Рассказы

Шурале

 

Дорога до последнего контрольного пункта оказалась самой трудной. Затяжной набор высоты под полуденным солнцем и редкие участки спуска — толком не отдохнёшь. Лика давно не следила за маршрутом и шла, полагаясь на ребят. Машинально переставляла ноги, думала о привале, считала шаги до ста, до двухсот, до тысячи. Хотелось пить. В глаза лезла назойливая мошкá. Капли пота щекотали спину. Воздух был жарким и влажным.

Пару часов назад подростки стояли на поляне рядом с палаточным лагерем, ожидая жеребьёвки. Ребят, которые хотели пройти испытание «Следопыт» — ориентирование на участке леса длиной пятнадцать километров, разбили на команды по четыре человека. За команду отвечал вожатый — следил, чтобы все вернулись живыми и невредимыми. Маршрут проходил по краю Журболота — дикой, опасной зоны.

Команды стартовали с интервалом в пятнадцать минут. Задача — пройти дистанцию, отыскать пять контрольных пунктов, обозначенных призмами[1], записать кодовые буквы. Чем быстрее, тем лучше.

Когда подошла очередь, ребятам вручили карту местности, и они двинулись в путь. Первой шла Нина, Ликина ровесница — смышлёная и улыбчивая, с длинной густой косой. За ней — Мустафа, смуглый и молчаливый мальчик из среднего отряда. Потом Лика. После — Андрей, долговязый и нескладный, с лицом, покрытым прыщами, словно лесная поляна земляникой. Замыкал группу Матвей Арсеньевич, молодой вожатый — ладный и добродушный, с тёмными волосами, сильно отросшими за лето, которое он провёл в лесах и горах.

Первые три призмы нашлись легко. Четвёртую искали долго, потратили драгоценное время. Наконец заметили её поваленной на землю за высоким кустом боярышника. Пока Нина делала запись, Лика присела на валун, вросший в землю у дороги. Допила остатки воды, сняла с головы косынку и вытерла мокрый лоб. Увидела в траве дикую чернику, сорвала и отправила в рот. После долгой ходьбы кислая ягода показалась сладкой, как мёд с бабушкиной пасеки. Вот и весь отдых, пора спешить. Оставалась последняя, пятая призма.

Ухабистая тропа казалась бесконечной. Чтобы подбодрить ребят, вожатый принялся рассказывать туристические байки.

— Журболото так называется, потому что на его озёрах гнездятся журавли, — сказал Матвей Арсеньевич.

— Бабушка говорила, — тихо ответил Мустафа, — что правильно называть его Шур-болотом. Болото шурале[2]. Отвлечёшься на миг от дороги и не заметишь, как шурале заведёт тебя в чащу.

— Я читала, что шурале не любит воду, — возразила Нина.

Лика улыбнулась. Каждый, кто вырос вблизи Южного Урала, слышал сказки про хитрого лесного духа.

Солнце жарило беспощадно: волосы стали горячими, как бывает в бане. Лика коснулась рукой головы — но где же косынка? Наверное, оставила около валуна. Болели ноги, рюкзак оттягивал плечи, стояла духота. Девочка остановилась в тени, чтобы отдышаться, оперлась рукой об ивовый ствол и посмотрела в сторону: может, и здесь растёт черника? Но вместо ягоды она увидела, как что-то блеснуло среди деревьев. Неужели ручей?

Высоко поднимая ноги, чтобы не зацепить траву и сухие ветки, Лика добежала до места, где видела воду. Нахмурилась — блестел не родник, а брошенная обёртка от шоколада. Кончиками пальцев Лика подняла грязный фантик и отправила его в сетку рюкзака — в лагере мусор сортировали. Девочка уже собиралась назад, как вдруг заметила белый гриб на тонкой ножке. Поганка. Вот ещё одна. И ещё. И ещё несколько. Странная геометрия: грибы росли один рядом с другим, образуя круг. Лика стояла в самом его центре.

По спине пробежал холодок. Лика аккуратно перешагнула границу, стараясь не задеть грибы ногами, и направилась к тропе. Но тропы не было. Наверное, она перепутала направление. Девочка вернулась к грибному кругу и пошла в другую сторону. Но тропы не было и там. Лика растерянно огляделась — ведь она сделала всего пару шагов в лес…

— Нина! — позвала Лика. — Матвей Арсенич! Ребята!

Никто не ответил. Ушли без неё? Стараясь сохранять спокойствие, девочка принялась кружить по лесу: может, заметит примятую траву, или след кроссовки на земле, или знакомую иву? Когда заросли стали глуше и темнее, она поняла, что заблудилась.

Вокруг стояла тайга. Старый лес, густо поросший кустарниками, усыпанный буреломом. Колючие тёмные ели, чешуйчатые липкие сосны, костлявый сухостой. Серебряные паутинники между деревьев. Лика прислушалась — было очень тихо: ни щебета птиц, ни дыхания ветра, ни шороха. Редкие пятна света падали на траву, пробиваясь через густые кроны. Там, на тропе, под августовским солнцем, Лика мечтала оказаться в тени. Здесь, в лесной чаще, ей стало холодно. Земля была влажной, кроссовки увязли в грязи и глине. Там и тут стояли лужицы тёмной воды: почва не просыхала из-за близости болот. 

Кто-то тронул Лику за плечо. Она оглянулась и вскрикнула: длинные мёртвые пальцы тянулись к её шее. Сердце колотилось как бешеное, пока девочка успокаивала себя: «Тише, это просто сухая ветка».

Вдруг что-то хрустнуло. Лика повернула голову и увидела высокую женщину с корзиной можжевельника. Прищуренные тёмные глаза. Жилистые руки. Зеленоватая кожа. Женщина смотрела на девочку не мигая.

— Извините, — сказала Лика. — Как выйти на тропу?

Женщина ответила шёпотом. Лика не разобрала слов и шагнула вперёд, чтобы лучше слышать. Внезапно нога запнулась о что-то твёрдое, девочка потеряла равновесие и рухнула в высокую траву. Почувствовала запах мокрой земли, капли росы на лице, привкус крови во рту.

Лика открыла глаза и увидела встревоженных ребят. Ощутила приятный холод на лбу и шее. Матвей Арсеньевич наклонился, подал ей руку и помог сесть. Второй рукой он держал бутылку из-под воды и треугольный галстук, который обычно носил на шее.

— Лика! — в сердцах воскликнула Нина. — Мы испугались. Не лучшее время, чтобы падать в обморок.

Девочка огляделась. Она сидела в тени ивового дерева. Палило солнце. Ветер шумел зелёными кронами. Свистели птицы. Пахло сладким клевером.

— Где косынка? — спросил вожатый и протянул ей треугольный галстук. — Вот, повяжи на голову. 

Голова болела. Крутило живот. Пальцы не слушались. Маша помогла Лике с косынкой, Мустафа забрал рюкзак, Матвей Арсеньевич и Андрей взяли девочку под руки. Пятая призма оказалась близко, за поворотом тропы. Вскоре появилась сигнальная лента — финиш. Хорошо, что маршрут кольцевой, до лагеря рукой подать. Все вместе отправились в медицинскую палатку. Доктор сказал, что Лике повезло — тепловой удар без серьёзных последствий.

На вечерней линейке объявили итог: команда Лики отстала по времени, зато собрала все призмы. Испытание считалось пройденным. Ребятам вручили нашивки на форму и победную банку сгущёнки — одну на пятерых. 

 

Костёр

 

В десять объявили отбой. Замолчала гитара. Ребята ещё бродили с фонариками по лагерю, чистили зубы, шелестели спальниками и шептались в палатках. Лагерь медленно затихал, как затухает костёр, в который забыли подбросить дров. Когда дети уснули, вожатые собрались на походной кухне, чтобы поговорить о прошедшем дне и обсудить планы на завтра. К двенадцати и они разошлись по палаткам. Стало совсем тихо.

Лика сидела у костра под флагштоком и не собиралась спать. Смотрела в огонь. Слушала звуки леса. Чувствовала себя торжественно и волнительно. Сегодня ночью она впервые была дневальной, то есть дежурной по лагерю, а это значило — поддерживать костёр, обходить территорию, следить, чтобы все спали и никто не лазал в продуктовую палатку.

Напарника Лики звали Артуром. Коренастый парень из старшего отряда, лицо широкое и серьёзное. Стоя на линейке в парадной синей рубашке, Артур казался похожим на памятник выдающемуся деятелю прошлого. Вот только какому именно, Лика не знала. Дневальные пожали друг другу руки и молча приступили к дежурству. Их время — с двенадцати до трёх ночи, а потом придёт другая смена.

Каждые полчаса полагалось обходить территорию лагеря. Первым вызвался Артур, а Лика осталась следить за огнём. В походном лагере костёр должен гореть всю ночь напролёт — освещать темноту, согревать дежурных и отпугивать зверьё. Жгли не сильно: берегли дрова.

Большое полено догорело и рассыпалось белёсыми угольками. Огонь затухал, только мелкие рыжие лепестки ещё цвели на костровище. Под флагштоком лежали сухие липовые чурки, щепа и мелкие деревяшки. Лика выбрала пару веток посуше и угостила слабые языки пламени. Дерево вспыхнуло и мгновенно истлело. Тогда девочка взяла полешко побольше и положила его так, чтобы огонь мог зацепиться за край и разгореться сильнее. Но то ли Лика сделала что-то неправильно, то ли огню не понравился вкус дерева — рыжий язычок отказался от угощения и стал ещё меньше прежнего.

Лика изо всех сил старалась, чтобы костёр не потух. Раздувала угли, подкладывала тонкие веточки, похожие на паутинки, складывала чурки колодцем — видела днём, как это делал костровой. Она так увлеклась, что не заметила, как у огня появился вожатый Матвей Арсеньевич. В лагере он отвечал за всё, что касалось туризма: чинил палатки, натягивал переправы, ставил страховки на скалах, устраивал испытания. Он был ненамного взрослее ребят из старшего отряда, его любили и считали за своего. Некоторым разрешалось звать его просто по имени, без отчества. 

Матвей Арсеньевич присел у костра, отодвинул палкой часть углей, поставил чурки шалашиком, подбросил щепы, и вот уже огонь горел живо и весело, словно не собирался умирать минуту назад.

— Огню нужен воздух, — сказал он.

— Чудеса, — пробормотала благодарная Лика.

— Приходи на туристический кружок, научу, — ответил вожатый.

У него был тёплый голос. Лика почувствовала жар на лице и чуть отодвинулась от пламени.

Ведро с недопитым чаем томилось на раскалённых углях у края костровища. Рядом на земле валялись карематы — тёплые, измазанные сажей, местами дырявые. Вожатый лёг на спину и закрыл глаза. Рыжие отсветы плясали на его лице, и от того черты казались резковатыми: высокие скулы, тёмные прямоугольники глаз, тонкая нитка губ. 

Вернулся Артур. Погасил фонарик, выпил стакан крепкого чая и тоже лёг. Он лежал так неподвижно, что его лицо, фигура и даже завитки волос за ушами казались высеченными из камня.

— Там созвездие как буква дабл-ю! — сказал вдруг Артур.

Лика посмотрела наверх и вздохнула: «Ух ты!» Первый раз в жизни она видела Млечный Путь. Тёмно-синее небо было усеяно звёздами, словно множеством гирлянд, словно тысячами жемчужин. Крупные и маленькие, они блестели поодиночке и сливались в сияющие облака.

— В городе таких звёзд не бывает. Как будто сахарница рассыпалась, — сказала Лика.

— Кто-то давно не вытирал звёздную пыль, — пробормотал Артур.

— Это звёздный туман, — сказал Матвей. — Скоро он опустится на землю.

Они помолчали, зачарованные красотой. А потом Артур попросил:

— Матвей Арсенич, а расскажи, как вы бегуна под Иремелем[3] искали? Там же кто-то в тумане заблудился?

— Угу, — ответил вожатый. — Это было в начале лета, во время горного марафона. Маршрут от села Тюлюк по главной тропе до вершины и обратно, шестнадцать километров в одну сторону. Я волонтёрил, помогал маркировать трассу, регистрировать участников и всякое такое. Ну, значит, утром бегуны стартовали, к вечеру спустились все, кроме одного. Посмотрели по спискам — нет девчонки, моей ровесницы, Нади. Она ещё такая заметная была: высокая, кудрявая, вся в веснушках. Встретишь — запомнишь. Стемнело, моросить начало, Надя не вернулась. В МЧС сообщили, конечно, но пока они в нашу глухомань доберутся, утро наступит. Мы с ребятами взяли фонарики, сами пошли искать. От посёлка к вершине две тропы идут, проверили обе, до плато поднялись. Дождь же ещё, тропа вся в кашу. На перевале туман сидит. Видимость — метров десять. Пришлось вернуться. 

— И куда она делась? — спросил Артур.

— Припозднилась на подъёме. Когда на плато вышла, оказалась в облаке. Ей на вершину нужно, а она поворот не заметила и перевалила на другую сторону хребта. Поняла, что идёт не туда, только когда темнеть начало. Ночь провела под ёлкой. Не спала, конечно. Там, на тропе, и кабана, и волка можно встретить. Хорошо ещё, что лето — тепло, медведи сытые. Отделалась испугом и лёгкой простудой.

— Так её нашли? — спросила Лика.

— Нашли на следующее утро. Она ушла в сторону другого села. Тридцать километров по мокрому лесу протопала. Когда рассвело, к ней навстречу вышли спасатели. Так и встретились.

— Да-а, история… — протянул Артур. — В горах всякое бывает.

— Бывает, — согласился Матвей. — Но каждый, кто в лес идёт, должен знать: потеряешься — остановись. Стой на месте и жди, когда тебя найдут.

Лика кивнула — запомнила. После дежурства ей снился жемчужный звёздный туман и тёплый рыжий костёр под косматой елью.

 

Флаг

 

Дежурство шло спокойно. Трещал костёр, шептались деревья, хлопала крыльями дикая птица. Огонь тускло освещал поляну и флагшток со спущенным знаменем. Лика, Артур и вожатый Матвей сидели в круге тёплого света, а кругом царила ночь. Очень хотелось спать. Девочка положила голову на согнутое колено, прикрыла глаза и сама не заметила, как задремала. Даже сон начал сниться: отважный Робин Гуд натягивает тетиву — вжжжжух!

Что-то упало. Резкий глухой звук донёсся из лагеря и снова стало тихо. Лика вскочила на ноги. Матвей уже шагал к палаткам. Девочка включила фонарик и поспешила за ним. Светодиоды работали еле-еле: садилась батарейка. 

Тридцать широких шагов — и Лика на месте. В траве между палатками, неуклюже извернувшись и щурясь от света вожатского фонаря, лежала Нина. Коса растрёпана, одежда в пятнах вечерней росы. Матвей подал девочке руку и помог встать. 

— Ты как? — спросил он.

— Ничего, жить буду, — смущённо сказала Нина, отряхиваясь.

— Почему не спишь среди ночи? — спросил Артур, внезапно оказавшийся рядом.

— Я… — замялась девочка. — В уборную шла, а тут оттяжка[4]. Запнулась — не заметила.

Лика вспомнила сон и поняла — звенела не тетива, а оттяжка. В палаточном лагере об эти верёвки спотыкались даже днём. С кем не бывает. Дежурные убедились, что девочка в порядке, пожелали ей спокойной ночи и вернулись к костру. Огонь танцевал фламенко. Испачканные сажей карематы валялись на земле. На углях стояло ведро с крепким чаем. Всё было как раньше. Кроме флага. Флага на месте не было. 

— Где он? — спросила Лика, тревожно озираясь. Она всмотрелась в силуэты спящих палаток, прислушалась к ночным звукам. Заглянула в черноту леса, который окружал лагерь со всех сторон. Поймала взгляд Матвея — он был озадаченным, но спокойным, и оттого Ликино волнение немного утихло. Перевела глаза на Артура — дневальный замер, сердито глядя туда, где пять минут назад висело синее лагерное знамя.

— Может, ветром сдуло? — предположил он.

— Исключено, — ответил Матвей. — Я сам крепил его. И ветра почти нет. Эх, дежурные, недоглядели!

— Что утром начнётся... — присвистнул Артур.

Лика представила, как будет краснеть на линейке перед всем лагерем. Теперь её точно не посвятят в следопыты. Никогда в жизни не посвятят. Дневальный, потерявший знамя, обречён на позор. Как же глупо, а ведь ей нравилось здесь. 

— Ну нет, — сказала Лика, — так не пойдёт. Флаг не мог пропасть сам по себе. Кто-то отвязал его. Нужно найти вора, вернуть украденное и всё будет в порядке.

— Кругом ночь, где ты будешь искать? — возразил хмурый Артур. — Лучше за огнём последи. Я иду в обход.

И он ушёл, не дожидаясь возражений. Лика фыркнула от негодования, но злость только придала ей бодрости. Она осмотрела флагшток. Его сделали из тонкой липы, поваленной ветром, — сняли кору ножом, принесли ствол на поляну, укрепили в земле. Вбили гвозди — один снизу, второй сверху. Между ними кольцом натянули верёвку. Вот только она тоже исчезла.

— Тот, кто похитил флаг, сдёрнул его вместе с верёвкой. Но когда? Пока мы слушали историю про туман? — пробормотала Лика, и вдруг её осенила догадка: — Это была Нина!

Вожатый присел у огня, подбросил ветку в костёр и покачал головой: 

— Сомневаюсь. Я видел флаг, пока мы сидели здесь.

— Значит, он пропал в тот момент, когда мы ушли, — Лика ещё раз оглядела флагшток. Под ним лежали дрова для ночного костра. Вдруг среди веток она заметила спичечный коробок.

Спички — драгоценность в лесу. Лика подняла находку и повертела её в руках. Красный рисунок всадника, мягкий картон, шершавая тёрка сбоку. По звуку догадалась, что коробок пустой. Может, его бросили здесь для розжига? Или его потерял тот, кто своровал знамя.

Лика не успела обдумать это как следует — послышались шаги. В круг света медленно вошла девушка. Короткие светлые волосы, пёстрая кофта, фенечки на руках. Ровер, вспомнила Лика. Роверы, выросшие из старших отрядов, но ещё не ставшие вожатыми, помогали в организации лагеря.

Лика кивнула пришедшей в знак приветствия, но та будто и не заметила.

— Привет, Рунча, — сказал Матвей. — Ты чего не спишь?

— Игру назавтра готовила. Будет весело, — ответила девушка. Вид у неё был скучающий и отстранённый. Она ковырнула золу кончиком кеда и приложила большой палец к губам.

— Порезалась? — спросил Матвей.

— Заживёт, — равнодушно ответила Рунча.

— Я принесу пластырь, — сказала Лика, вспомнив об аптечке, которую мама положила ей в рюкзак перед отъездом. — Заодно возьму новую батарейку.

В бледном свете фонарика Лика дошла до своей палатки. Здесь, вдали от костра, воздух казался прохладным и колючим. Девочка аккуратно расстегнула молнию, придерживая бегунок подушечкой пальца — так получается тише. Посветила вовнутрь, стараясь найти свои вещи. Заметила, как по блестящему капрону метнулся испуганный паук. Соседка сладко спала, положив голову на Ликин рюкзак. Дневальная задумалась, стоит ли будить подругу, как вдруг совсем рядом раздался громкий шорох.

Лика вскочила на ноги и направила фонарь в ту сторону, откуда послышался звук. За соседней палаткой, под старой берёзой, сидел мальчик из среднего отряда. Смуглая кожа, тёмная одежда, капюшон на голове — он был похож на чёрную пантеру, притаившуюся в лесу. В его ладонях, сложенных лодочкой, что-то лежало.

— Мустафа, — позвала Лика. — Иди к костру. 

Вожатый нахмурился, когда увидел мальчика.

— Почему ты не спишь? — строго спросил он.

Вместо ответа Мустафа раскрыл ладони. На одной их них сидел большой жук-олень.

— Ну и рога… — протянула Рунча.

— Они называются «мандибулы», — поправил мальчик.

— Жуки — отличное хобби, но только не ночью, — сказал Матвей Арсеньевич.

— Я хотел найти жука-носорога, — тихо объяснил Мустафа. — Днём они прячутся от жары. И от людей.

— Подожди-ка, — сощурилась Лика, заподозрив неладное. — Жуков собирают в спичечные коробки. Я нашла один под флагштоком. Это ты взял наш флаг?

Мустафа испуганно замотал головой.

— Нет-нет, я не собираю жуков. — Его голос звучал обиженно. — Жалко живого в спичечный коробок сажать. Я любуюсь, потом отпускаю... и всё.

Мальчик бросил взгляд на одинокий флагшток и тихо добавил:

— Я ничего не брал. Только жука. Я сейчас отнесу его обратно.

— А потом сразу спать, — сказал вожатый. Он включил фонарик и проводил мальчика до палатки. 

На минуту Лика и Рунча остались вдвоём. Повисло неловкое молчание. Лика замёрзла, пока ходила к палаткам, поэтому встала поближе к огню и погрузилась в раздумья. Зачем кому-то похищать флаг? Ради шутки? Вдруг на краю костровища девочка заметила что-то необычное. Среди седого рассыпчатого пепла лежал скомканный бумажный шарик. Лика схватила палку и быстрым движением вынула из углей полусгоревший листок. Края его медленно тлели. Она осторожно развернула горячую бумагу и прочитала обрывок фразы: «…в полпервого на скалах…» Лика покосилась на Рунчу. Та смотрела в огонь и, казалось, ничего не замечала. Вернулся Матвей, а сразу за ним и Артур.

— Смотрите, что я нашёл, — дневальный помахал рукой, в которой сжимал что-то длинное и белое.

— Верёвка от флагштока! — ахнула Лика. — Где она была?

—  У выхода из лагеря, — ответил Артур, вставая ближе к огню. — На тропе к скалам.

— Идём на скалы, — сказала Лика и щёлкнула кнопкой фонарика. Лампочка ярко вспыхнула и тут же погасла: батарейка села. Лика вспомнила, что не сможет достать новую батарейку до утра, и взглянула на Артура: — Дай, пожалуйста, свой фонарик.

— Нет, — попятился дневальный. — Бродить по ночному лесу — плохая идея. Не надо никуда ходить. Матвей Арсеньич, скажи ей, а?

Матвея опередила Рунча:

— С ума сошла? Нельзя выходить за территорию лагеря ночью! — Её голос звучал грубо, но Лике почудились нотки волнения. 

Дневальная умоляюще посмотрела на Матвея:

— Дай фонарик?

— Не дам. И из лагеря тебя не выпущу одну, — сказал вожатый. — Пойдём вместе.

 Матвей не спеша шёл впереди, направляя луч фонаря под ноги. Блики света будили травяные заросли — то и дело тропу перебегали испуганные мыши. Ухнула сова. С мягким шорохом проскользила змея. Наконец, пришли.

Днём на этих скалах навешивали верёвки — лазали со страховкой. Матвей медленно провёл фонариком по огромным камням. Вдруг что-то блеснуло. Аккуратно сложенный флаг лежал на каменном выступе. Лика взяла его в руки и повернулась к вожатому.

— Кто-то хотел сжечь записку. Это был ты? — спросила она.

Матвей кивнул.

— Что ты делал в половине первого?

— Я не воровал флаг, — улыбнулся вожатый. — Я всё время был с вами.

Лика задумалась. Этой ночью она видела пятерых. Артур и Матвей не могли украсть флаг. Нина была вне подозрений. Мустафа занимался жуками. Значит, это была…

— Рунча? — удивилась Лика. Только сейчас обрывки воспоминаний стали складываться в картинку. Рунчино появление из ниоткуда. Сорванная с флагштока верёвка и порез на пальце. Безразличный тон и агрессивный испуг. Странная записка в костре. Выговор, ожидавший дежурного, в чью смену пропал флаг.

— Рунча назначила тебе встречу. Но в это время ты сидел у костра… — Лика запнулась, смущённая догадкой. — Наверное, она разозлилась и решила отомстить за то, что ты не пришёл.

Матвей вздохнул:

— Может, и так. А может быть, всё гораздо проще. Рунча из отряда роверов. Знаешь, как переводится слово «ровер»?

Лика покачала головой.

— Морской разбойник. Воровать флаг — старая традиция, — Матвей улыбнулся. — Лёгкий способ понять, из какого ты теста. Считай, что прошла очередное испытание.

Лика задумчиво кивнула. Кто бы ни оказался прав, главное, что флаг нашёлся.

Ребята вернулись в лагерь. Под расспросы Артура повесили знамя на место. Ярко светила луна. Рунча исчезла.