Дактиль
Марина Хоббель
существа несущие страдание и смерть
в своих трёхтонных устройствах
по дороге в отпуск:
лежать греть тела
смотреть на постройки
пейзажи, интерьеры, картины
мёртвый барсук на обочине
толстый похож на свёрток одежды
лиса — кишки наружу
лужицы ёжиков
пятно на асфальте
бывшее белкой
каша из перьев и крови —
чайки, вороны и голуби
случайные кошки
редкие лани
лось в сумраке мчится через дорогу
и вот он уже на капоте
копыта пробили стекло
все живы, все живы
все кроме лося
но он ведь не в счёт главное — люди
люди всегда — самое главное
пусть катится к чёрту весь мир
все его мелкие жизни
мы вечные
разум пребудет
а смерти не существует
мы солипсисты
всё здесь — для нас
и только в момент последней агонии
мы понимаем
что проиграли всю жизнь
что смерть нас касается
а наше небытие
совсем как у барсука —
внезапно и навсегда
когда я сижу на террасе
и красная суперлуна выплывает из моря,
мигая кровавыми бликами в волнах,
я чувствую гнёт своих привилегий
чёрный человек —
чёрный, как морские глубины
под тряпочками бывших резиновых лодок
мигранты сыплются за борт жухлыми листьями:
дети в бесполезных жёлтых жилетах,
женщины, никогда не умевшие плавать
ребёнок уткнулся лицом в прибрежный песок,
волосы-водоросли,
мальчик-тряпочка в руках у спасателя
мама сказала об умершей кошке:
вытекла из рук мягким мешочком —
и голос прервался
мальчик-мешочек, оболочка мёртвого содержимого
только мужчины цепляются за волны,
их вылавливают с катеров,
как сор из бассейна сачком
чёрный человек бредёт вдоль пляжа
в самый солнцепёк,
предлагает покрывала отдыхающим,
никто не покупает
он разворачивает покрывало
лицом к пляжным зонтикам, без особой надежды,
в сиесту обходит кафе,
машет развёрнутым покрывалом, как опахалом,
люди едят и пьют,
я смотрю со своей террасы
если бы я сидела внизу, то купила бы покрывало,
спросила, откуда он
говорит ли по-английски,
но мне не нужно покрывало,
я просто привилегированная белая женщина,
отдыхающая в прозрачной тени,
пока ближний бродит
под убийственным солнцем,
и мои двадцать евро
никогда ничему не помогут,
никогда никого не спасут,
не остановят войну,
не свергнут тирана
не взовьются кондиционерным бризом над планетой
просто ещё одно покрывало —
не нужный миру, лишний предмет
я помню, какого цвета у тебя глаза,
я сказала когда-то:
они похожи на изнанку грибной шляпки,
волнистые коричневые пластинки
расходятся веером от зрачка
в забытом подгнившем осеннем грибе
если грибы — органы размножения
невидимых грибниц,
а между пластинками шляпок прячутся споры,
то так ли уж странно,
что я думаю о грибах,
думая о тебе?
готовит ли мозг себя к деменции
когда
во сне
едешь в наземном метро
по индустриальным пространствам
и знаешь где выходить
как называется станция
но мысли плывут хаотично в другую сторону
и вот уже в быстром пейзаже за окнами поезда
нет ничего знакомого
я проехала мимо?
просто надо вернуться
выхожу на перрон над городом
а внизу
простираются заводские постройки
в жёлтом закатном дыму
здесь нет ничего знакомого
смотрю на план, названия станций
эта? впервые вижу
три назад три вперёд — по-прежнему пусто
пусто в памяти поло и пусто
полые тёмные дыры на томограмме
ну где же она эта станция?
скоро вечер
как она называлась?
как она называлась?
как
она
называлась?
Второй закон термодинамики неумолим:
Энтропия растёт, тянет время тонким хвостом вслед.
Это только кажется, что сидишь пьёшь чай, птички в пальмах.
Твоё сердце тебя предаёт, пустота замирает в ответ
Твои веснушки уже не веснушки, а тёмные пятна,
Неведомые острова, чужая земля, по недоразумению ставшая твоей.
Волны катятся к берегу, обтачивают камни,
Выбрасывают осколки ракушек, которым миллионы лет
Твоих песен никто не помнит, распались на ноты.
То, что было вчера, улетело в разверстый зев.
Четыре года назад мы здесь были, четыре:
Те же волны, то же море, тот же свет
Конечно, не тот же, не те же —
Миллиарды километров назад, в другой точке звёзд и планет.
Второй закон термодинамики бряцает забралом,
Предъявляет точку пространства, которой нет
мой бедный папа
не умел
ни любить ни чувствовать
и перенёс
своё неумение на меня
а может боялся того и другого
как я
когда глубоко внутри
пульсирует и разрастается хаос
который
хочет меня утопить
обварить, унести, уничтожить
такова его сила
и лучше его придавить
утоптать заточить
в пещеры, подводные трубы и норы
я не умею
канализировать чувства
поэтому не даю им всплыть
пусть пузырятся и булькают на дне
глубоко глубоко
неощутимо неслышно
давят на диафрагму
и легче подумать — их нет
да, легче сказать — их нет
и может у папы их не было
так же
мне хочется верить
что их
не было
так же
но это особенно трудно
в тотальной
необратимости
настоящего момента
отсутствие эмоциональной связи —
это не больно
потом совершенно не больно
но когда она рвётся —
остатки разлагаются внутри
как вечный источник некроза
разлагают другие связи
которые могли бы быть
а теперь никогда...
доктор, скальпель
сестра, коробочку
вот она, похорони на самом дне
посади маргаритки
незабудки
одуванчики
делай вид будто ты и есть
этот милый цветок
будто ты —
только видимость,
а не сущность
мне многое кажется отвратительным:
паразитирование на знаменитых родственниках,
на чужих трагедиях,
тщеславие под прикрытием этики,
рассказы о тонкой душевной организации
и невыносимых моральных страданиях
но
я иду из магазина,
и с правой стороны на тёмном небе —
сияющий Юпитер,
фонари перед ним бессильны,
он огромен и величав
говорят, он сейчас ближе,
чем будет в следующую сотню лет
иными словами:
вас, прекрасные страдальцы,
не останется в этом мире,
а Юпитер будет всё так же сиять
кому-то
в ночном, тёмном небе
а слева — такой же сияющий ржавый Марс,
бог войны и обманной жизни,
над ним — созвездия, которых нет,
которые создаются
перспективой угла зрения
в нашей точке мира
и ещё Млечный путь,
и массивная чёрная дыра
в его центре,
и постоянно расширяющаяся Вселенная
я останавливаюсь, вдыхаю
холодный растительный запах гнили,
запах мокрой земли,
запах жизни
на единственной известной нам планете,
где жизнь пока ещё есть
вспоминаю Бо Цзюйи:
«ступаю по пустому лесу,
звук падающих листьев»
когда-то, тысячу двести лет назад,
в осеннем танском лесу
о, где теперь этот лес?
и где молекулы из этих листьев?
Марина Хоббель — писатель, переводчик и редактор. Родилась в Минске, в 2003 году переехала в Норвегию. Окончила Белорусский государственный университет, кандидат филологических наук, магистр истории культуры Университета Осло. Пишет прозу и стихи на русском, белорусском и норвежском. Переводчик с норвежского на белорусский и русский, с украинского, белорусского и русского — на норвежский. Автор двух книг прозы на русском языке: «Великий материализатор» (2002) и «Бабочка, бедный листочек» (2012).