Дактиль
Мирьяна Петрович-Филипович
Переводы с сербского Андрея Сен-Сенькова при участии автора
Мы шли по улицам осторожно, шагая как человек,
проснувшийся в комнате с кромешной тьмой;
смущали зарешеченные окна
и непроницаемые глаза жителей,
нас гипнотизировали сцены повседневной жизни, резня петухов,
ритуальные поклоны обеденной пище
и отсутствие прямого отказа в ответе. Мы не заметили,
как потратили годы в попытках найти имена для всех видов рыб
и водорослей на рыночных прилавках, мы удивлялись улыбающимся лицам,
повторяющим слова на непонятном языке
терпеливо и постепенно, как неразумным маленьким детям.
Мы заглядывали в переулки в надежде увидеть что-нибудь необычное
и сталкивались с древними масками, которые носили вместо лиц
живые люди, а разноцветные драконы и золотые рыбки смотрели
на нас, только когда мы отворачивались или соскальзывали на другую улицу. Мы могли бы провести дни, недели и месяцы,
вдыхая и выдыхая воздух, не являясь частью этого мира, хотя и
были на его улицах. Мимо проходили люди. Незаметно,
незаметные. Мы смотрели, но не видели. Иллюзия непонимания
сковывала нас.
И только тогда я поняла, что это чудо.
И что нужно сделать,
чтобы мир преобразился, став ближе, став твоим.
Сюйчжоу несёт на плечах
столько многовековой истории, что даже облака
склоняются к окружающим холмам с неповторимой
нежностью.
С холмов нежность стекает в озеро
и пропитывает город этим соком —
жители Сюйчжоу нежны,
и от этого оставляют глубокие раны,
как острым лезвием.
В Сюйчжоу не встретишь обычных лиц.
Зато есть продавец пирогов и уличный мясник
с парой петухов, готовых к закланию,
механик в тесной лавке, ремонтирующий электровелосипеды, —
у всех у них есть древние ханьские маски, которые
они надевают на лица,
когда те начинают слишком походить
на современные.
Переулки в Сюйчжоу являются точной копией
дорог в нашем Млечном Пути —
смысл и направления их открываются, только
когда вы уже в вихре звёзд.
Как и сам Сюйчжоу:
скрытый молочным утром бледными облаками,
он нежно зовёт вас,
здоровается,
и вы попадаете
в вихрь
звёзд.
Это неустойчивая композиция.
Он стоял на террасе Журавлей и
смотрел на тень паруса,
уносящего его единого друга,
и печаль была идеальной.
Овальное лицо обрамляли
ещё чёрные волосы, отбрасывающие тень на
древние глаза, предшествовавшие
тьме времён. Окаймлённые нежной
линией век, глаза смотрели
из начала времён, из предыстории, из
далёкого золотого века.
И именно эта
приподнятая линия верхнего века,
изящно изогнутая,
торжественная
и мощная в своей изысканности,
выделялась
и превращалась
в буквы времени.
Моему ученику Джиму,
Вейфан, 2018
Джим сидел за последней партой
и был вдвое крупнее других студентов.
Его английский был плохим,
а учительница математики всегда злилась,
если у неё был урок в его классе.
Классная сообщила, что у него проблема
(предполагаю, дислексия),
но все молчали,
потому что говорить об этом не принято.
И пока математичка кричала,
Джим молчал.
Он всегда молчал.
В нашей реальности,
где у всего есть число и значение,
Джим жил только наполовину.
А там, где он по-настоящему жил с открытыми глазами,
числа не делились, не умножались,
а занимались фигурным катанием.
И после пили чай с французскими миньонами.
Над озером Юньлун полная луна
мягко и бесшумно поднимается к небу на изящной
единственной ножке. Зависает над небоскрёбами,
любопытно заглядывая в окна,
и продолжает путь. С улыбкой движется
к озеру, не забывая отдыхать на крышах
многочисленных ресторанчиков. Люди
в VIP-залах едят, заняты мелкими заботами. Одинокая луна
продолжает путь к озеру. Замерев на границе небытия
в неоновом свете, она
погружается в глубокие воды Юньлун. Озеро
поглощает её, небо наполняется звёздами, водная поверхность
дрожит, и каждая капля становится
жидким серебром. А когда капли соединяются, серебристый звон
голосов предыдущих столетий существования
и исчезновения звучит над поверхностью озера.
Изменившаяся луна появляется вновь, перестаёт покачиваться
над озером Юньлун, и серебряное зеркало отвечает ей
взаимностью, взглядами всех своих предыдущих любовниц.
(название жилого комплекса в Сюйчжоу)
Arcadia refers to a vision of pastoralism and harmony with nature.
The term is derived from the Greek province of the same name
which dates to antiquity; the province's mountainous topography
and sparse population of pastoralists later caused the word
Arcadia to develop into a poetic byword for an idyllic vision
of unspoiled wilderness. Arcadia is a poetic shaped
space associated with bountiful natural splendor and harmony.
The inhabitants were often regarded as having continued
to live after the manner of the Golden Age,
without the pride and avarice that corrupted other regions.
Wiki
… — пена и пелена падения....
А. Драгомощенко
Утро пламенеет. И Аркадия, о да,
Аркадия, сочная, полная жизни Аркадия,
продолжает видеть совершенные сны в дымке утра
среди покрытых росой плит
и бетонных лепестков цветов, под солнцем, освещающим
очередной день из серии подобных. Аркадия никогда не
теряет серых листьев, её металлические корни
жадно пьют камень и землю. Аркадия — это место
изобилия, зелёно-серый плексигласовый оазис с нарисованными
розовыми лепестками в хрупкой памяти её жильцов.
С электрическими пчёлами на искусственных
пыльниках.
Аркадия — это новая гармония
и золотое сечение сегодняшнего дня.
На первый взгляд дни в Сюйчжоу однообразны:
просыпаются дети, завтракают (первый
приём пищи должен быть в семь утра), отправляются
бесконечно учить основы генетики и законы
математики, в двенадцать — время второго приёма пищи
и короткого отдыха. После этого все продолжают
улучшать себя и свой род, и к шести вечера наступает время
для третьего приёма пищи. Вечер даёт возможность передохнуть
от занятий среди тёплых голосов семьи в
холодных домах (их, правда, становится всё меньше).
Но это иллюзия, обман невнимательных.
Потому что когда спина пришельца поворачивается, румяная пятилетняя девочка во дворе весело визжит и стучит ногой — и тогда из каждой тени и каждого мрачного угла пробивается тайная жизнь этого города: огненно-красные драконы становятся огненными вихрями, ревут в ярости тигры, бабочки взлетают в небо, мудрая обезьяна начинает очередное путешествие на запад. Герои пристально осматривают мечи, легендарные цари династии Хан рассказывают о дворовых интригах, а панды из Сычуаня отправляют бамбуковые письма дальним родственникам в Сюйчжоу. Неизвестно, кто кого видит во сне, а кто реален, как в книге Цао Сюэцина.
И пока лотосы и пионы прорастают и начинают цвести под ногами жителей Сюйчжоу, посторонние видят лишь бетон, холод и недоразумения.
Мирьяна Петрович-Филипович — родилась в Таллинне в 1976 году. Литературовед, переводчик, поэт. Переводит современную русскую поэзию и прозу. Была докторантом филологического факультета Белградского университета. Автор поэтической книги «Палимпсест» (2007, премия «Првенац» за дебютную поэтическую книгу). На русском выходила книга поэзии «Табернакль». Живет и работает в Maple Leaf International Academy в Шеньжене, Китай.