Нон-Сен-Мишель

Один удар ложки, и карамельная корка на крем-брюле треснула. Софи тут же слизнула пролезший в трещины заварной крем и скомандовала:

— Доем — и сразу в замок!

— Мы уже в замке, мам, — сказала Виржини.

Отлив обнажил гладкое песчаное дно, золотом поблёскивающее на солнце. Софи с дочкой оставили тёмные очки в машине, и теперь не могли разглядеть лицо экскурсовода, который с напускным упоением перечислял все прелести острова Сен-Мишель:

— Не забудьте хорошенько закусить солёной бараниной и горячим хлебом с бретонским маслом. И воздух, запах моря — обязательно вдыхайте его полной грудью! Говорят, он настолько полезный, что вылечивает любые болезни.

— Пойдём отсюда, — шепнула Софи. — Он несёт какую-то чушь.

Они исследовали аббатство в одиночестве, держась подальше от бестолковых туристических групп.

— Бедные монахи, несладко жить в такой морозилке, — сказала Софи, когда они осматривали очередную келью, как две капли воды похожую на предыдущую.

— Тут не холоднее, чем у нас в квартире зимой, — заметила Виржини, и обе прыснули. Но быстро перестали улыбаться. Улыбаться сейчас было неуместно.

Они вышли на смотровую площадку. Выл ветер, колыхалась солёная трава. Небо и дюны казались выцветшими и смазанными, будто художник долго оттирал с холста неудавшиеся оттенки голубого, зелёного и коричневого, а потом махнул рукой и оставил всё как есть. Бежевая пустота вокруг острова была… умиротворяющей? Нетронутой? Дикой в своей неприкрытости? Или всё-таки мёртвой?

— Может, прогуляемся по песку, пока не начался прилив? — спросила Софи, перекрикивая ветер.

— Ты ведь слышала, что сказал экскурсовод — опасно отходить от замка, особенно в это время дня. Вода приходит незаметно.

— Мы буквально на несколько минут, обещаю, — настаивала мать.

— Давай в следующий раз.

— Ви, ты прекрасно знаешь, что следующего раза может и не быть.

— Значит, так надо. Мне всё равно.

— Боже… Ты вообще себя слышишь? Что за подростковое упрямство? Тебе ведь уже не пятнадцать.

— Но и до двадцати я вряд ли доживу, — огрызнулась Виржини. — Хватит с меня на сегодня. Давай уедем отсюда побыстрее.

— Мы мчались в Нормандию через всю страну, чтобы тут же вернуться?! Это же остров святого архангела Михаила! Святые умеют творить чудеса, понимаешь? Надо просто хорошенько попросить.

— Никакой он не святой. Не святее меня. И вообще, святых придумали в те времена, когда ещё не было инфлюэнсеров.

Они спустились по лестницам аббатства в гнетущей тишине. Вышли через сувенирный магазин и встали у парапета, наблюдая за потасовкой облезлых ворон, смахивающих на стервятников. Софи мельком посмотрела на часы и спросила:

— У меня есть время сходить в туалет?

— Конечно. Подожду тебя около входа.

— Слушай, может, лучше пройдёшься по магазинам? Я, скорее всего, надолго. Лактозная непереносимость не простила мне утреннее крем-брюле, — улыбнулась Софи.

— Ладно, — пожала плечами Виржини.

Софи напряжённо смотрела вслед удаляющейся дочери. Усохшие руки, похожие на две палочки твикса, вялая походка, потускневшее золото волос. Виржини не жалуется на боль в костях, кровоточащие дёсны и импрессионистскую россыпь фиолетовых гематом на нежной коже. Она сильная, даже слишком. Вчера во время ужина в гостинице у моря дочь прятала бумажный платок, пропитанный кровью. Сказала, что пролила божоле.

Но Софи больше не может мириться с этой несправедливостью. Именно поэтому она настояла на поездке в Мон-Сен-Мишель. Теперь у неё есть от силы полчаса, чтобы выполнить задуманное.

 

…Она бежит по крепостной стене, расталкивая медлительных туристов. Один англичанин обзывает Софи коровой, когда она случайно выбивает трость с набалдашником в виде короны у него из рук. Плевать, это всё суета сует. Но где же нужная лестница? Ей говорили искать западное крыло аббатства.

Вот же она. Такая длинная. Софи слетает по ступенькам и ступает на песок. Пока ещё сухой, ну или умеренно влажный. Морская вода затаилась в ожидании триумфального возвращения. Софи удаляется от замка, оставляя смазанные рыжие следы. Сквозь вой ветра ей чудится, что кто-то с рупором сверху просит всех загулявшихся покинуть отмель. Хорошо, она скоро вернётся, вот только доведёт начатое до конца.

Если верить бретонским легендам, магический камень, который ищет Софи, находится в семистах метрах от западной лестницы. Смехотворное расстояние, если идёшь в кинотеатр, но мучительно долгое, когда с каждым шагом отдаляешься от спасительной тверди.

Её гложет внутренний диалог, повторяющийся вновь и вновь:

«Скоро всё будет под водой, надо вернуться».

«А как же Виржини? Ты делаешь это ради неё».

«Если со мной что-то случится, ей будет ещё хуже».

«Зато вы воссоединитесь на Небесах быстрее, чем ожидали».

«Заткнись! Никто не попадёт на Небеса, потому что они не существуют».

«Ещё как существуют. Ты бы не припёрлась сюда, если бы не верила в них, верно?»

Быстрее, надо идти быстрее. Возможно, это игра воображения, но земля под ногами подрагивает, будто предчувствует приближающийся прилив. Молит о нём, предвкушает единение с морем. Софи ускоряется, хотя у неё уже сосёт под ложечкой. Остаётся всего двести метров. Впереди она видит камень, торчащий из песка, как покосившееся надгробие. Надо поднажать.

Наконец, Софи касается камня. Он совсем холодный, словно разучился вбирать солнечный свет. Она гладит выгравированные на нём символы, целует изображение зелёной финиковой ветви. Закрывает глаза и взывает к архангелу Михаилу, умоляет его вылечить дочку, спасти Виржини любой ценой. Проходит несколько неестественно удлинённых минут. Софи готова поклясться, что камень теплеет под её руками. Она улыбается и повторяет: «Любой ценой, слышишь?»

Молитва окончена. Софи встаёт с колен, собирается в обратный путь. Внезапно к горлу подкатывает тревога: Виржини, наверное, уже ищет её, обошла всю территорию аббатства, десятый раз набрала номер матери, а той всё нет. Софи стыдно, но она принципиально выключила телефон на время ритуала — ничто не должно стоять между ней и святым. Только ветер и тишина. И надежда. Интересно, разглядит ли её Виржини со смотровой площадки? Признает ли в одинокой фигурке свою отчаянную, но не отчаявшуюся мать?

Она поворачивает к замку. Первые сто метров преодолевает с необычайной резвостью, словно только что выпила два эспрессо подряд. Мысли об увеличенных лимфоузлах на шее Виржини придают ей сил.

Софи снова слышит шипение рупора, но ветер мешает разобрать слова. Облегчение расслабляет мускулы, ей кажется, что самое трудное позади. Она думает о ресторане, в который они с Виржини заедут по дороге в отель. День выдался непростой: они отпразднуют его бутылочкой поммо с солёной бараниной, о которой так аппетитно рассказывал гид. Может, он был прав насчёт целебной силы здешнего воздуха?..

Софи чувствует, что вода близко, когда до лестницы остаётся треть пути. Гид снова не соврал, когда сказал, что вода приходит со скоростью бегущей лошади. В каком-то смысле её даже завораживает это зрелище: морские полукружия с оборками пены ползут по песку в разных направлениях, чтобы сойтись в единый поток, обладающий сокрушительной мощью. Софи наблюдает сотворение мира: море возвращается в свои владения, вытесняя пустыню. С крепостных стен эта мистерия, наверное, выглядит величественно и умиротворяюще, даже медитативно, но Софи не до медитаций.

Она бежит по топкому песку, понимая, что не успеет добраться до замка. Вокруг свистят потоки воды, загоняя в ловушку. Голубая пенистая лава стремительно приближается: от неё невозможно скрыться, её невозможно обогнать.

Тогда Софи сдаётся. Останавливается, принимая судьбу. Она не думала, что «любой ценой» произойдёт так быстро. Судя по всему, молитвы архангелу Михаилу в его любимом пристанище обладают слишком мощной силой. А может, Софи просто настолько глупая, что взялась за исполнение миссии в самое опасное время дня и теперь вынуждена погибнуть в морском водовороте, оставив умирающую дочь сиротой?

Вода настигает Софи, три потока схлёстываются, сбивая её с ног. Она долго не может встать, вода сносит её в сторону, раздирает течениями, наполняет рот и нос. Обжигающая пузырящаяся соль разъедает ноздри. Наконец ей удаётся встать, но ноги тут же засасывает в песок. Песчаное дно становится морским. Теперь оно илистое, зыбучее, как нормандское болото Вернье, мимо которого они с Виржини проезжали сегодняшним утром. Неужели это было всего несколько часов назад?..

Софи кричит, проваливаясь глубже. Сердце стучит где-то в горле, странно, что она ещё может дышать. Боже, что за дура, почему нельзя было пойти к камню раньше, хотя бы на час раньше? Разве тогда архангел Михаил не воспринял бы её просьбу всерьёз? Софи судорожно вызволяет ноги, помогая себе руками. Сантиметр за сантиметром она осторожно высвобождается из илистого плена. А вода всё прибывает.

Один удар волны, и коленная чашечка треснула. Затем треснула вторая. Что происходит дальше, она не понимает, только чувствует хруст костей снова и снова.

Боль затопляет сознание Софи, она снова падает на спину и больше не пытается выплыть. Вода беспощадно швыряет её обмякшее тело. Совсем близко от неё пролетает ободранная ворона, похожая на стервятника. Только бы не выклевала глаза… Небо над головой — зеленовато-белое, как лицо утопленника. Солнце — тусклая золотая корона на голове архангела Михаила. Что-то заслоняет светило.

Шум воды сливается с гудением вертолёта, приближающегося к Софи. Теряя сознание, она надеется, что алюминиевая птица не привиделась ей. Путникам в пустыне часто мерещатся миражи.

«Вот дерьмо! — слышит она голоса спасателей. Или это архангел Михаил, осуждающий её за самонадеянность? — Сколько ни говори этим придуркам не гулять по песку во время прилива — им всё по хрен»…

 

Софи просыпается из-за неоново-зелёного света, направленного в лицо. Она не может двинуть ногами. Неужели морг?..

— Мама! — вскрикивает Виржини, сидящая рядом с больничной кроватью. — Я думала, ты никогда не проснёшься.

— Ты всегда была пессимисткой, — улыбается Софи. — Точно не в меня.

— Что ты делала на песке? Зачем соврала про туалет? Я чуть не умерла от страха, пока искала тебя. Особенно когда увидела тебя там, в воде…

— Секрет. Скажи лучше, как ты себя чувствуешь.

— У тебя одиннадцать переломов, и ты спрашиваешь меня, как я себя чувствую? — смеётся Виржини.

— Поймёшь, когда станешь матерью.

— Знаешь, очень странно, но…

— Что? Что такое? — Софи по-прежнему не может пошевелить ногами, поэтому садится в кровати чуть ли не с помощью силы мысли.

— Врач быстро узнал о моём диагнозе и отправил делать анализ крови. Ну чтобы чем-то занять меня, пока тебе делают операцию. И чтобы его потом не обвинили в халатности, если я прямо тут и умру. Так вот, я только что получила результаты обследования.

— И? — Софи дрожит. Она не осознаёт, что больно вцепилась в плечо Виржини. Зато замечает ровную кожу на шее дочери. Никаких воспалённых лимфоузлов.

— Всё чисто. Должно быть, какая-то ошибка. Причём жестокая… Я съезжу в Париж, чтобы переделать анализ, пока тебе будут делать ещё одну операцию.

Софи откидывается на подушки и смеётся. Долго, со вкусом, до тех пор, пока из глаз не брызгают слёзы. Смеяться больно, кажется, вода повредила не только ноги, но и грудную клетку.

Даже если она никогда больше не будет ходить, разве это большая цена за спасение единственной дочери?

— Мам, у тебя истерика? Позвать врача? — пугается Виржини.

— Не надо, Ви. Всё в порядке. Я просто вспомнила, как ты сказала там, в аббатстве, что святых не существует.

Виржини долго молчит, а потом тоже начинает смеяться.