Падишах БЖ

(пьеса в одном действии)

 

Действующие лица:

Человек в халате

Григорий

Корявый

Светка

Некто в платке

Мальчик

Мама

 

Зал квартиры в хрущёвке. Дверь в коридор открыта нараспашку. Обстановка заурядная: сервант, диван, пара табуреток, стол, на нём — выключенный пузатый телевизор, накрытый кружевной салфеткой. Между столом и диваном стоит серый мешок с семечками. Повсюду разбросаны книги, газеты, старая одежда, обувь, пакеты с неизвестным содержимым. В правом углу несколько старых подушек сложены горкой. Лампа слева от дивана тускло светит жёлтым. Роль абажура выполняет сплетение тряпок, отрезов ткани, хаотично намотанных вокруг скрытого от глаз каркаса. Дверь на балкон виднеется из-за плотной шторы. На полу сидит, опершись спиной о диван, босой человек средних лет, в полосатой рубашке, серых брюках. Голова склонена, глаза закрыты. Шевелится штора. Сначала легко, как от сквозняка. Потом сильнее. Из-за неё выходит, сгорбившись, сложив руки перед собой, человек в цветастом халате. По комнате растекается светлый дым, словно в опиумной курильне. Издалека долетают звуки восточной музыки, манящей и странной. 

 

Человек в халате. Рассказывают также о сапожнике по имени Григорий, что одиноко коротал дни в скромном жилище на третьем этаже старого кирпичного дома. Из окна открывался вид на Парк Победы; район под названием БЖ; непроходимые кусты акации; высокий берег реки, именуемой одними Ишимак-разрушитель, другими же — Йешиль-голубой. Супруга давно покинула бедный дом, переехав в далёкие земли блёклоглазых алманов, где, как говорят, предалась блуду с торговцем ослиными шкурами. Григорий же проводил вечера латая соседскую обувь, решая сканворды в старых газетах, а также принося дань демону пьянства. Пил Григорий из бутылок, украшенных зелёным плодом, имеющим дурную славу в сказаниях иудеев, из сосудов с троекратным святым числом на этикетке, и даже из ёмкостей, сходных по внешнему виду с обвисшим выменем. Был у сапожника лишь один приятель: сосед с четвёртого этажа, известный многим под прозвищем Корявый. И вот случилось так, что тёплым летним вечером, ведомый скукой и желанием выпить, Корявый решил посетить своего друга-сапожника.

 

Договорив, человек в пёстром халате низко кланяется и отступает к подушкам. В дверном проёме появляется Корявый. На нём старый пиджак, белая майка заправлена в штаны. На ногах тапки.

 

Корявый. Григорий Василич, вы чё это? Поспать решили?

Григорий. Я думаю.

Корявый. А… Ну ладно. А то я уже решил, что накидался в одного.

Григорий. Человек всегда в одного накидывается.

Корявый. В смысле? А я чё?

Григорий. И ты в одного. Можем вместе в одного накидаться.

Корявый. А, ты про это. Как в мультике про котят. Они там вместе боялись.

Григорий (усмехается). Му-у-у-льтики. Ага. Было дело, смотрели. 

 

Григорий открывает глаза.

 

Корявый. Телек тебе починить надо.

Григорий. Да он помер уже. На Пасху чё-то ожил, начал сквозь помехи показывать, так на пять минут хватило. И его и меня.

Корявый. Новости?

Григорий. Угу. Ты это… Пакет вон тот подай.

 

Корявый поднимает с пола пакет, подходит к Григорию, садится на диван. Хозяин квартиры с кряхтением встаёт, пододвигает табуретку поближе, садится рядом с гостем. Достаёт из пакета бутылку водки, пару пластмассовых стаканчиков, ставит на табуретку.

 

Корявый. О! Откуда взял?

Григорий. Из пакета.

Корявый. Шутник, бля… Наливай, давай.

Григорий (не моргая смотрит на получившийся натюрморт). Успеется.

Корявый. Ну как скажешь. (Жуёт губу, тоже смотрит на табуретку.) Так это... О чём думал-то?

Григорий. О вкусе.

Корявый. Каком вкусе?

Григорий. Жизни.

Корявый. Чё? Какой ещё жизни?

Григорий. Именно. (Потирает колени, после паузы выдыхает, выходит из ступора и начинает говорить с подъёмом.) Короче. Идеальный вкус. Смотри и запоминай. (Достаёт из пакета половинку багета, банку горчицы, кусок сервелата. Поднимает с пола ножик.) Начинаем со сладости. (Режет багет напополам, берёт нижнюю часть.) Детство. Трава высокая, дни яркие, ночи тёмные, вечера… Хорошие вечера. Всё манит, ничё не ясно, но дохрена интересно. (Легонько трогает пальцем мякиш.) Облака мягкие, одеяло мягкое, подушечки пальцев… Ну ты понял. (Корявый чешет голову. Григорий начинает намазывать горчицу на кусок багета.) Дальше кислота идёт. Ну такая, сладковатая ещё, но всё равно кислота. Поэтому берём дижонскую, а не русскую. В русской хрена столько, что кроме него ничего не останется. Это у нас, короче, будет пубертат. (Корявый переводит взгляд с банки на лицо Григория. Тот морщится, кивает.) Юность. Взросление и вот это всё. Ощущения новые, аж скулы сводит. Что раньше не нравилось, стало по душе прям. В принципе, можно и оливок добавить, но это уже снобизмом попахивает. Мы по-пролетарски… Далее. (Григорий режет колбасу, добавляет ломтики в сэндвич.) Соль жизни. Зрелость. Самый жир. Сервелат. 

Корявый (лицо проясняется). А… Не докторская?

Григорий. Нет, конечно. Мещанская тема. Мы на такое не размениваемся.

Корявый. Так это… Салями тогда или ветчины кусок.

Григорий. Щас же. Хамона. Мы ж с тобой от быков по Памплоне бегаем, китовый ус промышляем, мулаток соблазняем. 

Корявый. Ой, пошёл ты.

Григорий. В том то и дело, что никуда не пошёл. Короче, дальше. (Накрывает сверху второй половинкой багета.) И снова сладость. Тут, понятно, воспоминания. Ну или дети, типа. Реальные.

Корявый. Ага. Мы детям этим нахер не сдались. Правильно делаешь, что не заводишь. Воспитываешь, тратишь, горбатишься на него полжизни, а он уже третий год не может… Да чё, бля, говорить. Перетёрто на сто раз.

Григорий. Во-о-от. И поэтому — горечь. (Разливает водку по стаканчикам, ломает сэндвич на две части.) Пробуй.

 

Чокается с Корявым, выпивает залпом, закусывает. Корявый, выпив, с упоением жуёт.

 

Корявый. Слушай, вкусно.

Григорий. Потому что правильно сделан.

Корявый. А я вот слышал, что вкусов пять.

Григорий. Не… Пятый только у японцев. 

Корявый. А… Ну всё равно хорошо придумал. 

Григорий (загадочно). Не придумал, а понял. Я, так-то, за последнее время много чего понял. Может, вообще всё.

Корявый (рука с закуской замирает перед лицом). Чего?

Григорий (барабанит пальцами по табурету, смотрит на лампу). Ладно… Лампу видишь?

Корявый. Ну. 

Григорий. Волшебная.

Корявый. У-у-у-у. Белка наконец пришла? Скорую вызывать? Что за волшебство началось?

Григорий (загибает пальцы). Отвечаю по пунктам. Не пришла. Себе вызови. Желания исполняются.

Корявый. Какие желания? 

Григорий. Какой-какая-какое-какие. Вот достал, честное слово. Как попугай.

Корявый (встаёт). Ой, да иди ты сам. Даже дурку вызывать не стану. Больно надо. До свиданья.

Григорий. Ну что ты сразу обиженного включаешь? Извини. Это я из-за наплыва сведений. 

Корявый. Да каких сведений-то?

Григорий. А вот хер знает. Вроде и понял, а сформулировать не могу.

Корявый. Что понял?

Григорий. Да всё… Вроде. (Видит, что Корявый кривит лицо, собираясь уйти. Торопливо продолжает.) Сидел я, значит, и думал про всякое. Ну ты в курсе. Где что не так пошло, зачем вот это всё и как дальше быть. И сказал вслух, мол, да что же за муть вокруг такая. Хочу понять. И лампа…

Корявый. А что ты, кстати, на неё накрутил? Абажур же нормальный висел. 

Григорий. Да пьяный был, а она в глаза слепила. На абажур тряпку повесил — опять не то. А вот что потом — смутно помню, но в итоге такая конструкция образовалась. Мда… Блядь, да не в абажуре дело. Причем тут вообще абажур? Я тебе говорю — сказал, что хочу понять. И лампа как-то так засветилась странно…

Корявый. Как странно?

Григорий. А может, и не странно. Может, всегда так было, но я только в тот момент заметил. И вообще много чего заметил. Такая каша в башке. А с другой стороны — спокойно как-то.

Корявый. Так ты про такое желание? Типа, понять чего-то? 

Григорий. А тебе какое желание надо?

Корявый. Деньги, вещи.

Григорий. Вон мешок семечек стоит. Бери.

 

Корявый недоверчиво подходит к мешку, достаёт семечку, настороженно рассматривает её, затем лицо проясняется.

 

Корявый. Ой, не трынди ты, не трынди. Клава с тридцать шестой, поди, занесла. У неё-то три придурка на лавках, чтобы не сожрали. (Берёт горсть, начинает щёлкать.) Я ей говорю на днях: «Что ты их не солишь, дура? Солёные-то лучше брать будут».

Григорий. Думай как хочешь. Клава, не Клава… Я семечек хотел, вот они. 

 

Корявый садится на своё место, разливает водку по стаканчикам, не чокаясь выпивает свой залпом.

 

Корявый. Знаешь, что бы я пожелал? Бесконечную бутылку водки.

Григорий (выпивает, морщится). Сдохнем же.

Корявый. Ну почему сразу сдохнем? Разумное потребление, всё в меру, сила воли…

Григорий. Сдохнем!

Корявый (подумав, грустно вздыхает). Сдохнем.

 

Некоторое время сидят в тишине, жуют остатки закуски.

 

Корявый (хмыкает). Ковёр-самолёт попроси.

Григорий. Да думал уже. Смех-смехом, а единственное, что в голову пришло. Глупость такая. Хотя, с другой стороны, может, и пригодиться.

Корявый. Ладно, хорош гнать. 

Григорий. Скучный ты. 

Корявый. А ты гонишь.

Григорий. Я не гоню. Я грущу.

Корявый. Почему?

Григорий. Желаний нет.

Корявый. Мир во всём мире!

Григорий. Что это значит вообще?

Корявый. Ну как… Чтобы все хорошо жили. 

Григорий. Да кто все-то? Восемь миллиардов на планете, и каждый по-своему с ума сходит. Ты вот на поминках водяру блинами закусываешь, а какие-нибудь папуасы мозги покойника толпой потребляют. И неизвестно, кто прав. Они-то знают, зачем так делают, а ты блины на автомате точишь, без какого-либо понимания. 

Корявый. И зачем они мозги едят?

Григорий. На память. Во всех смыслах.

Корявый. Ну и пошли они на хрен, папуасы эти. Их не учитываем.

Григорий. Восемь. Миллиардов. Человек. Какое ты имеешь право за всех решать? Тысячелетиями, значит, пробирались наощупь. Империи возносились и рушились. Люди на костёр за идеи шли и всё такое. Лишь бы кто-то до чего-то дополз в итоге. А тут, посередине сеанса, Павел Петрович с БЖ всё за всех решил. Пацаны, стоп. Мир во всём мире. Не надо благодарностей.

Корявый. Ну Павел Петрович. Ну с БЖ. И что?

Григорий. БЖ что означает?

Корявый. Благоустроенное жильё.

Григорий. Большая жопа! И ты сам это прекрасно знаешь.

Корявый. Нормальный район. Лучше мозги жрать?

Григорий. Лучше понять, чего ты хочешь. Но ты ж ничего не хочешь. Потому что живёшь на БЖ. На войне люди тишины хотят, в джунглях — поесть нормально или чтобы духи предков не злились. Миллиардеры и те мечтают. Автомобиль до Марса заказать, правда. Ну и пусть. А мы же ничего не хотим, по-настоящему. Вечноспальный район. Мы в нуле, в стазисе, в теплохладности, на БЖ.

Корявый. Гриша, я техникум кончал, завязывай со своими терминами. 

Григорий. Да понял ты всё.

Корявый. Сломай тогда лампу эту к херам собачим. Если не нужна.

Григорий. Говорю же — даже ломать не хочется. Вот вдруг это какая-нибудь филактерия.

Корявый (развалившись на диване). Фила-чё-бля?

Григорий. Как объяснить-то… Витьку с пятого этажа помнишь?

Корявый. Афганца? Естественно. Не просыхал ни дня же. Тут забудешь, ага. Сколько раз орал, что газ откроет и весь дом взорвёт к чертям. 

Григорий. Песни пел.

Корявый. Да орал. Мне через стену слышно было. «Стоит сосна… Сгубили пацана…» Придушить хотелось.

Григорий. А знаешь, как умер?

Корявый. Так менты же вроде отмудохали.

Григорий. Ни фига. 

Корявый. А тебе откуда знать?

Григорий. Я же сказал, что всё знаю. (Видит, что Корявый морщится.) И ещё, ты в тот вечер на даче был, а я дома. Подсмотрел, короче. 

Корявый. И чё, и чё?

Григорий. Да ничё. Начал опять орать про Кандагар-Афган-чёрныйтюльпан, и соседка не выдержала, наряд вызвала. Те нотаций читать не стали, просто гитару расхерачили на составные части и ушли. 

Корявый. Его тоже, наверное…

Григорий. Нет. Пальцем не тронули. 

Корявый. Так и почему умер-то?

Григорий. Я же сказал. Гитару расхерачили.

Корявый. Это как с цыганом? Ну, знаешь, если у цыгана отобрать деньги, он засмеётся, если украсть гитару — он умрёт.

Григорий. Типа того. Только цыган в момент и от горя. А этот-то давно умер на самом деле. (Машет рукой.) Там ещё. Просто держало что-то…

 

Сидят в тишине. Григорий смотрит на лампу, Корявый сгорбился. Человек в халате встаёт с подушек. Сложив руки за спиной, проходится по комнате. Лампа тускнеет, Григорий и Корявый замирают в полутьме. 

 

Человек в халате. Рассказывают также о молодом человеке без имени, который отправился на войну, дабы снискать славу. Так попал он в земли дикие и неприветливые. Встречал юноша людей, что говорили на языке собачьем, языке вороньем и языке муравьёв. Видел сорок с острыми лисьими зубами; тутовое дерево, что плодоносило один день в году; реку, текущую из ада и доносящую послания мёртвых на панцирях черепах. А уж смерть в тех краях таились за каждым камнем, куда бы воин ни шёл. 

И вот в одном из сражений враг оказался так силён, что перебил всех соратников безымянного. Тогда юноша упал навзничь и притворился мёртвым. Лежал он долго, испытывая ужас при каждом звуке. Казалось ему, что враг не ушёл, ходит рядом и выискивает. Со временем безымянный привык к незавидному положению. Стал он слышать, как мёртвые перешёптываются меж собой. Кто-то продолжал отдавать приказы и воодушевлять солдат, что остались лежать среди камней. Кто-то повторял имена женщин, пока звуки не превращались в скороговорку, тихий треск насекомых. Кто-то причитал, проклинал врага, но слова эти уносил горячий ветер. Юноша перестал осознавать, сколько прошло часов, сменился ли день ночью и вернулось ли солнце обратно на свой золотой трон.

Как вдруг мёртвые замолчали. Кто-то ходил по полю боя. Речь незнакомцев была тихой, но безымянный, хоть и с трудом, но различил родные слова, вспомнил, что они означают. И когда на плечо его легла тёплая рука, юноша решился. Раз уж ему так легко удалось притвориться мёртвым, то уж притвориться живым будет проще простого.

 

Человек в халате подходит к шторе, садится около неё по-турецки. Становится светлее. Корявый и Григорий выходят из ступора. 

 

Корявый. Давай ещё по одной.

 

Григорий разливает водку по стаканчикам. Нарезает остатки колбасы. В зал заходит женщина средних лет — Светка.

 

Светка. Здорово, купечество.

Григорий. Где ты тут купечество увидела?

Корявый. О, привет, Светка. 

Светка. Гриш, у тебя тройник есть? Мне постираться надо. 

Григорий. На кухне глянь. В ящике нижнем валяется. И я тебе ботинок прострочил, в коридоре забери.  

Светка. Благодарствую. (Уходит.)

 

Корявый смотрит вслед.

 

Корявый. А вот я считаю, что желать надо не себе, а окружающим.

Григорий. Ох, не хотел бы я, чтобы для меня что-то Корявый желал.

Корявый. Да не. Я же про хорошее. Ну вот, чтобы Светка снова мужикам нравиться начала.

Григорий. Благодетель ты наш. 

Корявый. А что? Она ещё ничего такая. Ей бы мужика.

 

Григорий недовольно качает головой, выпивает из стаканчика. Корявый встаёт, начинает ходить по комнате, потирая руки о штаны. Останавливается в итоге около мешка с семечками, набирает горсть, начинает щёлкать. В зал вновь заходит Светка.

 

Светка. Всё. Включила. Через два часа постирается. (Глядит на табуретку.) А что это вы посреди недели пьёте?

Григорий. Счастливые часов не наблюдают.

Светка. Ясно. Даму-то угостите?

 

Григорий наливает в стаканчик. Светка выпивает залпом, тут же наливает себе ещё.

 

Светка. Я до полоски. И дальше убираться пойду. 

 

Смотрит на мешок с семечками, подходит к нему. Корявый глядит на женщину, потирая щетину.

 

Корявый. Светик, а Светик. А чего это ты сегодня такая красивая?

Светка. Это не я красивая, это ты весёлый уже. 

Корявый. Да не. Ну прям светишься вся. 

Светка. Иди ты. 

Корявый. Ты давай, как постираешься, заходи. Проведём вечер культурно. 

 

Светка пристально смотрит на Корявого. Григорий отворачивается к балкону, делает вид, что не заинтересован происходящим. 

 

Светка. Ты что тут устраиваешь, кобелина?

Корявый. Чё сразу кобелина?

Светка. Ну а кто? Намахнул — мачо себя почувствовал.

Корявый. Да причём тут мачо? Я просто подумал, что вот Светлана… Батьковна сегодня красивая. Решил комплимент сделать.

Светка. Александровна. Комплимент он захотел сделать. 

Корявый. Ну а что такого? Приятно должно быть.

Светка. От чего?

Корявый. Что мужчинам нравишься.

Светка. Ой, блядь! (Смеётся.) Вот уж спасибо. Прямо камень с души. Теперь заживу. 

Корявый. Да что не так?

Светка. Всё не так. Вот как одному дебилу в ПТУ понравилась, с тех пор и не так. Правда, оказалось, что ему не только я нравлюсь. А женщины в принципе. И ты такой же кобель. Понравилась я ему, ага. Пошли Стёпку в седьмой класс собирать тогда. Или так уже не нравится? 

Корявый. Ну это… Можно помочь, если надо. С миру по нитке, как говорится… Мёртвому припарка. 

Светка. Гриша, не наливай ему больше. Что он несёт-то?

 

Выпивает, ставит стаканчик, идёт к выходу, в дверном проёме разворачивается. 

 

Светка. Золовка моя, Царствие ей небесное, раз возвращалась вечером через гаражи. И понравилась там трём мужчинам. Не посмотрели, что хромая. Так понравилась, что потом зашивать пришлось. Так что иди ты со своими пожеланиями…

 

Не договорив, уходит. Григорий смотрит в сторону балкона, Корявый склонил голову около мешка с семечками. Человек в халате встаёт и проходит по залу, сложив ладони перед собой. 

 

Человек в халате. Доводилось мне слышать и о девушке, искавшей феникса. В детстве старая цыганка в обмен на куклу нагадала девочке, что суждено ей встретить огнекрылого феникса. С тех пор лишь о том были все юные помыслы, и спустя годы, покинув родительский дом, отправилась красавица с караваном в сторону юга, где, как считалось, водились невиданные твари. Встретила странница многих зверей. Склонял перед ней голову белоснежный конь с рогом во лбу; смотрел на то, как она купается облачный дракон, притаившийся среди ветвей плакучей ивы; падал, увидев красавицу, плашмя на горячий песок безухий собиратель небесных камней. Но все они были отвержены упрямой девушкой. Среди сонма дивных существ искала она лишь одно.

И вот между чёрных скал, куда не добирались даже охотники на беглые тени, нашла она пещеру. Отблеск красного пламени плясал на стенах. Войдя внутрь, девушка увидела пылающий чёрный валун, а на нём горделивую птицу с алыми перьями, что ценились в её стране на вес золота. Упав на колени, девушка обратилась к фениксу, поклялась ему в вечной преданности и попросила не гнать. Феникс бросил на неё надменный взгляд, а потом воспарил над валуном. Острыми когтями расцарапал он девушке грудь и плечи, чёрным клювом оставил следы на руках, огненными перьями опалил одежду. Когда же осмелилась девушка подняться из пыли, то увидела, что феникс уснул. Обрадовалась она, решив, что это знак, разрешенье остаться. Лето сменяло весну, осень оплакивало лето, шли годы, а женщина жила в пещере, ублажая яростную птицу. Нашлись среди камней мешок с соломой и старая рогожа, оставленные неизвестно кем. Питалась красавица дикими голубями, пустынными мышами, серой саранчой — тем, что приносил с охоты её владыка. Но однажды феникс не улетел за добычей. Женщина заметила, что оперенье его потускнело, клюв облупился, когти покрылись белой плёнкой. А следующей ночью проснулась она от сильного клёкота. Метнулась к валуну и увидела, что феникс издох. Тело его вмиг похолодело, кожа сморщилась, ушли былые красота и величие.

Вздохнув, женщина вернулась к месту своего ночлега, достала из-под старой рогожи большое чёрное яйцо. От него исходил жар, будто что-то тлело глубоко под толстой скорлупой. Перешагнув тело феникса, женщина подошла к валуну и положила яйцо в пламя. А потом отправилась к ближайшему торговому тракту с драгоценной тушкой, ведь и солома в мешке поистрепалась, и добывать пропитание в пустыне она пока не научилась. 

 

Человек в халате вновь садится по-турецки. Лампа светит ярче, собутыльники выходят из ступора. Корявый садится на диван.

 

Корявый. Мда… Стыдно вышло.

Григорий. Сам виноват. Гондон Жуан недоделанный.

Корявый. Э, бля, за базаром следи.

Григорий. И тебе того же, и тебя туда же. 

 

Несколько мгновений сидят молча. Корявый беззвучно шевелит губами, ведёт внутренний спор.

 

Корявый (примирительно). Это. А ещё есть? 

Григорий. Чего?

Корявый (приглушённо). Водка.

Григорий. Да есть, скорее всего. Догнаться же хочется. Под диваном посмотри.

 

Корявый лезет под диван, выкидывает оттуда старую обувь, потом выбирается с бутылкой и банкой консервов без этикетки. 

 

Корявый. Опа! То, что доктор прописал. А чё у тебя консервы какие-то под диваном валяются?

Григорий. Ибо тело жаждет закуски.

Корявый. Ты, я смотрю, тоже поднакидался. Жаждет он.

Григорий. Наливай уже.

 

Корявый открывает бутылку, разливает по стаканам. Тянет за колечко на банке, смотрит внутрь.

 

Корявый. Паштет. (Суёт палец, облизывает.) Свинячий вроде. 

Григорий. Поведение у тебя свинячье. (Тоже суёт палец, облизывает.) Гусиный.

 

Некоторое время наслаждаются паштетом.

 

Корявый (глядя в пустую банку). А перед Светкой неудобно прям.

Григорий. Иди извинись.

Корявый. Так она подумает, что я опять подкатываю.

Григорий. Правильно подумает.

Корявый. Да ты задрал. Ну правда, неудобно. Отвечаю.

Григорий. Нет к тебе, Корявый, доверия. Пожинаешь плоды поступков, так сказать. 

Корявый. Ну чё мне теперь сдохнуть, что ли? Да, не святой. А кто лучше-то? Кто лучше, покажи. 

Григорий. Ну вот Корявый, который той головой, что на плечах думает, был бы лучше. Ты вообще когда в последний раз не для себя что-то делал? 

Корявый. А кто тополь во дворе спилил?

Григорий. А кто тебя просил его спиливать?

Корявый. Так на детишек бы упал. 

Григорий. Каких детишек? Там машины одни. Детишки дома в телефонах сидят.

Корявый. Ну на машину. Тоже мало приятного. 

Григорий. Вот ты жук, конечно. А на дрова ты его попилил и продал тоже из доброты? Чтобы в частном секторе никто не замёрз?

Корявый. Ой, хорош говном поливать. Да, не святой. Давай в меня камнями кидать теперь. Давай сдохну, может, кому лучше станет.

 

Григорий встаёт с дивана, пошатываясь, идёт в коридор.

 

Григорий. Ты завязывай с драмой. И так душно. Я, короче, в туалет, а ты карты посчитай. Под подушкой лежат. Если все, то сыграем. 

 

Григорий выходит из зала. Корявый кривит лицо, шевелит губами, передразнивая хозяина квартиры. Потом лезет рукой под подушку и достаёт старую колоду карт. Распаковывает, начинает раскладывать по кучкам. В комнату входит Некто — мужчина высокого роста в чёрном плаще. Штаны и ботинки тоже тёмные. На голове бандана, лицо ниже глаз скрыто платком. Корявый ошарашенно смотрит на гостя.

 

Корявый. Вы к кому?

 

Некто в платке не отвечает и медленно подходит к дивану.

 

Корявый. Это что вообще?.. Это как вы?.. Я же тут не один. (Голос всё тише, переходит в бормотание.)  Вы почему в платке? А, ну ясно — пандемия, профилактика. Я вот тоже маску ношу, когда выхожу. Но я давно не выходил. Я в подъезде только. Или дома сижу, или тут... А так всегда только в маске. Но дома-то зачем, все же свои. И тут все свои... У меня же сын был. Есть. Но уехал. Не знаю даже. Пишут, что у них все палаты забиты, хоронить не успевают. Вот как он там? (Всхлипывает, закрывает лицо руками. Затем внезапно оживает.) Вы в карты играете?

 

Некто в платке садится на край дивана. Корявый тасует колоду, раздает себе и гостю. Тот берёт карты и смотрит на них.

 

Корявый. Козырь — черви. Мда… (Изучает свои карты.) Черви, значит. У меня шесть, я хожу.

 

Корявый кладёт карту, Некто в платке плавно накрывает её своей. Корявый отрицательно качает головой, Некто в платке также медленно переворачивает карты в отбой, держит над ними руку некоторое время, потом убирает.

 

Корявый. Вот я и говорю — коронавирус. Все же с ума сошли. Страдают, значит, только старики, чудо чудное, а не болезнь. Слышали такое мнение? 

 

Некто в платке смотрит на Корявого, но не отвечает, ходит своей картой. Игра продолжается.

 

Корявый. А я считаю, что пожилых ценить надо. Это ж с испокон веку так. Вон, король тот же. (Показывает на карту, лежащую козырем.) Старшая карта и мужик на ней старый. Да кого старый? Дед конкретный! Я таких только на 9 Мая видел. И на иконах. И ведь всё бьёт, кроме туза. Король, кстати…(Отбивает карту. Игра идёт дальше некоторое время.) А валет что? Красивый, молодой, но ниже только цифры. Что это такое вообще — валет? Прислуга какая-то? Не… Стариков беречь надо. За ними будущее. (Набирает в руку карт, тут же заходит сразу тремя. Голос снова крепнет.) А вот с бабами хорошо придумали. Ну кто карты рисовал. Мужиков на молодых и старых поделили, а по дамам не понять же. То ли восемнадцать ей, то ли за сорокет. Главное — красивые. Мда… (Берёт оставшегося червового короля. Отбивается от карты противника. Некто в платке остаётся с веером карт.) Ну вот как-то так. Вы тасуете теперь, значит.

 

Некто в платке молча смотрит на Корявого, медленно кладёт свои карты в отбой, встаёт и тихо уходит. Корявый ждёт несколько секунд, привстаёт с дивана, смотрит в коридор, затем выдыхает и падает обратно. Лежит на подушке, держится за сердце и тяжело дышит.

 

Человек в халате. Доводилось мне слышать и о человеке, что жил в маленьком городе на пересечении путей караванов. Продавал он ткани со всех концов света. Жена вела домашнее хозяйство, сыновья помогали в торговле. Но однажды, общаясь с караванщиками из страны, где трещины в земле рождали огонь, а по ночам с неба падали перья раненых ангелов, увидал человек старика, сидящего на циновке. Лежала перед ним чёрная лакированная коробочка из железного дерева. Стало человеку интересно, что же продаёт старик. Но тот лишь промолчал. Взыграло любопытство у торговца, пообещал он старику десяток золотых за ответ. Тогда бродяга вздохнул и поведал вопрошавшему, что вещь эта не простая. Если сложить в неё свою жизнь, то Ангел Смерти, явившийся в срок, останется ни с чем. Упал на колени человек, стал молить старика продать ему коробочку. Тот пожал плечами и отдал желаемое даром. 

Помчался купец домой, открыл чудесную шкатулку и бросил туда золотую монету. Но, коснувшись бархатной подкладки, монета тут же исчезла. Понял купец, что перед ним и вправду магический предмет. Стал он в тайне от жены и детей бросать туда всё заработанное золото. То исчезало в коробочке без следа. Но не покидала купца тревога, что такой платы недостаточно. И чем больше беспокоился он, тем чаще опускал в шкатулку часть своих богатств, отрезы лучших тканей, дорогие украшения. Обеднел некогда зажиточный дом, уехали сыновья искать счастья в чужую страну, ушла к другому жена. Стал человек просить милостыню на базарной площади. Бывшие товарищи из жалости подавали ему то медную, то серебряную мелочь. Но и та скрывалась в бездонной темноте лакированной шкатулки. Истощённый и грязный, лежал человек на окраине города среди бродячих собак и чёрных ворон. 

Заглянув в тысячный раз в коробочку, он вдруг понял, что боится теперь не смерти, а этого тёмного бархата, который вобрал в себя всё, что было дорого купцу. Вобрал без остатка и ответа. Тогда купец в горе поднял глаза к небу и увидел чудо: звёзды не стояли на месте, а танцевали, словно искры костра. Через мгновение он понял, что принял за далёкие огни обычных светлячков. В детстве он с друзьями часто искал таких по ночам. Но если тогда огни казались ослепительно белыми, то теперь выглядели желтоватыми. И купец понял, что хочет найти тех светлячков — из детства. Пришли воспоминания, из глаз побежали слёзы. В этот момент на плечо человека легла рука. Повернувшись, он увидел старика. Глаза того пылали огнём, изо рта струился белый пар. Понял человек, что перед ним джинн или марид.  «Знай же, что я обманул тебя, — промолвил дух. — Шкатулка эта создана, чтобы похищать у смертных их богатства и пополнять мою сокровищницу. Но теперь в ней то, что я забрать не могу». Человек взглянул внутрь шкатулки и увидел собственную слезу, застывшую на тёмном бархате. «Я не властен над тем, что принадлежит только тебе, — продолжил марид. — Но и не стану возвращать тебе то, что твоим никогда не было». Сказав это, он дыхнул огнём внутрь коробочки и исчез вместе с ней. 

 

В зал входит Григорий.

 

Григорий. Ты что развалился?

Корявый. Да про Пашку подумал, аж закололо. 

Григорий. А что думать? Хорошо у него всё. Там же у всех всё хорошо.

Корявый. Да где хорошо-то? Морги переполнены.

Григорий. Тем, кто в морге, всё равно уже. А остальным хорошо в целом. Карты посчитал?

Корявый. Хватает. Но что-то мне расхотелось уже.

Григорий. На нет и суда нет.

 

Разливает по стаканчикам алкоголь. 

 

Корявый. Дети эти. Доведут до могилы. 

Григорий. Это хорошо, если доведут. А могут ведь и на полпути бросить.

Корявый. В садик же на плечах таскал, на рыбалку брал. А велик я ему какой купил?!

Григорий. А ребро ты ему какое сломал?

Корявый. Иди ты в жопу. (Выпивает.) Ладно я, хоть бы мать попроведовал. Где что не так пошло?

Григорий. Тебе виднее. А переживаешь зря. Дай тебе второй шанс — ничего бы не изменилось. Ещё бы хуже стало. 

Корявый. Да куда хуже-то?

Григорий. Ну так-то он ведь мог и на БЖ остаться.

Корявый. Хорош на БЖ гнать, задрал. 

Григорий. Бухали бы сейчас втроём.

Корявый. Я тебе серьёзно говорю — завязывай.

 

В зал входит мальчик лет шести. Корявый резко затихает, прячет бутылку под табурет, но её всё равно видно. Григорий со скучающим видом отворачивается к балкону. 

 

Мальчик. Дядь, а почему у вас буквы на руке?

Корявый. Чего? (Смотрит на костяшки.) А! Это? Да дедушка мой как-то с газеткой мимо шёл, махнул и вот — прилипли. 

Мальчик. А сколько ему лет?

Корявый. Да ему уже нисколько. Я сам дедом скоро стану. А может, уже. 

Мальчик. А у вас мама хорошая?

Корявый. Мамка-то? Да как сказать... Ну хорошая, конечно. Разве мать плохая бывает?

Мальчик. У меня злая. С Вадиком не даёт играть. 

Корявый. Так это она переживает просто. 

Мальчик. А что вы пьёте?

Корявый. Тебе такое нельзя пока. (Григорий, не глядя, бьёт его локтём под ребро.) Вообще тебе нельзя такое. Это лекарство специальное.

Мальчик. А что у вас болит?

Корявый. Что болит? Хм… (Хмурится.)

 

Из коридора доносится громкий голос.

 

Мама. Миша! Ты куда убежал? Миша!

 

В зал забегает мама. В руках — пакеты с продуктами. 

 

Мама. Ты зачем сюда зашёл? Это чужая квартира. Быстро пошли отсюда. 

Мальчик. Я с дядей говорил.

Мама. С каким дядей? (Смотрит на обитателей квартиры.) Это нехорошие дяди, не надо с ними разговаривать. 

 

Уводит ребёнка из комнаты.

 

Корявый. И вправду, злая какая-то. Слушай, а вот ликёр и лекарство — они однокоренные, получается?

 

Мама забегает в комнату уже без пакетов.

 

Мама. Вы что, алкашня, совсем охренели? Мне участкового вызвать?

Корявый. А в чём проблема, собственно?

Мама. Дверь закрывайте в свою блат-хату. 

Корявый. А нам бояться некого. 

Мама. Бога побойся, дегенерат. 

Корявый. Э, женщина, я вот вас не оскорблял.

Мама. Ещё бы ты меня оскорблял. 

Григорий. Да вы успокойтесь. Всё хорошо, мы поняли. 

Мама. Что вы поняли? Мозги свои пропили давно, а теперь поняли что-то, ага. 

 

Разворачивается, уходит.

 

Григорий (вслед). У вас каблук скоро сломается. Я починю, если что. Заходи… (икает) …те.

Корявый. Ишь ты, культурный какой. 

 

Разливают, выпивают.

 

Корявый. Умеешь с клиентами работать.

Григорий. Это не клиенты, это мой народ.

Корявый. Чего? Патриотом стал?

Григорий (встаёт, покачиваясь). Это мой народ, ибо я повелитель сей… сих… сего… Всего вокруг, короче.

Корявый. Ох, йопт, Наполеон проснулся.

Григорий. И ты очнись, Корявый. Выгляни в окно, посмотри. 

Корявый. Что я там не видел?

Григорий. Вот! Это мы такие, потому что БЖ вокруг, или БЖ вокруг, потому что мы такие?

Корявый. В смысле?

Григорий. Корявый, ты сказки читал в детстве?

Корявый. Ну читал. Колобок, репка, там. 

Григорий. На хер репку. Про тысячу и одну ночь читал?

Корявый. Кино смотрел. 

Григорий (встаёт с дивана, ходит по комнате). Представь себе, Корявый, белоснежные минареты, устремлённые в небо. Узкие улицы, на которых кипит жизнь. Старые… (икает) лавки, в которых продают волшебные вещи. Прекрасные сады и фонтаны. Фиолетовый бархат, который вечерами накрывает разгорячённый город. И всё это переливается, горит и дышит в объятьях холодной ночной пустыни. Представил?

 

Корявый мычит что-то неразборчивое, кивает.

 

Григорий. А чего ждать на БЖ? Что хорошего может случиться в этих декорациях? БЖ — это брошенные жёны, БЖ — это блёклая жизнь, БЖ — это бесплодные желания, БЖ — это бездна.

Корявый. Ж-ж-ж-ж-ж…

Григорий. Без «ж-ж-ж-ж». Просто бездна. И я, как первый прозревший на БЖ, обладатель волшебной лампы, беру на себя обязательство поменять тут всё. Кто-то же должен начать! Никаких больше засранных палисадников, никаких больше лавок и бабок, никаких больше гопников с гитарами и алкашей в песочницах. Восстанет прекрасный древний город, услышав, что правитель его вернулся. Я султан, я шах, нет, я — падишах! Падишах БЖ! И пришла пора возвестить о приходе своём, вознестись выше всего этого. (Запускает руку в мешок с семечками, поднимает полную горсть.) Каждый будет одарен моей милостью. Ангелы слетятся на моё угощенье, ведь теперь мне всё подвластно. (Берёт с пола пару ботинок.) Никто больше не будет страдать в моём городе. Всех обую, всех одену, всем помогу. 

 

Свет лампы начинает подрагивать. Корявый откинулся на диване, глядя с открытым ртом на Григория. Тот решительно идёт к балконной двери, распахивает штору.

 

Григорий. И начнётся новая эра. Эра чудес!

 

В комнату входит Светка.

 

Светка. А что вы разорались? Гриша, я тебе…

Григорий. Прощай, старое ненавистное БЖ. Встречай своего правителя, БЖ новое!

 

Запахивает за собой штору, семечки из руки сыплются на пол. Слышен скрип дерева, звон стекла. Светка хватается за лицо. Корявый привстаёт, но ноги не держат его, и он падает обратно на диван.

 

Корявый. Что стоишь, дура?! Скорую быстрее вызывай. 

 

Светка убегает. Человек в халате встаёт, проходится по комнате, глядит за штору. 

 

Человек в халате. Одни говорят, что дивный, скрытый ото всех до поры, волшебный мир БЖ встретил своего падишаха как подобает. Что подхватили его ангелы под руки и вознесли. Выше серых тополей, выше старых красных двухэтажек, выше облезлых хрущёвок. Разошлись тёмные облака и явили великолепный дворец, который охраняли два исполинских воина. Никогда не умолкали птицы в садах того замка, прекрасные девы нежились у прохладных фонтанов, а золотой престол ждал своего хозяина. И началось время чудес, о котором ещё сложат истории, что зазвучат и в старых лачугах, и в богатых домах. Началась эра правления падишаха. 

Другие же возражают, что не выдержало небо тяжести грехов Григория, и рухнул он в кусты, переломав кости, вспугнув драную кошку на трубах, рассыпав семечки по сырой земле. И вместо золотого престола ждала его убогая палата в третьей городской больнице, серый потолок и скудная пища в течении двух недель. 

Но есть и те, кто утверждает, что своими глазами видели всё случившееся. Согласно их словам, падение Григория длилось недолго, ибо сушился этажом ниже старый ковёр с пёстрым узором. Но остался ли герой висеть между небом и землёй, разбился ли или же унёсся на ковре в небеса — того не ведает никто. Слишком тёмен был вечер и слишком густа листва тополей. 

 

Человек в халате кланяется, садится на диван, достаёт из-за пазухи палку колбасы, кладёт на стол. Корявый начинает её нарезать. Человек в халате берёт бутылку водки, наливает себе и Корявому. Выпивают в тишине, закусывают. Лампа медленно тускнеет. 

 

ЗАНАВЕС