабочего дня он смотрел на оборотную сторону квитанции, на которой вчера второпях записал их. Он гладил эту квитанцию, как фотографию первой любви. И вот чёрт! Забыл её на рабочем столе в кабинете.

Болат зажмурил глаза, пытаясь возродить в памяти картинку с пятью цифрами. От напряжения в темноте только залетали цветные мушки. Болат долго выдохнул и вспомнил, с чего всё началось. Удар камчой по руке. И двадцать семь коров. Болат открыл глаза и дрожащей рукой обвёл «двадцать семь» в первом поле. Снова зажмурился и увидел, как бьётся статуэтка от удара о деревянный пол. Открыл глаза и уже уверенно обвёл «пять» и «тридцать». А потом сон, в котором отец ласково говорил, что помнит день, когда он, Болат, родился. Болат родился 3 декабря, но он точно помнит, что не записывал тройку на листочек. Что там ещё говорил отец? «А ты помнишь день, когда родился твой младший?» 17 мая. Точно! Болат вспомнил, как летел в пропасть первый каменный шар из последнего сна. А на нём «семёрка». Выходит, это не семь, а семнадцать! Это он не разглядел. А сейчас всё понял! Болат с облегчением выдохнул и обвёл число «семнадцать». Хорошо, оказывается, что забыл квитанцию! Четыре есть. А пятое — это сломанная «десятка», которую они с братом толкали под хохот отца. Болат вытер испарину, выступившую под носом, и посмотрел на поле. Продавщица забрала у него бланк и выдала лотерейный билет с его комбинацией. Всё готово. 

Оставшийся день Болат провёл в нетерпеливом предвкушении розыгрыша. Его коллега, заметив, как Болат часто посматривает на часы и улыбается, даже спросил, не ожидается ли какая-то премия в конце дня.

Дома он решил не вступать в разговоры с родными: молча поужинал и ожидал начала розыгрыша в зале, иногда невольно поглаживая сложенный квадратом билет через ткань нагрудного кармана. Алтыншаш, которую судьба уберегла от зловредных золовок, цокая и качая головой, наблюдала, как хорошая индийская девушка сотую серию подряд страдает от козней родственников мужа.

Без пяти восемь Болат, не обращая внимания на возмущение Алтыншаш, переключил канал, достал из кармана лотерейный билет, нежно разгладил его и, держа наготове авторучку, уставился на экран телевизора. Сердце его громко застучало.

— Бессовестный! — укоризненно проговорила Алтыншаш.

Болат цыкнул и махнул на неё рукой. Адиль, проходивший мимо, увидев на столе лотерейный билет, радостно закричал:

— О! Классно! Мы с Шынаркой раньше каждую неделю покупали. Помните, мы ещё пылесос выиграли?!

— Нет, балам. Пылесос мы на купоны взяли, — отвлеклась Алтыншаш от ссоры с мужем.

— Да нет…

Начал спорить Адиль, но Болат хлопнул по столу и увеличил громкость на телевизоре:

— Цыц! Началось уже!

Алтыншаш вернулась на диван, а Адиль сел на подлокотник кресла, в котором сидел отец, и, заглядывая ему через плечо, зашептал:

— А где все цифры? Где отмечать-то?

— Ничего не надо отмечать, — опомнился Болат и отложил ручку. — Тут уже всё есть. Вот.

Болат кончиками пальцев нежно коснулся линии, где в ряд были напечатаны обозначение поля и числа: А. 27 5 30 17 10.

Ведущий к этому времени поприветствовал зрителей и объявил число играющих комбинаций, общий призовой фонд и… джекпот! Сердце у Болата заколотилось ещё быстрее. А когда поток воздуха поднял и закрутил в прозрачном плексигласовом сосуде жёлтые шарики, у Болата даже закружилась голова.

И вот первый шарик, отделившись от общего вихря, стал беспомощно трепыхаться в одном из отсеков, застряв там, как носок между прокладкой и люком стиральной машины.

— Отыз! Тридцать! — возрадовался диктор, а Адиль хлопнул отца по плечу, указывая на тридцатку в лотерейном билете.

— Тише ты! —  остановил Болат сына, видя, как второй шарик начал свой танец на месте, перед тем как его покажут крупным планом. 

— Он саны! Десять!

Адиль победно затряс кулаками в воздухе, и Болат не сдержал довольной улыбки.

— Что там?! Выиграли?! — подскочила с дивана Алтыншаш.

— Уже два совпадения, ма! Ещё три, и мы выиграем.

Алтыншаш подставила пуфик к журнальному столику и не успела присесть рядом с мужем, как Адиль, увидев на экране очередной выпавший шарик, одновременно с ведущим шоу закричал:

— Двадцать семь!

— Фух. Осталось два — семнадцать и пять, — объявил Болат, и тут же раздался голос диктора:

— Бес! Пять!

Алтыншаш прижала ладонь ко рту, сдерживая вырвавшееся «Бисмилля», а Адиль закричал:

— Мы уже выиграли шестьдесят восемь тысяч! Вон! Па, если ты прав, мы щас…

— Ну! « строго выкрикнул Болат.

Он как заворожённый смотрел на экран в ожидании пятого шарика. Предыдущие четыре выпадали так быстро, что Болат даже не успевал как следует обрадоваться. А последний всё никак не показывался, отчего Болату стало необъяснимо тревожно. И вот наконец от общей массы отделился чёрно-белый шарик, проник в отдельную ячейку, замер и бесстыже показал Болату число «семь» на своём круглом животе.

Болат услышал, как чертыхается Адиль, Алтыншаш что-то спрашивает у него, и ничего не понял. Он посмотрел на них, растерянно мигая:

— Должно быть семнадцать.

Болат нервно потёр лоб, зажмурился и воскресил в памяти пятнистых коров на зелёном лугу, осколки статуэтки на деревянном полу, старую машину, увязающую колёсами в пыльной дороге. Где же семнадцать? Он вспомнил последний сон, в котором первый шар, падавший с обрыва, кажется, был семнадцать. Но его внутренне зрение отчётливо рисовало семёрку. С чего он вообще решил, что это семнадцать? Болат запаниковал, но вспомнил голос отца, спрашивающего, помнит ли он день, когда родился его младший ребёнок. У Адиля день рождения 17 мая. Болат яростно стукнул кулаком по столу:

— Должно быть семнадцать!

Болат вышел из зала, оставив там Алтыншаш и Адиля в полном недоумении от его вспышки гнева. Он зашёл в спальню и улёгся на кровать в темноте. От разочарования и обиды он заскрипел зубами. Не потеря так и не полученных двадцати миллионов его так злила. Болат чувствовал себя обманутым собственным умершим отцом. Но что он может сделать? Закрыть глаза и попытаться заснуть в надежде увидеть во сне отца и потребовать с него объяснений? Он снова и снова воспроизводил в памяти обрывки снов, пытаясь обнаружить момент, где он ошибся. От этих усилий у него только заболела голова. Болат услышал, как хлопнула входная дверь и к голосам Алтыншаш и Адиля присоединился третий — голос Шынар, младшей дочери. Болат поднялся с постели и стал прислушиваться к разговору, происходившему в прихожей.

— Да ладно! — закричала Шынар. — Сколько? Шестьдесят восемь! Нормально. Блин! И ровно делится на четыре! Я в доле. Анарке и Ажарке не скажем. И Асхатику!

— Ту! — рассмеялась Алтыншаш, а потом понизила голос: — Отец так расстроился, что пятое число не угадал. Мы даже боимся у него спрашивать, что он хочет с ними делать. Знаешь же его.

Болат не выдержал и вышел из спальни.

— Должно было быть семнадцать! « проходя мимо родных на кухню, сказал он.

Шынар вошла за ним следом и защебетала:

— Пап, привет! А у нас, представляешь, воды горячей дома нет. Я к вам помыться приехала. М-м-м, пап, ты что, расстроился? Шестьдесят восемь тысяч тоже классно.

Шынар прижалась прохладной щекой к щеке Болата так сильно, что оправа её очков больно давила ему в висок, но он не отстранился, чувствуя, как уходит злость. Алтыншаш принялась накрывал стол к чаю, а Адиль, как обычно, уселся на свой стул, уткнувшись спиной в холодильник и подтянув колено к груди.

— Да, пап, четыре из пяти угадать — это тоже круто, — объявил он.

— Я не угадывал, — Болат помедлил, а потом решился и рассказал родным историю происхождения пяти заветных чисел.

— Ого! Вот и не верь потом в такое, — восторженно произнесла Шынар и, немного подумав, добавила: — А может, аташка говорил про младшую дочь? У меня как раз день рождения седьмого февраля.

Болат задумался.

 

Кто-то очень остроумный сказал, что ум — это способность находить убедительные оправдания собственной глупости. Болат своему мозгу доверял и не подозревал, что мыслительный процесс ведёт его по кривой тропике всё дальше в тёмный лес. Обдумывая всё произошедшее, он несколько раз натыкался на мысль, что, может быть, он не дослушал слова отца или неправильно их истолковал. Но каждый раз отворачивался от них, будто его обдало аммиачными парами в деревенском туалете. Не мог он признаться себе, что из-за своей же нелепой ошибки он не стал миллионером.

Слова Шынар засели в его голове. Вчера она, конечно, шутила, говоря о том, что Адиль не в счёт, потому что он подкидыш. Но в лотерее действительно выпала семёрка — день её рождения. 

Выходит, это она кенже бала, о котором говорил аташка? А Адёка? Болат воскресил в памяти три беленьких личика дочек. А потом смуглое, скуластое лицо сына, так не похожее на его собственное. Тогда-то Болат и высказал жене желание пройти ДНК-тест. И что началось! Его обычно спокойная Алтыншаш, которая только отмахивалась от него в случае несогласия, взбесилась. Она ходила по дому и кричала так, что её голос охрип, звонила детям и причитала, что он сошёл с ума. Пару раз она даже подходила к нему близко и, бешено выпучив глаза, шипела: «Задушу!»

В итоге все с обеспокоенными лицами собрались в их зале: Шынар притащила своего Асхатика, Ажар, тряся кулёк с грудной дочкой, одновременно звонила мужу, чтобы тот не приезжал, Адиль разговаривал по видеосвязи со старшей Анар, которая вместе со своим выводком делала покупки.

— Что у вас случилось? — раздался глухой голос Анар на фоне шума супермаркета. — Девушка, а где такой же, только с карамелью?

— Меня из семьи исключают за плохое поведение, — пошутил Адиль.

— Давно пора. Дамир! Положи на полку. У нас и так весь дом в твоих игрушках.

— Мам, правда, что случилось? — заговорила срывающимся голосом Шынар, а Асхат, чуть успокоившийся, что не нужно вязать взбесившегося ата, снова занервничал от взволнованного тона жены.

Первоначальный порыв Алтыншаш кричать о своей обиде прошёл, и теперь возобладало впитанное с молоком матери — мақалдың түйіні — үйдегі ұрысты сыртқа шығырмау керек[7], Алтыншаш покраснела, уже только проговорив про себя, что её муж обвиняет её в неверности, закрыла лицо руками и зарыдала.

Шынар подскочила к матери и обхватила её крепко, как в пьяной драке сдерживают задиру. Ажар, обе руки которой были заняты малышкой, положила голову Алтыншаш на плечо и стала приговаривать: «Тише, тише».

Адиль, не в силах больше выдерживать вида плачущих матери и сестёр, серьёзно посмотрел на отца:

— Папа, ну ты же понимаешь, что это всё просто совпало. Я же тогда с ПИН-кодом тебя просто… Я пошутил. Мне не снился ата. Я пошутил. А код сам поменял.

Болат онемел от услышанного и нервно зачесал лоб. Но потом, пару мгновений поразмыслив, закричал:

— Уй! Но мне-то он снился! Ты дурака из меня не делай! Всё, что он говорил, всё так. Он сказал: «Помнишь день, когда твой младший ребёнок родился?» И выпала семёрка, как в Шынар день рождения, а не семнадцать. Может, он мне так правду хотел показать!

Алтыншаш, почувствовав поддержку от детей, прекратила плакать и закричала:

— Правду? Сам-то он! Енешка моя бедная, сколько от него натерпелась! А он ещё на честную женщину наговаривает!

И тут поднялся дикий гвалт:

— Что ты сплетни всякие повторяешь! Масқара![8]

— Мне должно быть стыдно?! Ну, знаешь, Болат!

— Это из-за того, что я сказала про седьмое? Я же просто так болтнула, не подумав!

— Не защищайте его! Говорю вам, совсем у него крыша поехала.

— Не кричите так! Вы Айлин напугали!

— Да что у вас там происходит? Мне ехать?

— Не надо из меня дурака делать! Я всё прекрасно помню! Точно было семь!

— Хватит, хватит! Успокойтесь все!

— Чёрт. Если бы я знал…

И тихое, но уверенное:

— Я не понял, почему это важно, но всё правильно. В седьмой день недели, в воскресенье, родился Адиль — младший ребёнок. 17 мая 2009 года, так?

Асхатик вытянул вперёд руку с телефоном, показывая календарь за май 2009 годп. Все замолчали. Настороженно и как-то брезгливо Болат посмотрел на Асхатика, будто тот деревенский дурачок, который суёт ему в лицо палку с кизяком на конце. Таблица на экране подтверждала слова Асхатика. 

 

Болат лежал на диване в зале. «Ничего, ничего. Алтыншаш долго злиться не умеет. Скоро она отойдёт». Сожаление от невыигранных миллионов будто испарилось. Болату было неудобно на жёстком диване, но на удивление спокойно. В полудрёме мысли, роившиеся в голове, стали потихоньку замедляться. Болата слегка кольнуло чувство стыда за произошедший скандал. Но это больше был испанский стыд за крики Алтыншаш. Болат мысленно поблагодарил Асхатика за сообразительность. Но тут же про себя отметил, что нужно теперь быть с ним строже, чтобы не зазнавался. Нежность по отношению к Адилю нахлынула на Болата. «Нужно отдать ему выигрыш. Пусть купит себе эти наушники. Или что он там хотел? Но то, что он обманул меня с кодом от карточки! Вот засранец! С другой стороны, после этого как раз отец приснился». От этой мысли стало и тепло и грустно одновременно.

«Вот бы ещё хоть разочек увидеть такой сон», — засыпая, думал Болат.

И тут громкий, властный голос в его голове заставил его встрепенуться:

— Сондай зейінсіз боларсың ба! Бес санды есте сақтай алмайсың[9]!