Татьяна Бонч-Осмоловская

600

Песни пряхи

Медуза

 

подруги считали ведьмой, матери им подпевали,

в драных джинсах, а выступает как королева,

лопает и не толстеет, сколько ни пожелает,

и кавалеров не счесть, как посмотрит, валятся штабелями,

так и шествовала, до того разговора, заточкой под рёбра,

да откуда взялась ты, без роду без племени, ни рыба ни мясо,

заглянула в амальгаму на шифоньере и обомлела —

рассыпалась мелкой щебёнкой, сплетнями и камнями.

 

это кровь, это косы генетической памяти,

сплетаются в иерос гамос, весёлом змеином танце,

сколько ни взлетай над рогами быка, ни восходи по весенним ступеням,

сколько ни убегай в вечнозелёную рощу, ни открывай грудь ветру,

сколько ни уползай в катакомбы, ни заплывай в пещеру,

всяко приходит красавец герой, ставит мутное зеркало перед нею,

впервые глядит на себя — и намертво столбенеет,

не то что удар нанести, рассвирепеть толком не успевая.

 

но огромное большинство их погибает ещё до рождения,

безвольные, прозрачные, аморфные твари,

не вылупившиеся, не вылепившиеся из солёной утробы,

не отрастившие ни косточки, ни единого твёрдого убеждения,

из любопытства, ненароком, услышав в полусне ли, дурмане ль — 

уродина без лица, со стороны на себя погляди,

увидят свои тусклые тени изнутри водной глади

и распластываются в прибое мёртвыми вязкими пузырями.

 

 

Метида

 

ни тела, ни воли, от меня ничего не осталось

у мужа за пазухой, если так можно сказать

имя, строго говоря, сохранилось, но вряд ли вы вспомните

а я устала, вот и не стану попусту называть

наружу ни взгляда, ни стона, ни смеха, ни голоса — ничего

а ещё говорили — нашего рода не исчезают вдруг

не растворяются в тени господина, на задворках дома его

не застревают в каменной комнате — врут!

а ещё говорили — умна была, работящая, скромная

да как же ты умудрилась поскользнуться на той же траве

попасться на тот же трюк на свою умную голову,

промахнуться на собственном ведовстве

которым вызволила молодую поросль из дома его отца сумасброда

сестёр и братьев. что же, вызволила, спасла

все выросли. мужи возмужали. женщины — кто стала жена

кто — хранительница очага

я же возмужавшего избегала, да и не я одна

только для таких, как он, на похождения падких

царь и бог, нет слова нет, приглянется кто, молодая, красавица

она — его. я — его. а там дело быстрое, на подходе новая поросль

и я травы на отвар чудодейственный заново собирала

и повсюду с собой, проницательная, таскала — ведь знала

он и со мной такой же фокус сотворить попытается

как и отец его, отпрысков своих тоже боялся до жути

а по ночам я его развлекала — сказки, песни, загадки

помните про хитреца? выходя на чудовище — попроси его умалиться

как подсказала, так сама и попалась — словно бы в шутку

по его просьбе, обратилась в муху или малую птицу

и отвар не помог, ведь в рот не упала

а мудрость моя? или теперь она чья?

растворившись в уме господина, его великой мудростью стала

хозяйство мужнее преумножая, как полагается верной жене

меня больше нет. кто скажет, такая умная и облажалась?

не должна была полагаться на один только рвотный яд?

нужно было ножом прорывать оковы господской плоти?

вырываться на вольную волю? а я так и не попыталась? сдалась?

нет, я же умная, помимо яда я запаслась

самым лучшим оружием — больше простого ножа

изготовила самолично — боевое копьё

тяжёлое бронзовое копьё и щит надписала

этим копьём и щитом прорвалась бы сквозь стену

спаслась бы наверняка. несомненно. я знала. отчего не попыталась?

я их собственной дочери, Афине Палладе, с радостью отдала

 

 

Эвридика

 

даже в бездну спускался вослед за мной

когда же оставит меня одну

мне бы совпасть с туманной стеной

невесомою щепкой под мостом утонуть

 

мне бы ломаным льдом на траве лежать

лучиной увядшей на грани сна

песком дребезжащим в горло бежать

горна разревевшегося докрасна

 

непросто восстать из-под гнёта дней

разогнаться до второй космической на борту

циферблат кружится отмеряет теней

парсеки материи размеренную суету

 

с верхушки конуса серебряный звон

в основание черепа глухой удар

в этот раз он оглянется перелезая забор

в этот раз он оглянется когда скажу да

 

 

Из лабиринта

 

Сколько в небе высоком созвездий?

Из которого выйдет Астерий?

Сколько жемчуга в плоских ракушках

Припадёт мне к груди поцелуем?

Из скольких лепестков сплетена

Золотая моя корона? Из десятка?

Но кто считает?

 

     То кольцо у царя на пальце,

     Кто сидит на высоком троне

     В лабиринте две сотни комнат,

     Коридоры, колодцы, залы,

     Лестницы, колоннады и троны,

     Пифосы с маслом и рыбой, фрески,

     Повороты, углы, балконы,

     Мастерские... Но кто считает?

 

Сколько песен летит над ступенями?

Сколько смеха взлетает эхом?

Сколько их танцует на площади?

Сколько дев летит над рогами?

Сколько встанет за ними живыми,

Когда пляшут танец с быками?

Двое? Трое? Но кто считает?

 

     Ариадна, Арахна, Нея,

     Сколько капель с груди стекало?

     На морском ветру в нить густело,

     Сколько капель в клубок ты сплетала,

     Чтоб вложить его в мою руку?

     Провожая меня к Минотавру?

     Сколько слёз твоих? Кто считает?

 

Сколько раз я водила убийцу

По запутанным коридорам?

Сколько раз отворяла сердце

К ждущей жертве его провожая?

Сколько раз предавала брата

Направляя к нему героя?

Восемь? Девять? Но кто считает?

 

     Провела меня по ступеням,

     Поднялась на высокую сцену,

     Не клубок, но топор двуострый,

     Когда бык восходит на жертвенный

     Трон, в мою руку вложила,

     Сколько зим ты меня ожидала?

     Сколько вёсен? Но кто считает?

 

Этот лес, окружённый морем,

Этот остров — необитаем?..

Ариадна идёт кругами,

Поднимается по ступеням,

Не касается стен руками,

Ариадна идёт коридором

И ладони к лицу прижимает.

Путь наружу длиннее, чем к центру,

Сердца стук в груди отражается

Гулким эхом. Но кто считает?

 

     Сколько дней провела ты на острове?

     Сколько снов ты смотрела там? Знаешь, я

     Собирался вернуться обратно,

     Подгадать ветра и течения,

     Приказать своей дикой команде

     Грести вновь на безлюдный остров,

     Сколько месяцев? Кто считает?

 

Дорогой мой Тесей, невозможно,

В ту же женщину войти дважды,

Вновь звездою восходит Астерий,

Просыпается заново Солнце,

Простирает ковёр по волнам,

Лабиринт Минотавр не покинет

Ты был рядом со мною однажды.

Лишь однажды... Но кто считает?

 

 

Мнемозина в Феодосии

 

Стала уже забывать, как звали дворовых друзей,
Подманивали голубей, добегали до Карантина,
Там, у мыса Ильи, поскользнёшься между камней,
Ноги в царапинах, руки в тине.

А наверху, на горе Тепе-Оба, рыжеет трава,
Запах дурмана и розы, полыни и ельника,
Колет сквозь платье, пьянит, кружится голова,
Целовались в тени можжевельника.

Зелень куста густа, колючки остры, сладка пыльца,
Не пролезть насквозь, не добраться до ежевики,
На другой год листва не припомнит лица,
Тропы в серой пыли, прохожие многолики.

Если свернуть с дороги, если знаешь места,
У подружки бабушка в детстве коров водила,
Среди высоких колючек четыре колодца, узкие, а вода чиста,
На камнях плющ, по соседству кусты кизила.

Вода вкусна, холодна, а надпись не разобрать,
Забытый колодец, неизвестно, кто его выкопал,
Кто жил на этой земле? Генуэзцы? Греки? Орда?
Кто воевал здесь? Кто строил? Кто эту землю выкупил?

В начале прошлого века немец, Зибальд, придумал, как добывать
Здесь воду, сделали чашу, каменные кругляши сложили,
За ночь собиралось росы с пару десятков вёдер, или больше, как знать, —
Теперь зачем эта чаша, неизвестно и старожилам.

Всё приходит в забвенье, в уныние, в тлен,
Над желтеющим склоном Тепе-Обы поднимается солнце,
Три с половиной тысячи лет дарили этой земле любовь, а взамен,
— Что вы хотите взамен, незнакомцы?

 

 

Отражение

 

твоё отражение тает на пронизанном свечками своде

четыре камня в короне

в отдалении стихает гром

твоё отражение тает на россыпи капель на твоём отражении тает

траектория чайки к берегу от берега от этого берега

корона на голове жар пот и кровь

щёки горят нить разорвалась жемчуг вернулся в море

жжёт твоя корона на лбу

чайка пропала из виду

твоё отражение тает на радуге над прибоем

как болит голова ягоды ежевики как научила мать лекарство

когда я состарюсь согнётся спина и ослабнут глаза

левый глаз вовсе ослепнет

я буду помнить день россыпь капель на россыпи капель

твоё отражение тает на твоём отражении тает

на твоём отражении тает

пронизанный свечками свод

отец верно служил нам обеим

бык четвёрка коней

острый железный меч новый плуг

но в пещеру мужчина не входит

свод под ногами лазурь и звёзды подарок

твоё отражение тает на россыпи капель

радуга над прибоем

жар в голове корона

твоё отражение тает на твоём отражении тает

россыпь капель твоё отражение тает

ты я

Ариадна

 

 

***

 

Офелия плыви
по узкому каналу в листве опавшей здесь
листву не убирают не то что выше под деревьями
на левом берегу
плыви
вода стара по ней бегут морщины
в глубине и на поверхности
лежат мокрые листья рябина липа клен
их сгребает женщина в малиновом пальто
всё убрала
но только отвернёшься
покрывают землю снова
хоть нет ни ветерка
плыви Офелия
канал изогнут ломаной
в английском языке она зовётся
ногой собаки
если здесь была собака она ушла
плыви Офелия
только не гляди на диких уток
на парочку прогуливающуюся по парку
взявшись за руки
на двух старух
одна залезла на тренажёр шагающую дорожку
не гляди
на осеннюю листву засыпающую твою канаву
на шиповник ещё цветущий
бордовым криком в небо
на детей играющих в саду
на жирных уток две пары два селезня две утки
на мужчину ведущего на поводке терьера
на огрызок яблока среди листвы
на солнечные дорожки среди теней
от сосен в сучках по стволу до верха поднимающихся к небу
не смотри на небо
и на кота убегающего по тропе
за мышью или за ящерицей
не зови его
ты Офелия плыви
поверх воды
в расщелине между берегами
потом внутри
трубы бетонной проложенной под дюнами
там тебя не видно
тебе темно и душно
однообразно
но всё же лучше чем в гробу
плыви же под землёй
вода песок бетон
плыви
там впереди
мозаика камней по серому песку
Офелия там плыви
тебя ждёт море

 

 

***

 

под дымящимся кругом луны поднимается дюжина птах 
на воздушных теченьях дрожь крыла распластав
пой лети чёрный лебедь вставай над сумбурной волной
сияй серебром пепел крыльев над расписной целиной
над горами пустынями дрожью соли иной
вразнобой говори стрекочи возвращайся домой

из пасти акулы Ионой в пене вылети в снег
разбег набери по траве по воде горячо по слезам
забывая дышать заслоняя глазам траекторию к витражам
возвратись прокатись вверх по стёртым пазам
 
от омеги и тау к свежезеленым азам

между струн между арок цветных позабыв про ночлег
отражается неба хруст в семиугольном пруду
 
какаду улетели за поле на север к гнезду
расцветает сирени куст в долгожданном саду
 
скалы окаменели пылкие пчёлы застыли в меду
 

опровергая сомнения шаг за шагом бык чертит мыча
борозду к миражам образов калейдоскопу субъектов и лиц
перечисляя цифры любимых исчерпаешь страниц
морок расплетёшь развеешь узор кружевниц
повернёшь колёса сансары вспять шаги колесниц

под стук барабанов платаны в огне огни в руках циркача
саранча прибывает в числе ходит смотреть кино
шайка ребят по ночам свысока озирая руно
тех кто внутри забора театра вращается веретено
у железной дороги лесопилка закрыта давно
 

возвращаться с другой стороны зимы океан посуху перейдя
я гляжу на тебя я гляжу на тебя дождавшись державы дождя

 

 

***

 

девочка в поле играет на флейте

и звуки взлетают к небесному своду

не знавшая горя страха войны от роду

в школьной форме волосы убраны в косы

заплетены до пояса белой лентой

девочка в поле играет на флейте

 

девочка в поле играет на флейте

мелодия вьётся песчаным смерчем

вплетается в дым выступают слёзы

хор цикад из окопа ангелы полулёжа

палят красотой от бедра картечью

девочка в поле играет на флейте

 

девочка в море играет на флейте

кораблю туда не войти мореходу

не найти крова последнему сброду

протяни руку без жалости без сожаления разверни

полки на рассвете на ангелов змей пауков непогоду

в центре бури слушай замри ближе раскаты грома

в слезах в тоске в тротиловом эквиваленте

девочка в море играет на флейте

 

девочка играет на флейте

босиком примотанная к громоотводу

в военной форме на краю мироздания в заключительные моменты

задыхаясь закрываясь от ветра на последнем изводе

прилипая губами к замёрзшему инструменту

девочка играет на флейте

 

девочка в небе в засохшей крови земли от восхода

до заката продолжает играть на флейте

ошмётки звуков вырвались на свободу

девочка не подчиняясь уже указу

вбивает клин в лёгкую твердь возьми

скажем сожжённый куст лестницу в небо

не смотри ступени тают растаяли растут росли

слышите в уголке в вышине не жалейте

девочка в небе играет на флейте

 

девочка в поле играет на флейте

и звуки взлетают к небесному своду

кто-то ведь должен играть восходу

раздвинуть занавес заглянуть на ту сторону

раскрывая звуками флейты как в смерти как в родах ворота

разогнать стаю плачущих карканье ангелов

увидеть верблюда город орла и корову

девочка в поле играет на флейте

и звуки взлетают к небесному своду

Татьяна Бонч-Осмоловская

Татьяна Бонч-Осмоловская — прозаик, поэт, филолог. Выпускница МФТИ, Французского университетского колледжа, кандидат филологических наук, PhD (UNSW). Автор двух десятков книг прозы, критических эссе и поэзии. Исследователь и автор литературы формальных ограничений. Тексты на английском языке опубликованы ряде журналов и антологий. Принимала участие в художественных выставках в России, Европе, США и Австралии, включая персональные выставки в России и Австралии. Лауреат Международной отметины имени Бурлюка, премии журнала «Окно», премии «Летающие собаки», конкурса эссе журнала «Новый мир» к 125-летию Осипа Мандельштама. Член Совета ПЭН-Москва. Соредактор литературного журнала «Артикуляция». Живет и работает в Сиднее (Австралия).

daktil_icon

daktilmailbox@gmail.com

fb_icontg_icon