Страус

Новогодний почти хэппенинг

 

Никакая часть данного текста не может быть скопирована, воспроизведена, переработана или публично исполнена без письменного разрешения правообладателя. Спасибопожалуйста.

А если спросить, мы с вами, скорее всего, договоримся. Хулы не будет.

 

Возможные триггеры

В пьесе присутствуют: конец света, упоминание насильственной смерти, сцена лесбийского секса, съёмка порно, пожар, пребывание на большой высоте, обнажённый чиновник, воспоминания о трипе, плавание вдали от берега, неканонический бог.

 

Плейлист

Spotify (ulen.me/ostrich/spotify)

Яндекс.Музыка (ulen.me/ostrich/yandex)

Deezer (ulen.me/ostrich/deezer)

 

Действующие лица

Автор

Ты  — текст этого персонажа произносят разные зрители

Ворон — угольного цвета, громадный, как страус

Министр культуры — цисгендерный мужчина лет пятидесяти

Дед Мороз — мифический квир-волшебник (Деда Мороза играет женщина или небинарный человек)

Маша — зеленоглазая порнозвезда с рыжими волосами

Лея — порноактриса

Режиссёрка

Операторка

Голос из-за двери

Синички — стайка мерзких маленьких птиц

Пограничница

Эйвинд — бородатый молодой человек

Организаторы спектакля; спящая Маша (присутствует на сцене одновременно с Машей); Агни, девушка с очень короткой стрижкой и решительным взглядом; посетители бара; барменша

 

Если зрители вставляют собственные реплики или эмоционально реагируют без слов, актёры отвечают импровизированно и могут вовлекаться в развёрнутое обсуждение со зрителями, явно обозначая момент, когда они перестают играть роль и говорят от своего имени. После этого актёры продолжают играть по тексту.

 

Сцена нулевая. Вступление

 

Автор адресует резкие отрицательные жесты кому-то за кулисами и некоторое время беззвучно матерится.

 

Ты. Почему ничего не слышно?

Автор. Цензура!

Ты. Вам из акимата звонили?

Автор. Нет, это Малышева и Диденко попросили обойтись без мата, для «Драмарафона». (Берёт микрофон.) Короче, я ругаюсь, потому что у нас тут полная жопа, ниче не готово, а уже пора начинать. Поэтому я сейчас сделаю пару объявлений и сделаем технический перерыв десять минут. Все смогут выйти, покурить, пообщаться, а через десять минут продолжим.

Ты. У вас в пьесе такой текст или это настоящий перерыв?

Автор. Нет-нет, настоящий перерыв. Так, объявление первое. В этом спектакле зрители — полноправные участники. Любой из вас может высказываться прямо с места, останавливать спектакль, переспрашивать что-то, выходить сюда на сцену. Всё это всячески приветствуется. Хорошо? (Ждёт реакции зрителей.) Второе. Кто-нибудь в зале не ест голубику? (Поднимает руку.) Может быть, у вас аллергия на голубику или, например, безуглеводная диета? Или кто-то просто не любит голубику? Поднимите руку.

К тем, кто не ест голубику, в перерыве подходят организаторы и предлагают выбрать другое угощение.

Да, чуть не забыл. Спектакль, который вы пришли смотреть, называется «Страус», но на самом деле никакого страуса в нем нет.

 

Сцена первая. Перерыв

 

Пауза 3–4 минуты. Негромко играет Cave in the Sky – Honey Tree [5:45]. Автор и ворон засекают время, ходят по залу с микрофонами и бесцеремонно ловят отрывки разговоров зрителей, чтобы они прозвучали на весь зал.

 

Сцена вторая. Гирлянды

 

Дуплекс на последнем этаже гостиницы «Риксос». Министр культуры смотрит в окно, за которым уже темно. Ворон сидит на жёрдочке и чистит перья. Действие продолжается, даже если зрители ещё не вернулись после перерыва.

 

Министр культуры. Смотри-ка, как город украсили. Гирлянды цветные, да, деревья, арки светятся. Вдоль дороги — эти, как его, жёлтые с синим, на фонарях. Каждый магазин, каждое заведение должно оформить витрину к Новому году. Тебе нравится?

Ворон. Эта феерия? Не особо.

Министр культуры. А мне нравится. (Снимает часы, кладёт на столик.) Ёлочки поставили, всё яркое, красивое. Я же здесь родился, в Алмате.

Ты. Простите, вы начали уже? Вы же сказали, перерыв десять минут.

Автор (из зала). Мы вас злостно обманули.

Ты (возмущённо). Дурилки картонные!

Ворон (министру). Какие планы теперь?

Министр культуры. Отдохну три дня и назад. В министерстве пока делать нечего, аврал. К концу света надо сдать президентский отчёт о проделанной работе. Лично пойду на ковёр.

Ворон. Конец света опять отложили?

Министр культуры. Да, планировали на 21 декабря, но потом решили совместить с Новым годом. Ровно в полночь. Как раз Елбасы скажет последнее слово, и всё.

Ворон. Большой отчёт?

Министр культуры. За всё время, начиная с объявления независимости. В администрации сначала хотели с основания Казахского ханства, но шал их вразумил.

 

Молчат.

 

Ворон. Как в твоей семье отмечали Новый год?

Министр культуры. Мы очень ждали. Папа ехал на базар и привозил огроменную ёлку, почти под потолок. У нас высокие потолки были. Мы с Адильчиком доставали из кладовки игрушки в коробках из-под торта. Игрушки были из тонкого цветного стекла, очень хрупкие, и лежали все в вате.

Ворон. В смысле в вате?

Министр культуры. Натурально в пухлой белой вате, ну как в аптеке продают. Чтобы не разбились. Она противная на ощупь, когда её берешь, скользкая такая вата, как будто, я не знаю, пытается заползти тебе под ногти. До сих пор передёргивает. Мама такую вату брала, когда начинались месячные. Прокладок, ничего не было. (Задумывается.) А ты? Праздновал Новый год?

Ворон (с расстановкой). Никогда!

 

У министра культуры вибрирует телефон.

 

Министр культуры. Алё? (Пауза.) Да, Назгульчик! (Слушает.) Да. (Идёт к выходу и говорит, постепенно заглушаемый нарастающей музыкой: Аукцыон – Мимо [5:19] с 2:49.) Я стихотворение написал, про Алмату. Вот, послушай. (Неразборчиво читает что-то четырёхстопным ямбом.)

Ты (перекрикивая музыку). Что он говорит? Не слышно!

 

Министр культуры оглядывается в дверях и подмигивает залу.

 

Сцена третья. Подарок

 

Ворон наблюдает через окно за фейерверками. На город постепенно опускается туман.

 

Дед Мороз (выходит из стенного шкафа, задорно). Так, кто это у нас тут?!

Ворон (с сарказмом). Птичка. Вино будешь?

Дед Мороз. Здравствуй, птичка! (Берёт бокал.) Твоё здоровье. (Серьёзно.) Это последний обход Дедушки Мороза. Снегурка сбежала в Бейрут с этим... С Киану Ривзом. Какие, к дьяволу, подарки, мол, если планета вот-вот накроется медной ступой. Но я всё рассчитал: до Нового года успею обойти всех, кто живёт в моей юрисдикции. А ты, птичка? Ты хорошо вела себя в этой жизни?

 

Ворон ставит виниловую пластинку, начинает негромко играть песня Хелависа – Немного огня [4:20].

 

Дед Мороз (достаёт картонный планшет для бумаг, листает.) Так, ворон угольного цвета, громадный, как страус. Святой. Хм... Какой подарок ты хочешь на этот апокалипсис?

Ворон. Когда-то я жил в Петербурге с человеком. Он был белый офицер. Он говорил, что знает, когда умрёт и что это не тяготит его, напротив, каждый день помогает сосредоточиться на том, что подлинно имеет значение. Дату смерти он выгравировал на карманных часах. (Берёт что-то со столика.) За четыре дня до этой даты его расстреляли. Его дочь звала меня с ними во Францию, но я улетел.

Дед Мороз. Она каждый год писала тебе на Рождество и просила Ноэ́ля передать письмо. Мы всё обыскали, но тебя нигде не было.

Ворон. Я устал. Я бы сдох здесь на Второй мировой. Каждый раз больнее предыдущего. А вы с Сантой и Ноэлем молодцы. Сделай тег.

Дед Мороз. От этих разговоров у меня скрипт падает. Выберешь подарок?

Ворон (открывает окно). Знаешь, Дедушка, меня всегда раздражала эта гостиница со своим запоздалым классицизмом, что внутри, что снаружи. Запредельный китч.

Дед Мороз. Китч, говоришь? Пожалуй. Будь по-твоему, птичка! (Ударяет посохом.)

 

Во всем номере вспыхивает огонь. Музыка становится громкой. Ворон оглядывается на Деда Мороза, стоящего среди языков пламени, и улетает.

 

Сцена четвертая. Город

 

Ворон сидит на красном сигнальном прожекторе на крыше высотного дома и смотрит на город в тумане. Играет Cave in the Sky – Rainbow Fish [7:43].

Ворон молчит.

 

Сцена пятая. Ооо!

 

Гостиничный номер. На огромной кровати, освещённой софтбоксами, Лея делает куннилингус Маше. Их снимает операторка. В кресле сидит режиссёрка и наблюдает. Музыка продолжается.

 

Маша. О-о-о! Да, да, да!

Лея. Ммм!

Маша (шепчет). Ещё, ещё!

Лея. Так?

Маша. Не останавливайся!

 

Лея продолжает и ласкает Машину грудь.

 

Маша. А-а-а! А! (Содрогается от оргазма.)

 

Лея гладит Машу. Маша притягивает Лею к себе.

 

Режиссёрка. И-и снято! Спасибо.

 

Маша и Лея садятся на кровати как ни в чём не бывало.

 

Режиссёрка (операторке). Оргазм есть?

Операторка. Обкончаешься.

Режиссёрка. Отлично. Теперь крупный план.

 

Операторка передвигает свет. Режиссёрка подходит к Лее, поправляет ей макияж.

 

Режиссёрка. Маша только что кончила. Лея, ты гладишь её минуту. Маша, потом ты увлекаешь её к себе, вы лежите рядом на подушках и нежно целуетесь до стопа.

 

Звенит пожарная сигнализация.

 

Режиссёрка. Это чё?

Операторка (невозмутимо). Пожар.

Режиссёрка. А, ладно, похер, мы же переозвучиваем. (Продолжает поправлять макияж Лее.) Сейчас быстро снимем последний план и пойдём на ваш пожар. Готовы?

 

Маша и Лея ложатся.

 

Режиссёрка. Камера!

Маша (Лее). Я снова кончу, окей?

Лея. Давай. (Начинает делать Маше куннилингус и одновременно ласкает грудь.)

Маша. А-а-а! А! (Содрогается от оргазма.)

 

Лея гладит Машу. В дверь громко стучат. Лея гладит Машу.

 

Голос из-за двери. Пожар! Fire! Fire! Пожар! Эвакуация!

 

Маша притягивает Лею к себе.

 

Режиссёрка. Тихо! Мы работаем!

 

Маша и Лея нежно целуются.

 

Голос из-за двери. Всё горит! Скорее!

Режиссёрка. Сейчас!

 

С улицы доносятся сирены. Маша и Лея нежно целуются. Из-за двери просачивается дым. Лея целует Машу в ухо. Маша безмятежно улыбается Лее.

 

Режиссёрка. И снято!

 

Пожарная сигнализация умолкает. Лея вскакивает и начинает быстро одеваться.

 

Режиссёрка (Операторке). Дай мне вторую флешку. Мало ли.

Операторка (достаёт карточку из камеры). А техника?

Режиссёрка. Бери камеру, остальное бросай. (Застёгивает молнию на рюкзаке с объективами.) Поснимаешь там, в огне? Сделаем улётный сюжет про пожар! Последний. К тридцатому смонтируем.

 

Операторка хватает Лею за руку, убегают.

 

Режиссёрка (Маше). А ты что?

Маша (встаёт). Я покурю.

Режиссёрка. Ну, давай! (Обнимает Машу, надевает рюкзак и уходит.)

Ты. Подождите, пожалуйста. Я не понимаю, к чему здесь такое количество секса во всех его пикантных подробностях. Разве это необходимо для смысла или для чего-то ещё?

 

Сцена шестая. Балкон

 

Маша, не одеваясь, выходит на балкон, плотно закрывает дверь и неторопливо закуривает. Внизу толпятся люди и пожарные машины. Из некоторых окон «Риксоса» вырывается пламя, доносятся приглушённые крики. Из тумана откуда-то сверху появляется ворон, планирует и садится на балконные перила.

 

Ворон. Прости. Я не знал, что ты здесь.

 

Во всем здании гаснет свет.

 

Маша. А, это ты поджёг? Что-то слабо горит. Прохладно тут.

Ворон. Это поправимо!

 

Снег перед зданием тает. На ближайших деревьях распускаются почки и появляется листва. Поют сверчки. Хор в ахуе. Стоп, нет. У нас нет хора.

 

Маша (с улыбкой). Спасибо. Ты отлично выглядишь!

Ворон. Рад тебя видеть, Маша. Чем займёшься на апокалипсис?

Маша. Хочу северное сияние посмотреть. Пошла покупать билет, а Исландия границы закрыла. И Скандинавия тоже.

Ворон. И Финляндия?

Маша. Там же война неделю как. Ты не видел? В Карелии танки. ПВО сбивает всё, что пролетает мимо. Эти придурки стаю уток расстреляли. Откуда там зимой утки?

Ворон. К тебе Дед Мороз приходил?

Маша. Подарил дрель. Я, когда загадывала желание, ещё не знала.

Ворон. Ты правда хочешь поехать?

Маша. Я в пятом классе задумала сделать три вещи: потрахаться с любимой девочкой, познакомиться с говорящей птицей и увидеть полярное сияние.

 

За спиной у Маши и ворона лопается стекло, из номера вырываются языки пламени.

 

Маша. Осталось сияние.

 

Маша забирается на перила, обнимает сзади ворона за шею, и они улетают. Вокруг горящей гостиницы снова наступает зима. Играет Massive Attack – Angel (Remastered 2019) [6:22].

 

Сцена седьмая. Сон

 

Музыка продолжается с постепенно нарастающей громкостью. Спящая Маша, одетая в смешную пижаму, свернулась на широком матрасе в уютном уголке у себя дома. Рядом с ней на полу стоит высокий торшер. Плафон торшера закрыт парой листов оранжевого гелевого светофильтра, приклеенных чёрным тейпом. В стороне стоит грандиозных размеров жёлтый диван. Под потолком летают синички. Входит Маша, садится на пол и какое-то время сидит.

 

Синички. Все неприятности! Все несчастья! Мы приготовили для вас всё — от сломанного ногтя до смерти близких! Твоя самая близкая подруга? Ты её больше не увидишь.

 

В глубине сцены появляется Агни. Её почти не видно, Маша не замечает её. Агни наблюдает за происходящим.

 

Синички. Вы поссоритесь, разъедетесь и за четыре тыщи километров друг от друга умрёте в один день! Как ты думаешь, кто в этом виноват?

Маша (хватает двумя руками диван и бросает им в синичек). Да чтоб вас!

Синички (разлетаются). Господи, помилуй!

 

Пошатываясь, входит ворон. Он пьян и в чём-то выпачкан. В тот момент, когда ворон начинает говорить, громко звучавшая музыка обрывается и продолжает играть едва слышно.

 

Ворон. Бога нет, но я вас прощаю. (Маше) Купи пальто.

Маша (рассматривает только что сломанный ноготь). Чё?!

Ворон (поднимает с пола ужасающего вида пальто). Винтаж!

Маша. Ты чё, «Инстаграма» обчитался?

Ворон. Я посмотрел значительно больше сториз, чем совместимо с жизнью.

Маша. Что лучше: синица в небе или у ворона за пазухой?

 

Синички исчезают. Музыка окончательно замолкает.

 

Ворон (достаёт стеклянную миску). Творог лучше! Творог с клубничным вареньем.

Маша (зачерпывает пальцем из миски, облизывает). Это ересь какая-то, а не творог.

Ворон. Зато клубника настоящая, бабушка Агни на даче вырастила.

Маша. Шерсть для твоего пальто тоже тёть Ада сама стригла?

Ворон. Не, шерсть невкусная и не по вегану. Нам нужна голубика!

 

Актёры кормят зрителей голубикой, чтобы каждый попробовал. Тех, кто не ест голубику, угощают чем-то другим. Маша и ворон занимаются на сцене своими делами. Ворон пытается взлететь, но не может.

 

Маша. Ты совсем устал, да?

Ворон (слегка заплетающимся языком). Ничё подобного, я еще пару итераций могу, я любой кустарник на три месяца вперёд вижу!

Маша. Давай тебя спать положим?

Ворон (с радостным облегчением). Давай!

 

Маша укладывает ворона на матрас рядом со спящей Машей. Та ворочается, но не просыпается.

 

Ворон (указывает на спящую Машу). А эта?

Маша. Это я сплю, я тебе мешать не буду. (Отходит от постели, садится на пол и смотрит в сторону Агни.)

 

Сцена восьмая. Джакузи

 

Министр культуры с наслаждением плещется в джакузи. В дверь стучат. Входит ворон.

 

Министр культуры. Ку! (Приветственно хлопает себя по щекам два раза и разводит руками.) Ты видел этот пожар? Ты видел? Я думал, обосрусь. Мы едва успели выбежать! Пожарные говорят, никогда такого не было. Оно сразу на всех этажах вспыхнуло. Прóклятое место.

Ворон. Ну почему сразу проклятое. Безвкусно оформленное — это да.

Министр культуры. И ни одного пострадавшего, можешь себе представить? Скорые уезжали пустые. Кто там был, все потом нашлись, без ожогов почти, только в штаны наложили. Даже вдупель пьяный писатель этот выполз как-то.

 

Автор кашляет.

 

Министр культуры. У него не отравление угарным газом, а бодун. В столице уже готовились траур объявлять, там знаешь какие люди в отеле отдыхали? А тут — нате! Обошлось. Только часы мои жалко. Оставил в номере. Такие хорошие были часы, да? Как у патриарха Кирилла.

Ворон (протягивает министру часы). Эти?

Министр культуры. Ты их вытащил! Ах ты кю! Дай я тебя обниму, брат! (Вылезает из джакузи.)

Ворон. У меня к тебе просьба. (Кладёт на стол голубой паспорт.)

 

Сцена девятая. Полёт

 

Маша и ворон сидят на соседних креслах в пустом бизнес-классе. На кресле рядом лежат пледы. Самолёт взлетает. В иллюминаторах темно, ночь.

 

Маша. Нет, чё ты сказал, что они тебя пустили?

Ворон. Что я мог сказать? Что чёрный лебедь удрал от Талеба, полгода танцевал техно в подполье, а теперь летит к папочке? Пришлось достать телефон и поинтересоваться, кто из них отвечает за решение снять с рейса ЛГБТ и квир-людей с особыми потребностями.

Маша. Обожаю тебя, гипоаллергенный мой! «Я готов забыть о конфузе с багажным отделением, если вы приготовите для нас стопку пледов в бизнес-классе». Спасибо за паспорт! Теперь я у нас дипломат. (Украдкой смотрит на сломанный ноготь.)

Ворон. Дипломатка. Куда полетим?

Маша (автоматически рвёт посадочный талон, пока от него не остаются лишь клочья). В Осло, возьмём билеты до Трóмсё — это городок на севере. Там лучше видно. Будем прихлёбывать глёг и любоваться. Я так скучаю по Агни.

Ворон. Где она?

Маша. На Шри-Ланкé. Наверное, ест кокосы в горах, в Элле. Или сидит на дереве и играет на укулеле. Агни любит такое. Однажды она сшила умопомрачительное чёрное платье, такой Эли Сааб, только асимметричное вразлёт, залезла в этом платье на памятник Алие Молдагуловой и Маншук Маметовой и пела с постамента Blowin’ In The Wind и Psycho.

Ворон. Ты хочешь к ней?

Маша. Она не будет мне рада. Мы договорились, что всё.

Ворон. Бывает, [что] ты как будто всё прекрасно знаешь и ничего нельзя сделать, а всё равно это совершенно невыносимо.

Маша. Я вспоминаю хорошее тогда. Нам с Агни было лет семнадцать, мы съели МДМА и чуть-чуть ЛСД и пошли плавать вечером. Мы зависали на Иссык-Куле, на южном берегу. Солнце садилось, на пляже не было ни души. Вода разгладилась и была такая спокойная. Воздух висел неподвижно. Мы оставили купальники на дереве и вошли в воду. Мы плыли, вода расступалась и пропускала наши тела, скользила по коже, будто мы дельфины и наша кожа и эта теплая солёная вода созданы друг для друга. Движение нас поглотило целиком. Мы заплыли далеко, я никогда так далеко не заплывала. Берег исчез, и мы оказались в уютном лоне Вселенной, неугомонные близнецы друг у друга в объятиях. В этой вселенской матке нет для нас ни справедливости, ни любви, только сумерки и вода без края, всё принимающая вода. Но мы уже родились и выросли, и ничто теперь не страшно. (Молчит.) Помнишь, мы играли в пустом детском саду, где был такой гигантский холм насыпан? Мне было десять или одиннадцать. Что-то про агента из будущего, который изучает нашу историю. Я забыла.

Ворон. Группа историков — это двадцать третий век — собирает архив всех сохранившихся селфи, котиков, писем, видеоисторий и строит на суперкомпьютере модель этого мира, симуляцию, чтоб увидеть в ней, куда всё-таки побежал котик, когда на него никто не смотрел.

Маша. Точно! Если летом две тыщи девятнадцатого года Гликерия берёт под мышку своего бостон-терьера и уезжает на Бáли, то в симуляции она должна сделать ровно то же самое. Иначе трындец и всё с начала.

Ворон. Вот только паззл никак не сходится. Обитатели виртуального мира в какой-то момент начинают говорить не то, что в реальном таймлайне. Одна влюбляется в визажистку, хотя должна влюбиться в журналистку, другая продаёт лонгборды вместо сувениров.

Маша. Папью́ш уезжает на Бали, а Гликерия остаётся. Знаешь, что было самое удивительное? Этот робот-историк в поисках истины подправляет и перезапускает симуляцию миллиарды раз. И все существа рождаются, живут и исчезают там снова и снова, каждый раз немного другие.

 

Ворон кладёт голову Маше на плечо и закрывает глаза. Маша смотрит на огни внизу, её волосы развеваются от встречного ветра.

 

Сцена десятая. Граница

 

Пограничный контроль в аэропорту Осло. Маша просовывает пограничнице зелёный паспорт.

 

Пограничница (изучает паспорт, с сочувствием). I’m so sorry, your passport is not valid. It was issued after the country-wide entry ban had come into effect.

Маша. Oh my God! What do I do now?

Пограничница. We will put you on a flight going back to the country you’re coming from. I am terribly sorry. (Смотрит на Машу.) Wait a minute... (Строго.) Can you say “Oh my God” once again?

Маша (с чувством). Oh my God! (Пограничнице.) Why?

Пограничница. Do I know you? You can’t be that actress!

Маша (отрывает от лежащего на стойке бланка клочок бумаги, берёт ручку, пишет что-то и протягивает пограничнице). I’m on a vacation now.

 

Пограничница читает, краснеет, поднимает глаза на Машу и улыбается. Маша спокойно улыбается в ответ.

 

Пограничница (проставляет штамп и возвращает паспорт). Welcome to Norway!

 

Сцена одиннадцатая. Осло

 

Уютный маленький бар в Осло. Посетители активно общаются на смеси норвежского, английского и каких-то ещё языков. За стойкой барменша наливает пиво. Ворон и Маша сидят у стойки, Маша допивает коктейль. Подходит Эйвинд с бокалом пива в руке.

 

Эйвинд. Hey!

Маша. Hi.

Эйвинд. You’re gorgeous. Sorry I’m too drunk. I’m Øyvind.

Маша. I don’t mind. Masha. (Пожимает руку Эйвинду.)

Эйвинд. It’s tomorrow, at seven p.m. Time has gone by so quickly. I’m anxious. What if I could have done more?

Маша. What did you want to do?

Эйвинд (садится рядом с Машей). I don’t know. Make a few more nice desks and flower stands? I’m a woodworker. Have more fun? What... what was the happiest day of your life?

 

Маша рассказывает об одном счастливом дне. Актриса может говорить о собственном опыте или выбрать чью-то историю.

 

Эйвинд. Wow. I keep contemplating... What if God suddenly appeared up in the sky and told us, like, “Yeah, guys, I do actually exist. I’ve been busy with my other projects for a couple millennia now, so I hope you’re okay. Whatever. In fact, I don’t really care.”

Ворон. He tried that once, just like you say. Everyone heard the broadcast in their own language. You should’ve seen the news headlines. The New York Times front page was just this oversized text, “God admits He doesn’t give a shit.”

 

Эйвинд неуклюже взмахивает руками и падает со стула.

 

Маша (смеётся). No way! Я хочу танцевать.

 

Ворон наклоняется к барменше и что-то говорит. Музыка в баре стихает. Маша медленно встаёт и танцует контемпорари. Люди расступаются, чтобы она могла свободно двигаться по бару, разговоры постепенно умолкают. Играет Cave in the Sky – The Gift [5:55].

 

Сцена двенадцатая. Новый год

 

Новогодняя ночь в Трóмсё. В городе нет электричества. В окнах домов горят свечи и фонарики, некоторые улицы освещены факелами, другие — фарами автомобилей. Маша и ворон стоят на крыше кафедрального собора и смотрят вверх. В небе переливается полярное сияние. На часах без нескольких минут семь. Музыка продолжается.

 Говорят, продолжая фразы друг друга.

 

Маша. Небесные занавески

Ворон. Трепещут на солнечном ветру

Маша. Слишком красиво.

 

Ворон берёт Машу за руку.

 

Маша. Осталось пару минут, да? (Смотрит на ворона.)

 

Доносится звук фейерверков. По мере приближения минутной стрелки к двенадцати фейерверки запускают всё чаще и ближе.

 

Маша. Тебе больно?

Ворон. Да. Жаль, что с симуляцией не вышло. Историческая лаборатория за месяц израсходовала больше джоулей, чем все медикоэкономисты тратят за тридцать лет. Проект свернули. Остался последний поток на старой фоннеймановской машине. И я.

Маша. Твою мать ёжиком вперёд через четыре коня! Господи! У тебя вообще была мать?

 

Ворон едва заметно отрицательно качает головой.

 

Маша. Дохлые мальчики! Ты мне это сейчас вот так говоришь? Не мог ты с самого начала небо покрасить в ванильный, что ли? Или тетраграмматон себе на лапе наколоть?

 

Грохот фейерверков усиливается. Бьют часы.

 

Маша. Так. В двадцать третьем веке есть художники?

Ворон. Их немного. Это считается психическим отклонением. Кое-какие нетривиальные дефекты в системе целеполагания проявляются как склонность к искусству. Если медики видят, что баги чинить нерентабельно, художника оставляют в покое.

Маша. А ты никогда не думал заняться искусством? Оставишь себе залипательный стеклянный шарик со снегом.

 

Слышен последний, седьмой удар часов. Играет Мумий Тролль – С Новым годом, крошка! [5:05] начиная с 1:01. Зал засыпает снегом.

Автор с благодарностью примет любые комментарии и замечания, особенно критические: contact@tillulen.com. Телеграм: @tillulen. Автор признателен Ольге Малышевой, Кате Махниной, Милой Мо, Ремедиóс Инморталес, Аиде Исаханкызы, Веронике Лернер, Анатолию Черноусову, Марии Вильковиской, Руфие Дженрбековой, Анне, Поли, Татьяне, Зинаиде Поляк, Ануару Дуйсенбинову, Дарье Спиваковой, Ксении Мукштадт и Александру Диденко за помощь в работе над текстом.