Жопокрыл и те, кто с ним. Продолжение

5. Суд

 

Это была самая жуткая ночь. Жопокрыл не мог уснуть, а в кратковременные моменты дремоты ему снилась Сисипятка, лежащая на земле и корчащаяся от боли, вся в крови, с отрубленными крыльями. Вздрагивая, он просыпался, вставал, ходил по комнате и думал, правильно ли поступил. Отомстить было нужно, но не слишком ли жестокое наказание выбрано? Не мог забыть её взгляда: столько ужаса, страха и отчаянья было в нём. К утру, окончательно измученный, уснул, не видя снов, погрузившись в непроглядную темноту.

Жопокрыла трясло, и тряска всё усиливалась; ничего не понимая, он пытался напрячь тело так, чтобы унять эту яростную дрожь. Но ничего не получалось.

— Жопокрыл, Жопокрыл, — сквозь сон слышал он своё имя.

Рукохвост всё сильнее тряс сына, пытаясь разбудить.

— Просыпайся, Жопокрыл, ну!

  Жопокрыл разлепил глаза и непонимающе посмотрел на отца. Ещё несколько секунд понадобилось, чтобы окончательно прийти в себя и сесть на кровати.

— Зачем ты это сделал? — с металлом в голосе произнёс Рукохвост.

— Ты о чём, отец?

— Вся деревня уже знает. Зачем ты её покалечил?

Осознав, о чём идёт речь, Жопокрыл угрюмо ответил:

— Она заслужила.

— Заслужила? Ни один уважающий себя тупи не поступил бы так, чтобы она ни сделала. Разве так я тебя воспитывал, разве этому учил? Как ты мог?

— Она изменила! — сорвался на крик Жопокрыл.

Рукохвост присел на кровать и задумался. Через некоторое время он тихо произнёс:

— Я понимаю, как тебе больно, но ты сделал ужасную вещь. Измена — это дело её совести, а ты уподобился укрогу[1], в котором живут только злоба и гнев… На Суде очищения[2] я не буду тебя защищать. И не смей называть её воздыхателя, не принижай себя ещё больше.

После этих слов он встал и направился к двери.

— Отец, а что бы сделал ты? — вдогонку крикнул Жопокрыл.

Рукохвост замедлил шаг, оглянулся на сына. В его глазах читалось сожаление и печаль, но, ничего не ответив, он вышел из комнаты.

Жопокрыл был в замешательстве. Он совсем не подумал о последствиях. Что же теперь будет? Притянув колени к груди, он обхватил их руками и замер, стараясь прийти в себя от слов отца и страха перед неминуемым наказанием.

 

***

 

Кисель из фресок, тушёные овощи и лепёшка с морникой остались нетронутыми. Жопокрыл сидел за столом, рядом, негромко всхлипывая, сидела мать, поминутно вставая и смотря в окно. Оба молчали.

Воины не заставили себя долго ждать. И как только они появились на пороге, Жопокрыл встал и молча направился к ним. Векошейка обняла сына и шепнула, чтобы был сильным и ничего

не боялся: они с отцом сделают всё, чтобы смягчить наказание. Она не знала ни причины поступка Жопокрыла, ни отношения к этому мужа. И Жопокрыл не стал её осведомлять. Поцеловал мать и пообещал быть стойким.

Дом Очищения был полон. Когда Жопокрыла ввели, все взгляды устремились на него. Некоторые смотрели с презрением, некоторые — со злобой, были и такие, во взглядах которых читалось любопытство.

По обычаю очистителей было трое: правитель деревни — неповоротливый Животозуб, один из старейших тупи — Стопоглаз и прорицатель — Почтенный Горлолоб. Все трое уже стояли в кругу очищения. Дом Очищения, как и все дома тупи, был круглой формы, а на потолке имелось большое отверстие, чтобы солнечный свет образовывал яркий круг на полу. В этом круге и проводились все слушания, чтобы на свету разбирать тёмные поступки тупи.

Жопокрыл встал в середину круга. Первым начал Животозуб:

— Суд очищения, собравшийся на двадцатый день двух лун, рассматривает преступление Жопокрыла, сына Рукохвоста, который намеренно облил крылья Сисипятки, дочери Кистирота, смолой дерева Карамон, вследствие чего она потеряла способность летать.

Присутствующие возмущённо загалдели. Кто-то громко заохал. Животозуб призвал всех успокоиться и продолжал:

— Учитывая тяжесть преступления и жестокость, с которым оно было осуществлено, а также учитывая просьбу уважаемого Кистирота, безмерно страдающего из-за покалеченной дочери, суд намерен назначить наказание — съедание!

— Нет! — выкрикнул кто-то из толпы. Это была Векошейка. Она закрыла лицо руками и тихо заплакала. 

Потрясённый Жопокрыл, освещённый ярким светом, почти ничего не различал, только тёмные силуэты тупи. Он не был готов к такому суровому наказанию, не был готов стать бездушным изгоем. Впервые в жизни страх сковал тело так, что Жопокрыл не мог сдвинуться с места и произнести даже слово. Он просто стоял и с ужасом смотрел на тени вокруг.

— Но прежде, — заговорил Стопоглаз, — нам нужно выслушать все стороны. Тебе слово, Кистирот.

Кистирот, хромая на правую ногу, вошёл в круг и встал рядом со Стопоглазом.

— Моя бедная дочь еле жива от слёз и отчаянья. Её крылья слеплены так, что она постоянно испытывает боль. А что ждёт её в дальнейшем? А? Ответь мне, Жопокрыл? Что ждёт её? Всю жизнь прожить, ходя по земле, не иметь возможности улететь при опасности — вот на что ты её обрёк. Ведь она приняла от тебя жёлтую туру, как ты мог поступить так со своей будущей женой, с матерью твоих детей? — Кистирот кричал, размахивая резной палкой, помогающей ему при ходьбе. — Кто теперь посмотрит на неё? Кто приведёт в свою семью? Мало того что она совсем маленькой осталась без матери, так теперь осталась без крыльев, без счастливой судьбы, — он весь трясся от негодования. — Если бы я не уважал законов тупи, я бы собственноручно тебя задушил. Но я здесь, и, думаю, очищение будет справедливым.

Толпа зашумела. Кто-то выкрикивал: «Правильно, надо съесть его. Что ещё он может вытворить». Другие спорили между собой. Кто-то задумчиво молчал.

— Что можешь ты сказать, Жопокрыл? — обратился к обвиняемому Стопоглаз.

Жопокрыл посмотрел на раскрасневшееся лицо Кистирота и вспомнил Сисипятку, стоящую на коленях. Вспомнил её глаза в ту минуту. Возможно, он всё это заслужил?

Жопокрыл перевёл взгляд на Стопоглаза и покачал головой в знак того, что ему нечего сказать.

Туппи зашумели ещё громче.

— Тише, тише, — повышая голос, сказал Стопоглаз. — Кому-то есть ещё что сказать?

— Прошу вас, пощадите сына, — в круг вошла Векошейка. — Он никогда ничего плохого не делал. Был хорошим сыном, и работы не боялся. Правда ведь, Ухорук?

  Пробравшись через толпу, в круг вошёл высокий седовласый Ухорук.

— Жопокрыл, конечно, не самый прилежный работник, как и все в его возрасте, — пробасил управляющий складом, сделал паузу и продолжил: — Но честный и работает не отлынивая. И если обещает, то всегда держит слово. Никогда не замечал в нём хитрости или подлости. Если и преступил закон, то были на это причины. Хотя не ожидал от него такого.

— Вот, слышите, слышите, были причины. Сынок, расскажи, что случилось? Почему так всё? — просила сына Векошейка.

  Жопокрыл молчал.

— Рукохвост, Рукохвост, где ты? — звала мужа отчаявшаяся женщина.

Рукохвост вышел мрачный и серьёзный. Он окинул взглядом всех присутствующих в круге и спокойно произнёс:

— Если мой сын виноват, то я приму любое его очищение.

После сказанного развернулся и вышел из круга.

Оторопевшая Векошейка выпучила глаза на удаляющегося мужа и не могла ничего произнести.

Все притихли. Стопоглаз непонимающе развёл руками. Он вывел Векошейку из круга, что-то шепнув ей на ухо.

— Ещё кто-то хочет сказать? — обратился к присутствующим Стопоглаз.

 — Она ему изменяла, — выкрикнул кто-то из толпы.

Толпа снова заволновалась.

— Хвостолоб, не смей, не надо! — закричал Жопокрыл.

Но преданный друг уже вошёл в круг и повторил сказанное.

— Она изменяла ему с…

Хвостолоба перебил Жопокрыл:

— Скажешь ещё хоть слово — и мы больше не друзья.

Глаза Жопокрыла налились кровью.

Гул нарастал, послышались смешки, тупи оживлённо обсуждали новое открывшееся обстоятельство.

— Тише, тише. Так, значит, ты утверждаешь, что Сисипятка изменяла Жопокрылу, и знаешь с кем? — спросил Стопоглаз.

— Да, — коротко ответил Хвостолоб.

— Ты можешь назвать её воздыхателя?

Помня о словах друга, Хвостолоб отрицательно мотнул головой.

— Это всё вранье! — закричал взбешённый Кистирот. — Эта троица давно вместе, поэтому и защищают друг друга. Где ещё один, Боконос?

Боконос вышел.

— Постой, Кистирот, не кричи! — перебил его Стопоглаз. — Боконос, ты тоже знаешь, что свершилась измена?

— Да, — уверенно произнёс Боконос.

По толпе волной прокатился удивлённый шёпот.

— Ну что ж, нужно спросить Сисипятку, — задумчиво произнёс Стопоглаз.

— Да это враньё! Как вы можете им верить? Обвинять мою несчастную дочь в таком? Тебе было мало её искалечить, так хочешь ещё и оклеветать. Да чтоб ты провалился к Белому Ерохору! — отец Сисипятки погрозил Жопокрылу своей палкой.

— Пошлите к Сисипятке воина, пусть под клятвой бога Туппесоба расскажет правду, — распорядился обливающийся потом Животозуб. Солнце было в зените, и жара в круге была невыносимой: ему поскорее хотелось закончить очищение.

Потекли минуты ожидания. Тупи громко разговаривали, были слышны ругательства, некоторые вышли из Дома Очищения на воздух.

Стопоглаз и Животозуб подошли к Почтеннейшему Горлолобу, который всё так же стоял, ссутулившись, с прикрытыми веками. Двое очистителей что-то говорили Почтеннейшему, тот лишь кивал в ответ. Векошейка глазами пыталась найти мужа, но не могла отыскать. Боясь покинуть своё место, будто это как-то может навредить сыну, она стояла и нервно сжимала ладони, не зная, что делать. Кистирот с ненавистью смотрел на Жопокрыла, изредка переводя взгляд на его друзей, стоящих неподалеку. Жопокрыл же думал, что скажет Сисипятка. И что будет, если она не признается.

Воин вернулся, толпа вновь ввалилась в пространство Дома. Все заняли свои места.

— Огласи нам, что сказала Сисипятка, воин! — громко произнёс Животозуб.

— Она призналась, измена была. Имя воздыхателя не назвала, — также громко отрапортовал воин.

Толпа ахнула и опять зашумела.

— Это не правда, — неуверенно прошептал потрясённый Кистирот.

— Тише, тише! — успокаивал возмущённых тупи Стопоглаз.

Тем временем к Жопокрылу подошёл Горлолоб и возложил руки ему на голову. Присутствующие затихли. Так стояли старец и Жопокрыл несколько минут. Затем, опустив руки, Горлолоб заговорил:

— Нет в нём тёмной злости, всё, что натворил, — от малодушия и глупости. Мужчиной нужно стать — такое моё слово. — Горлолоб говорил медленно и вкрадчиво. — Висеть ему пятками вверх семь дней и, если выживет, на год к граничным войнам отправиться — вот наше очищение! — закончил Почтеннейший.

Никто не осмелился перечить словам прорицателя. И Животозуб торжественно возвестил, что очищение назначено.

 

5. Наказание

 

Жопокрыл не мог открыть глаза. Боялся, что налитые кровью глазные яблоки выпадут из глазниц из-за давления. Голова нестерпимо болела, уже горела. Он провисел целый день, и спустившая ночь не могла принести хоть какого-нибудь облегчения своей прохладой. Крылья и руки были примотаны к телу, и от долгого висения вниз головой всё затекло и ломило.

— Осторожней, осторожней!

Кто-то подхватил Жопокрыла и медленно стал поворачивать, приводя тело в горизонтальное положение.

— Бон, не так быстро. Медленней. Вот так!

Хвостолоб и Боконос медленно и очень осторожно положили друга на землю. Освободили от давящих верёвок и помогли сесть.

— Жок, ты не торопись, посиди немного, потом походим, — Хвостолоб с таким участием смотрел на друга, что Жопокрыл невольно улыбнулся и подумал, что ему повезло с друзьями.

Боконос присел за спиной страдальца и стал осторожно разминать крылья. Немного пришедший в себя Жопокрыл произнёс:

— Вас за это по головке не погладят. А где воин-охранник, вы что, его убили? — Он занервничал.

— Не-е-е, — протянул Боконос.

— Да нет. Тебя охраняет племянник Ухорука, а он известный выпивоха. Поэтому ничего стоящего ему и не поручают. Ну Бон невзначай кувшинчик с сихом перед ним выронил. И слово за слово — кувшинчик и опустел, а мы туда дроту[3] добавили. Вот он храпит под Раскилоком.

— Если вас увидят… — переживал Жопокрыл.

— Не увидят. Ты, Жок, держись! Мы с Боном всё сделаем, будем прилетать ночью и снимать тебя. А днём держись, думай о чём-нибудь, вспоминай, кричи, только сознание не теряй. Иначе… А теперь давай, поднимайся, нужно кости размять, чтобы кровь пошла по венам. Вот так.

Друзья помогли ослабевшему Жопокрылу подняться на ноги. Затёкшие конечности не слушались, и он то и дело заваливался то на одного друга, то на другого.

— Ничего, Жок, ты у нас крепкий, — подбадривал его Боконос.

Они немного походили, Жопокрыл помахал крыльями, взлететь так и не смог. Друзья принесли ему суп из овощей с добавлением сока скулит[4], для поддержания сил. Он выпил суп и поинтересовался последними новостями.

— Что сказать? Мать твоя сильно переживает, вот суп приготовила. Хотела с нами прилететь, но мы отговорили. — Жопокрыл одобрительно покивал. — Сисипятку не видно, она из дома не выходит. Кистирот ходит мрачнее тучи. Глазопупа мать отослала к дядьке на дальние поля. Так что мы его не видели, если появится, изметелим гада.

— Нет, ребята, не нужно. Хватит уже глупостей. Я за свои вешу, не хочу, чтобы и вы здесь висели. Я много думал о том, что сделал, о том, как всё изменилось. Из-за своей глупости многим жизнь испортил. Достаточно уже. — На глаза Жопокрыла навернулись слёзы, но он сдержал их. — Не знаю, выживу ли я. Ведь, сами знаете, больше четырёх дней никто не выдерживал. Поэтому пообещайте мне, что Глазопупа не тронете, Сисипятке и моим родителям будете помогать.

Друзья закивали.

— Не волнуйся, Жок, сделаем, как сказал, — тихо ответил за обоих Боконос.

Хвостолоб кивнул. Потом они ещё долго разговаривали. Вспоминали вылазки на дойку, посмеивались над нерешительностью Боконоса в отношении Пальцемочки, обсуждали, как укрепить шалаш, строили планы на ближайший Праздник Истинного Имени[5]. Но все разговоры были пропитаны грустью и тревогой. Друзья понимали: семь дней — это очень много.

Жопокрыл ещё несколько раз поднимался, ходил, приседал, один раз смог даже взлететь. Но первые лучи восходящего солнца напомнили друзьям, что пора возвращать Жопокрыла на место пытки. Они аккуратно связали друга, Боконос следил за тем, чтобы верёвки не попадали на прежние места обвязки и ещё больше не натерли повреждённые места.

 

***

 

Верёвки врезались всё глубже и глубже, задерживая кровоток, от чего тело онемело и при любом невольном покачивании отзывалось нестерпимой болью. Жопокрыл старался не зацикливаться на этом, пытался петь, вспоминать прочитанные легенды, сказания. Но голос его звучал всё тише, и к концу вторых суток он только и мог, что стонать от боли.

Друзья подоспели вовремя. Жопокрыл начал терять сознание, но почувствовал крепкие руки, подхватившие его, а затем облегчение от снятых пут.

— Вы вовремя, — произнёс Жопокрыл, не узнавая своего голоса. Ему показалась, что говорил не он, а немощный старик.

— Мы всегда вовремя, — улыбнувшись, ответил Хвостолоб.

Но Жопокрыл всё же уловил нотки тревоги в его словах.

— Мы тут это… кое-что придумали для тебя, — отозвался Боконос, осторожно приподнимая лежавшего уже на земле друга.

— Да, — подхватил Хвостолоб. — Бок одну штуку придумал, чтобы тебе висеть было полегче. — И кивнул в сторону.

Только сейчас Жопокрыл заметил лежавшее слева от него Т-образное приспособление.

— Жок, смотри, вот эта верхняя горизонтальная перекладина пойдёт под шею со спины. Бок даже концы закруглил, чтобы по плечам пришлось. А вертикальная, посередине, будет поддерживать позвоночник. Под рубашку всё спрячем, и видно не будет. Ну как тебе?

 В это время Боконос поил измождённого друга соком скулит.

— Мне это бы… — вытирая губы тыльной стороной ладони, произнёс Жопокрыл.

— Что? — в один голос произнесли Боконос и Хвостолоб.

— Да отлить бы, — чуть улыбнувшись, продолжил Жопокрыл.

Они подняли друга и, поддерживая под руки, почти понесли его к ближайшим кустам. Сам он не мог передвигать ногами.

Воин-сторож мирно посапывал неподалёку, пока друзья бережно растирали одеревеневшее тело Жопокрыла. Он стонал, и слёзы сами собой катились по сухим, обветренным щекам. Все молчали.

 

***

 

Следующей ночью друзья снимали Жопокрыла уже без сознания. Т-образная конструкция значительно облегчила висение, на плечах уже не было таких глубоких борозд от врезавшейся верёвки и со стороны спины натёртостей было меньше, но всё же Жопокрыл не приходил в себя. Хвостолоб и Боконосом также сосредоточенно и нежно растирали тело друга, пытались вливать в рот сок скулит. Поддерживая с обеих сторон, невысоко взлетали, разговаривали, сообщая последние новости, но Жопокрыл не реагировал.

Удручённые друзья сидели на земле по бокам от лежащего посередине Жопокрыла.

— Бон нужно что-то делать, — Хвостолоб смахнул накатившуюся слезу.

— Да, — твёрдо ответил Боконос.

— Надо забирать его отсюда и лететь за виноромовые поля, в Одинокий лес[6].

— Без подготовки не получится, — сосредоточенно ответил Боконос. — Сегодня вылетим — засекут: на полях охраны полно, сбор сиха в разгаре. Да и в Одинокий лес без оружия опасно соваться; лечебные снадобья нужно достать, сделать какой-нибудь крепёж, чтобы лететь с Жоком было удобно…

— Да, лететь сам не сможет. Ты думаешь, он выдержит ещё один день? — тихо спросил Хвостолоб.

— Не знаю...

— А если спрятать его в нашем месте до завтра?

— Нее. Начнут искать, все окрестности обшарят, найдут, — Боконос стукнул кулаком по колену. — Раньше надо было, раньше…

Оба глубоко вздохнули.

В ночной тишине слышался лишь тихий шёпот листвы и редкие посвистывания ночных птиц. Но вдруг Жопокрыл зашевелился, кашлянул и открыл глаза. Хвостолоб и Боконос припали к нему и, перебивая друг друга, смеясь, затараторили: «Жок, Жок! Жок, ну ты даёшь! Напугал нас. Ну ты молодец, крепкий!»

Жопокрыл переводил взгляд то на одного, то на другого и никак не мог ничего понять. Боконос переместился к голове Жопокрыла и стал медленно его приподнимать, тихо приговаривая: «Ну ты даёшь! Ну ты даёшь, Жок!» Когда тело страдальца приняло сидячее положение, Боконос бережно придерживал его со спины, а Хвостолоб стал вливать ему сок скулит.

— Давай, дружище, нужно попить. Надо, надо. Давай, ещё глоток. Вот так, вот так. Молодец!

Жопокрыл стал медленно приходить в себя.

— Я думал всё, — хриплым шёпотом произнёс Жопокрыл. — Чернота накрыла, я уже попрощался со всеми.

— Да ты что, Жок? — Хвостолоб тряс его за плечо. — Ты молодец! Тебе денёк ещё продержаться надо.

— Что?

— Мы с Боном тебя следующей ночью в Одинокий лес заберём. Там искать не будут. Отсидимся, ты сил наберёшься, а потом будем решать, что дальше делать, — быстро говорил возбуждённый Хвостолоб. — Ты не бойся, мы всё продумали. Скажи, Бон?

— Да, — кивнул Боконос.

— Ты только денёк продержись, только денёк.

— Нет, ребята, не надо, вы из-за меня…

Боконос не дал договорить Жопокрылу.

— Брось, Жок, мы тебя вытащим, — Безапелляционно сказал Боконос.

— Вот-вот! Ты бы первым прилетел, если бы с нами что-нибудь случилось. Это мы, бестолковые тупи, раньше ничего не сделали. — Хвостолоб смотрел в глаза другу. — Ты только день потерпи.

— Я ни крыльев, ни тела не чувствую, — тихо проскрипел Жопокрыл. — Боюсь, я не…

— Жок, ты сможешь! Ты всегда был первым и самым выносливым из нас. И сейчас сможешь, — глядя в глаза, внушал Хвостолоб.

Потом обнял друга и чуть не заплакал. Боконос, всё ещё поддерживающий несчастного со спины, сам еле сдерживаясь, показал кулак Хвостолобу, чтобы тот взял себя в руки.    

Сумерки рассеивались, Жопокрыл смотрел вслед удаляющимся друзьям. Их сильные крылья взмахивали резко отрывисто, и с каждым взмахом висящий вверх ногами мученик чувствовал, что тает его надежда выжить. Он знал, до следующего утра не доживёт.