Бежал по улице баран

В пятницу старая Тереза собралась на базар. Серьезное и любимое занятие — раз в неделю прогуляться по широким пестрым рядам Центрального Зеленого рынка. Тот, что «на скорую руку», в ближнем переулке, именуемый «базарчиком», ее не устраивал — все не то… Вот потолкаться среди народа, поторговаться, прицениться, в конце концов, наглядеться на изобилие южного товара и… купить немногое, но самое-самое — это совсем другое!

Помимо гастрономических прогулок Тереза любила внуков, хотя с годами все труднее принимала их юную бурную жизнь, с желаниями и поступками. Беспокоил внук Георгий, сестра-погодка Луиза — была утешением. Впрочем, она тоже озадачивала Терезу: уж слишком правильной девочкой росла, в кого только?

В последний раз, за семейным праздничным столом, Георгий попросил собаку. Бабушка Тереза задумалась. Отец коротко отказал. Мать закатила глаза:

— Еще чего?! Куда тебе собаку?! Ты совсем учиться не будешь.

Что правда, то правда — Гошка плохо учился. Ему было скучно. Иногда он посередине учебного дня закидывал ранец за спину и отправлялся в соседний двор. Там отсиживался в кустах с приятелями, такими же лоботрясами, перекидываясь в картишки и непременно удачно. Отчего тяга лишний раз удрать с уроков только усиливалась. Родителей вызывали в школу, но ходила только мать. Вернувшись, она кричала на Гошку, иногда коротко плакала, отец в этом участия не принимал, только замолкал и хмурился, сестрица же бросала короткое — «идиот»!

Луиза — полная противоположность брату. Отличница круглая, сроду ни в какие истории не попадала, и неприятности ее не искали. Гошке всегда хотелось чего-то. Он то спорил, то просил, то убеждал, по разным причинам досаждая родителям. Но надо заметить, причины и желания эти менялись, подобно погоде. Луиза никогда ничего не хотела и не выпрашивала, по крайней мере так казалось Гошке.

На собаке Гошка сломался. Так сильно ее хотелось, что ни о чем другом думать и говорить он не мог уже несколько месяцев. Он чувствовал себя несчастным человеком. Во-первых— нет собаки, во-вторых… опять же нет собаки, в-третьих — кому нужны эти сестры? Да еще такие правильные, как Луизка.

Но зато у него был друг — Аскарик!

Три счастливых месяца в году Гошка наслаждался братской круглосуточной дружбой. Его жизнь наполнялась смыслом только летом, когда они с сестрой переселялись к бабушке. Друг Аскар — сын вдовы Айман — жил этажом ниже, как раз под квартирой Терезы.

Уже в первую неделю июня Давид, единственный сын Терезы, привозил в город своих детей и два больших чемодана. Выдавал матери деньги и традиционно читал сыну небольшую нотацию, напоминая, что можно, а чего нельзя делать в доме бабушки. С дочерью ни о чем таком говорить не стоило, она и так все делала правильно.

Получив внуков в полное распоряжение, Тереза со всей ответственностью приступала к выполнению обязанностей любящей бабушки. Она старалась не оставлять их одних, пресекала драки и потасовки, исключала кусочничество — только трехразовое полноценное питание, читала им книги вслух, регулярно выдавала деньги на кино и мороженое, а вечером, перед сном, обязательно разговаривала…

В те времена по улице, носящей малоизвестное в этом краю света имя Патриса Лумумбы, еще ходил редкий трамвай. Маленькие двухэтажные дома, словно игрушечные, стояли по обеим сторонам, скрывая в глубине дворов густо пахучие фруктовые палисадники. И кто его знает, то ли дух конголезского борца за свободу рождал в соседях такую всеобъемлющую братскую симпатию, то ли щедрые традиции Востока брали свое, но мясо и плов по праздникам здесь готовили прямо на улице — среди деревьев, на костре в огромном казане. И всегда обязательно угощали соседей.

Итак, Тереза с внучкой собрались на рынок. Дежурная сумка на колесиках стояла в полной готовности у двери, широкополые шляпы надеты, кошелек проверен…

— Георгий, перестань плеваться, — устало проговорила бабушка, пытаясь отвлечь внука от открытого широкого окна и взять с него обещание «вести себя прилично», про себя же сильно колеблясь между быстрым «базарчиком» и любимым Центральным Зеленым рынком.

— Я не плююсь, я только тренируюсь… — Гошка нацелился длинной соломенной трубочкой и удачно попал в голову Аскарику жеваной бумажной пулькой, причем к великой радости обоих.

— Мы уходим! — торжественно сообщила она. — Вернемся после обеда. Георгий, ты слышишь меня?

— Слышу, вернетесь не скоро… — не оглядываясь, откликнулся он, продолжая упоительно плеваться теперь уже в рядом стоящий с окном ствол дерева.

Вдруг умелый плевальщик подскочил, что-то невероятное привлекло его внимание. Нацепив невесомую летнюю обувь, он выбежал в подъезд, лихо скатился по перилам и вынесся на улицу.

В дальнем углу двора, под старым урюком, в тени щипал травку баран с крутыми рогами. Вся растительность вокруг лужайки была уже съедена. Толстая веревка обвивала шею животного и не давала дотянуться до дальней травы, отчего металлический колышек, вбитый в землю, на который была привязана веревка, сильно накренился.

— Надо ему хлеба вынести, — Гошка метнулся назад в подъезд.

— Георгий, оставь животное в покое, — тревожный голос бабушки на миг его приостановил. — У него есть хозяин… и ты тут ни при чем…

Но Гошка уже бежал, перепрыгивая через ступеньки по лестнице вверх.

Старая Тереза кряхтя карабкалась на ступеньки трамвая, когда ее внук поставил миску размокшего серого хлеба перед узкой бараньей мордой.

Баран был крупный, черный. На небольшой вытянутой голове прочно сидели направленные в стороны массивные спирально завитые рога с мелкими поперечными насечками. Друзья разглядели его довольно высокие ноги и небольшой хвост, а потрогав, оценили скрученную в мелких завитках меховую шубу.

Аскарик прикидывал в голове, сколько бедняге осталось жить: день или два, и как бы уговорить хозяев разрешить прогуляться с бараном по всему двору. Гошкино же воображение рисовало вместо барана собаку и непременно овчарку, с острыми ушами и умными глазами.

День обещал быть очень жарким, и Айман, мать Аскара, с утра чувствовала себя неважно. Слабость, разлившаяся по всему телу, сильное сердцебиение не давали сосредоточиться, и потому к обеду она отпросилась домой.

Подопечное животное тем временем пощипывало оставшуюся траву, мальчишки чинно сидели рядом: подсовывая миску с едой и перебрасываясь короткими фразами. Вдруг баран заволновался, натянул веревку и заблеял.

— Пить хочет! — решил Аскарик.

— Там… дальше, по Гагарина… есть колонка… Давай сводим?! — Гошка, судорожно сглотнув, махнул рукой в сторону и, не дожидаясь ответа друга, принялся сдергивать веревку с колышка.

Баран поднял морду, повернул в сторону взмахнувшего рукой мальчика и вдруг неожиданно рванул со всей силы.

Часы показывали два пополудни. Вдоль улицы по рельсам катился, позвякивая и покачиваясь, старенький трамвай. Среди редких сонных пассажиров в нем дремала и Айман, прикидывая в неясной голове, что готовить на ужин. Кондуктор, что несла службу на высоком сиденье возле окна, позже чуть не выпрыгнула в это самое окно от увиденной картины, переполошив всех пассажиров, включая водителя.

Вдоль дома, по тротуару, бежал рогатый черный баран с веревкой на шее, за ним неслись двое ребят. В одном из них Айман узнала сына.

— Стой! — закричала она — Стой! Аскар! — и, неловко выбравшись из трамвая, забыв про недомогание, помчалась вслед за ним.

Алма-Ата семидесятых годов гордо носила звание — город образцового содержания. Везде чистота и порядок. И вдруг на тебе! Посреди белого дня по улице бежит бесхозный баран!

Люди оборачивались на столь странное пешеходное движение: впереди резво бегущее животное, за ним — двое мальчишек, а следом запыхавшаяся, с красным лицом женщина с авоськой в руках. Понятно, что у каждого свои цели в этом марафоне: у барана добраться до водопоя, у мальчишек — догнать и вернуть тридцать пять килограммов живого мяса, а вот куда бежала эта немолодая женщина?

Догнали только у самой колонки. Баран, доскакав, начал жадно пить из лужицы рядом с ней. Друзья, добежав, молча, тяжело дыша, принялись — один наматывать край веревки на руку, другой с силой ухватился за рога. Обратная дорога была вдвое длиннее. Барана вели рядом, на коротком поводке, придерживая за крутые рога, сзади плелась еле живая Айман.

Остаток дня провели плотной шумной компанией. Баран был послушен и кроток. Друзья водили его по всему двору, окружив себя толпой завистливо-восхищенной ребятни. Терезе о случившемся доложили соседи. Дружно удивляясь и сетуя на плохое качество веревочного материала.

Гошка был в центре внимания, чем сразу и воспользовался, применив на подопечном животном небольшие приемы дрессуры. Баран, видимо, оказался толковым малым, то и дело слышались одобрительный смех и возгласы малолетних зрителей. Бабушку Терезу успехи дрессировки барана не интересовали, зато стриженую макушку великого укротителя весь вечер держала в поле зрения из кухонного окна.

Поздно вечером того же дня хозяин перевел упирающегося барана в подвал, а через день рано утром на площадке перед домом развели большой костер и поставили огромный казан. Мясо варилось — жарилось в нем целый день.

С утра Гошка с Аскаром сидели в спальне Терезы, зло гоняя старые игральные карты, плотно закрыв при этом окно, выходящее во двор, и задвинув шторы.

Уже в густых сумерках соседка постучала в квартиру Айман.

— Вот, угощайтесь! Свежий, вкусный бешбармак… и Аскару передай большой рахмет от нас со стариком, что барана нашего поймал.

От мяса Аскар отвернулся, улегся на кровать и стал что-то разглядывать на плешивом настенном ковре. В тот же час постучали и в дверь старой Терезы.

— Тереза-апа, прими угощение! Спасибо Георгию за барана… домой привел беглеца.

Но Гоша не притронулся к блюду, ушел в другую комнату.

На следующий день по телефону был срочно вызван отец Георгия. Давид скоро приехал. Прошел на кухню и внимательно слушал о чем-то долго и негромко говорившую мать.

В конце недели он снова приехал, и не один. На заднем сиденье машины в хозяйственной корзинке копошился забавный пушистый щенок. У него были смешные серые уши, черная широкая полоса по всей спине, толстые лапы, мягкий светлый живот и умные глазки. Смешно заваливаясь, он протопал по всей квартире. Все понюхал, везде сунул свой игрушечный нос, оставляя лужицы.

Луиза вначале брезгливо обходила мокроты, но потом, вздохнув, отправилась за тряпкой. Вытерев, уже скоро тискала и целовала такого милого щенка, из-за чего вновь поссорились с братом. Георгий объявил себя единственным хозяином и заявил, что телячьим нежностям не место в серьезном воспитании собаки.

С новым хозяином играли до вечера, пока наконец Гошка не вытянулся на полу перед телевизором. Щенок тут же улегся рядом на ковре.

«Хорошо!» — подумал Гошка, обнимая его двумя руками, одновременно решая, как они с Аскаром будут делить собаку.