«Эта пьеса не кончится никогда». Временная петля Рамиля Ниязова

Как вещи сохраняются в вечности, вместо того чтобы уйти навсегда? Можем ли мы вмешаться, подловить уплывающее из времени и сохранить живым в новом воплощении? По всей видимости, можем. По крайней мере, такое впечатление возникает после прочтения пьесы поэта Рамиля Ниязова-Адылджян («Эта пьеса не кончится никогда», «Дактиль», №52, январь 2024). Рамиль впервые выступает в качестве драматурга, и надо отметить, что попытка вышла довольно многообещающая.

По своей структуре пьеса напоминает музыкальную шкатулку, в которой играет одна и та же мелодия, а балерина танцует один и тот же танец. Об этом говорит и название «Эта пьеса не кончится никогда», и явная отсылка к композиции группы Nautilus Pompilius «Эта музыка будет вечной». Причём музыка играет в пьесе дальше повсюду: это и «Всё идет по плану» группы «Гражданская оборона», и «Я — это ты, ты — это я» Мурата Насырова, и «Для тех, кто влюблён» группы «Аквариум», под которую происходит последний, но не заканчивающийся во времени поцелуй героя, а значит, и музыка звучащая тоже вечная.

И, конечно, сама композиция пьесы складывается во временную ловушку-шкатулку, которая призвана, с одной стороны, что-то закрыть и спрятать, а с другой — бесконечно повторяя, возрождать к жизни. Но что? Читая дальше, понимаем, что главный герой является практически единственным персонажем пьесы, и этот единственный персонаж, как ни странно, сам автор. Причём это не какой-то условный рассказчик, от лица которого ведётся повествование, а автор, который прямо заявляет свою роль в тексте, называя себя Рамиль.

Первое явление Рамиля на сцене происходит в образе молодой женщины в роскошном платье, которая заявляет, что она не транс-персона, но мёртвая душа автора четырёхлетней давности.

«Вы спросите: почему я женщина? Потому что эта пьеса о двух вещах: о желании и власти — по крайней мере, начнём с этого».

Нельзя сказать, что заявленная идея о желании и власти находит своё продолжение в последующем действии (о желании да, а вот о власти?..). Скорее хоть и неявным, но тем не менее завязывающим и разрешающим конфликт мотивом становится реплика автора о том, что чума есть бог (душа четырёхлетней давности — это душа, проживающая любовь в пандемию, то есть любовь и пир во время чумы). А мы помним, что боги ведут героев по пути трагедии (да и сам автор подсказывает, вспоминая про лабиринт Минотавра). Но, что интересно, в пьесе трагической неизбежности, предопределённой богами (чумой), противостоит попытка самого автора стать богом — хотя бы в пространстве собственной постановки.

«Я обязательно сделаю мир, где всё поправимо, где всё чинится, где ВСЁ ИДЕТ ХОРОШО. ВЫ ЖЕ ПОНИМАЕТЕ МЕНЯ, ГДЕ ВСЁ ТАК, КАК ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ, ПОНИМАЕТЕ?»

Пьеса начинается с письма, которое автор зачитывает зрителям. Мы понимаем, что «Письмо из оцепленного города» — это и есть сценарий, по которому будет развиваться действие. И действительно, дальше ход пьесы выстраивается вокруг фрагментов письма, где-то повторённых идентично, а где-то интерпретированных по-новому в новых обстоятельствах. Например, «Она смертна, и ей нужно тепло, а не надежда» в дальнейшем превращается в «Ты жива, и тебе нужно тепло, а не надежда». Главный персонаж — душа — как будто вспоминает то, что было, но — опуская то, что не хочется вспоминать, — вызывает к жизни то, чего вовсе не было. При этом прошедшее и практически умершее оживает, принимая, благодаря воле автора, причудливые формы и складываясь в странные диалоги, какие бывают только во сне. Так появляется Tilek — желание, когда-то бывшее вожделением к девушке, но воплотившееся в пьесе в образе мужчины (а мы помним, что душа — женщина).

Казалось бы, решение найдено идеальное: автор и Tilek никогда не исчезнут, оживая в каждой новой постановке пьесы и каждый раз именно в таком воплощении, в каком хочется автору. Но, видимо, не зря в противовес авторскому «Эта пьеса не кончится никогда» возникает его же реплика: «Я не знаю, чем кончится эта пьеса». Tilek иллюзорен, да и не иллюзия это, не фантазия и не воспоминание. Это сам автор, который в поисках давно потерянного находит и возвращается к себе же самому.

Тем не менее Рамиль Ниязов удачно выстраивает и кольцевую композицию, и зеркальную, и «рассказ в рассказе», благодаря чему читатель/зритель понимает, что действие пьесы действительно будет повторяться вечно, каждый раз меняясь и приобретая что-то новое, но оставаясь в той же временной петле. Финальный поцелуй героев под композицию «Для тех, кто влюблён» группы «Аквариум» не ставит точку, но убеждает ещё раз, что «эта музыка будет вечной». А раз так, хочется верить, что Рамиль, помимо поэтического творчества, будет дальше пробовать свои силы и в драматургии и, возможно, выйдет за рамки единственного персонажа — себя, к другим — не менее интересным — темам и героям.