Сорок

***

на пороге сорока

июльским утром

прохлада после дождя

юные облака в небе

ностальгия снов

ежедневные радости тела

еда танец погода

немного букв

для тихого воображения

немного ветерка

для хрупкого чувства

что жизнь есть

 

КАЛДЫМ ЯЛГУЗ

 

в ноябрьской темноте в наушниках

слушаю песню Мурата Насырова

он так похож на папу в молодости

я был похож на него в юности

папе всё время говорили вы так похожи

большие очки тонкие черты лица

чересчур нежная для мужчины кожа

я не понимаю этих слов

этого языка мёртвых родных

на котором со мной пытались говорить

эти острые невыносимые гласные

обжигающие изнутри

вынимающие из подсознания

забытый крик одинокого сердца

я так хорошо понимаю о чём он поёт

я тоже здесь на вершине сорокалетия

уже старше чем он падающий с балкона

хожу по комнате и подпеваю

не зная ни одного слова ни одной буквы

но с этой красной музыкой в крови

просто открыв бессознательный рот

в самые трудные моменты

включаю эту песню и смотрю

на тонкую тонкую линию

ускользающую

как наша

жизнь

 

 

***

 

люблю этот перекрёсток

с видом на облака юности

перед сорокалетней осенью

перед последней молодостью

здесь потрясающий сквозняк

остаток розы ветров

словно ты в Буэнос-Айресе

ветер разносит салфетки чеки чаевые

они летят по улице как листва

как невыполненные обещания

бессмысленные цифры и даты

круговорот ежедневных усилий

продолжающийся поток

попыток желаний лиц

полет безличного дыхания

букв имён и смертей

 

 

 НОЧЬ  В  БУЭНОС-АЙРЕСЕ

 

1

Ночь в Байресе коротка. 

Она пролетает, как юность.

Моргнул — и уже сорок. 

Это полное безумие нужно чем-то поддерживать, где-то брать силы

не спать, не спать, едва разговаривать,

но танцевать и смеяться.

Кофе в два часа ночи,

мелатонин в пять утра,

день в попытке подготовиться к ночи,

манго и сёмга,

неповоротливые мысли,

невидимые лица. 

Добровольные бессонницы вводят

в состояние освобождения

от собственной личности,

от лишнего здравомыслия,

от возраста, от желания понимать и знать. Разговоры пусты, бессодержательны, никакой важности,

просто порхание на ветру.

Ощущать себя не как единицу жизни,

а как саму жизнь.

 

2

Всегда бывает день, который напомнит, что когда-нибудь придётся уйти. Он учит смирению и благодарности. В долгие часы декабря все вещи очаровывают своей незаменимостью. Неповторимость белой формы яйца, сияние мёда. Освободиться от аппетита, от действия, от ответственности перед будущим, как в те годы покинутой юности, когда уходил без оглядки. 

Горячий ветер пронизывает дыхание.

Голос, как старая дверь, качается от сквозняка.

Бывает время раздолья, бывает время дисциплины. Раздолье часто приводит к безумию, дисциплина — к болезни. Хорошо быть неподвижным, как в самолёте, немного оторваться от земли, когда от тебя уже ничего не зависит, только небо и тяжёлый гул. 

Взять в кредит несколько дней, чтобы вспомнить забытое ощущение.

Чувство безоглядности.

Я клал блокнот на песчаный холм и смотрел, как ветер засыпает его песком. На холме танцевал, глядя небу в лицо.

Когда у действия нет оснований происходить, причин или целей, оно становится тенью покоя, появляется и исчезает, как иней, снег или сон.

Всё куда-то стремится.

Монета брошена ради символа.

Как зеркало есть, чтобы не видеть себя,

так слова отражают только поверхность слов,

остальное даётся на ощупь, на запах, на слух.

Бормотание погружает в спокойствие.

***

 

в сорок лет просыпаюсь среди ночи в поту

в мокром огне словно проспал собственное величие

для мужчин же так важно величие

за которым можно скрыть свою смертность

поэтому посади дерево построй дом купи прадо

я тоже сажал деревья впопыхах с братьями

между бессонницей и недописанной главой

между восторгом и жаждой танцевать каждый день

но время шло шло капала юность

берёза выросла выше моего мышления

орех красивее моего потускневшего лица

ветер летит над холмами как прожитые

поездки встречи объятия обиды

мы уже не достигнем упорства

попытки из будущего сделать память о прошлом

хорошо просто гулять по улицам

вспоминать поиски завтрашних дней

но тело ушло ушло

это чувство простирается над простором

выше важного понимания

лицо безлико как день

наконец мы свободны

от будущего от себя

от пустоты обещаний

для большого легкого ветра

 

 

***

 

все лица

родные

весёлые

смеющиеся

стеснительные

закрытые

внимательные

многолетние

детские

бесконечные

смертные

все мы

ты и я и они

все мы

летим в разлуку

в ничью свободу

в лёгкую безликость

смеясь и радуясь

друг другу

будущему прошлому

как будто мы и есть

солнце вино трава

как будто мы

неразделимы

с музыкой огнём собакой

потому что мы

часть всего

вдалеке

вблизи

вне нас

внутри нас

после нас

в бездне глаз

в сиянии сна

 

 

***

 

Смех Буэнос-Айреса не даёт спать.

Его мягкий ветер свободы

захлопнул родные двери

и распахнул огромное пространство

неизведанного, немыслимого.

Как же всегда хочется,

чтобы жизнь была только частью,

одной стороной наружу,

а не вот так: нараспашку всему и сразу.

Постоянство, знание, смысл —

это лишь попытка построить мост

с одним берегом.

Стой перед ласковой бездной,

перед музыкой, летящей

сквозь яркие голоса,

не торопись шагнуть,

пока важное имя

не растворится в усталости

собственного отражения.

Внутреннее моргание

отсекает одно от другого,

как утренний луч.

Бесконечное не исчезает

и не приходит.