Неизбежное прощание

— Элё-ё-ёр, ты тут? — кричала Чинар. — Давай выходи, — она подошла к двери в комнату и постучала. — Ты ведь обещал сходить на речку! Элё-ё-ёр!

Элёр лежал на шкурах животных. Он прикрыл глаза рукой от слепящего солнца и скривил рот.

— Ну что ей прямо неймётся,  ре-е-ечка, ре-е-ечка, — тихо передразнивая Чинар, Элёр встал. — Да сейчас, сейчас! Дай одеться!

Крики за дверью притихли. Элёр выдохнул и натянул штаны и сорочку. Он вышел из комнаты,  на полу осталась сидеть Чинар.

— Не сиди на полу.

— Ты мне не отец, хочу и буду сидеть.

— Чего огрызаешься? — сказал Элёр, подошёл к тазику с водой и умыл лицо.

Чинар встала рядом, заглядывая в лицо Элёр.

— А разве, огрызаясь, мы не становимся похожими на людей?

— А мы разве не люди? — иронично спросил Элёр.

— Мы? — переспросила Чинар и на секунду задумалась, глаза утратили детский блеск, стали холодными и проницательными.

— Пойдём на речку, — сказал Элёр и погладил по голове Чинар.

Она тут же улыбнулась, голубые глаза заблестели, и она побежала на улицу, продолжая вопить: «Элё-ё-ёр!»

Чинар неслась  по зелёным холмам, а Элёр — следом. Яркое солнце слепило глаза. Всё ниже и ниже они спускались бегом, не обращая внимания на крупные камни под ногами. Словно летели. Чинар и Элёр. Пятнадцатилетняя девушка с тонкими запястьями, двумя песочными косичками и с веснушками на лице, и высокий, стройный юноша с раскосыми светло-карими глазами.

— Элё-ё-ёр, догоняй! — с криком Чинар прыгнула в бурную речку.

Элёр нырнул за ней, и водный поток унёс их. Потом они выбрались на берег и медленным шагом пошли обратно в деревню. Солнце светило и грело. Одежда быстро высыхала.

Уже почти добравшись до деревни, они сели передохнуть под тенью большого дерева рядом с  речкой. На дереве пели птицы и скакали белки. Мимо неторопливо прошагал кабан, посмотрел на Элёр и Чинар и пошёл дальше. 

— А ты будешь по мне скучать?

— С чего вдруг?

— Ну я же твоя сестрёнка, а ты мой брат. Разве не будешь?

Элёр посмотрел на Чинар и пожал плечами. Лёг на траву.

— Чинар, я не знаю, ты уйдёшь и в дом прид… —  его голос оборвался на полуслове. — А знаешь, когда думаю, что ты уйдёшь и что я тебя…

— Ну я же вернусь! —  И Чинар рассмеялась. — Схожу в город со старшими, и всё. — Она резко вскочила. — Ну-ну, идём, нам ещё поесть надо.

Они вернулись в дом, поели лепёшек и попили козьего молока. Элёр взял лук и стрелы и ушёл в лес, а Чинар осталась дома собирать вещи в дорогу. Она вытащила нож и, держа за лезвие, метнула в деревянный каркас.

— Мне нужен нож? — сама себя спросила Чинар.

На минуту она погрузилась в молчание. Подошла к ножу, выдернула его.

— Видно, пригодится, согласно нитям.

Чинар собрала небольшой узелок с вещами и села на пол. На её лице не отражались эмоции, словно статуя неподвижна, и только иногда можно было заметить, как она моргает.

Так прошло два часа, а потом Чинар резко встала. Распахнулась дверь, и зашёл Элёр. Чинар подалась ему навстречу  с улыбкой, но её взгляд оставался грустным. Элёр посмотрел на её узелок и спросил:

— Уже собралась?

— Да, только что.

— Ну ты и копуша. Я уже успел поохотится и на кухню отнести дичь.  Так что иди, помоги на кухне.

Вечером, когда Элёр вошёл в храм, вся община города сидела за трапезой. Он сел рядом со старшими, так как ему уже исполнилось двадцать пять, и он считался  взрослым. А вот Чинар помогала на кухне.  Оттуда доносились крики:

— Чина-а-ар, ну зачем ты столько срезаешь?

— Чина, ну кто так моет, посмотри сколько грязи оставила.

— Осторожно, Чинар!

И тут же раздавался звон разбитой посуды.

А Элёр сидел с важным видом за столом, и только его уши всю трапезу оставались красными, пока из кухни доносилась ругань в сторону Чинар. Когда приготовления закончились и женщины с кухни вышли, то те, кто умел играть на музыкальных инструментах, начали играть и танцевать прямо в храме. Чинар принесла жареного цыплёнка, поставила перед Элёром и только рванула к танцевальным парам, как Элёр поймал её за руку.

— А ну, сядь и поешь! — гаркнул он на неё недовольно.

Она села рядом, надув губы, быстро запихала еды в рот и тут же подскочила с надутыми щеками.

— Чинар! — с криком Элёр снова протянул руку, чтобы её схватить, но Чинар увернулась, жуя, побежала к танцующим и, захлопав в ладоши, начала прыгать и танцевать.

Элёр недовольно скривил рот.

— Ну что с неё взять? Ещё совсем ребёнок, — сказал подошедший к столу мужчина с седыми волосами, в глазах его искрились  смешинки.

— Старейшина! — сказал Элёр и тут же встал и склонил голову.

— Да брось ты, сядь, сядь малец.

Старейшина похлопал по плечу Элёра и сел рядом.

— Ну что, она собралась в дорогу?

— Да, взяла самое необходимое, что пригодится ей в городе. Зерно купить, там на всякие безделушки. Ещё просто денег дам.

— Зачем ей столько, она ведь только на пару дней идёт. Балуешь сестру? Смотри, и так ураган выросла. Кто такую замуж позовёт в деревне?

— А никто и не позовёт, — Элёр закрыл глаза, а потом убрал руки и вытер слёзы. — Неужели ничего поделать нельзя? Зачем делать вид, что она вернётся? Зачем эти игры?

— А что тут сделать? — старейшина посмотрел на юношу. — Нам ведома судьба, твоей сестре тоже. Её — там, твоя — здесь. Это ведь так просто — чуть подыграть, что мы не знаем, что будет дальше. Я тоже был молод и тоже не хотел отпускать любимых.

— Почему вы даже ничего не попробовали изменить?

— Потому что мы потомки Мойр, а значит, судьба — это то, что нам ведомо, так зачем идти против того, что неизбежно?

Старейшина встал и, снова похлопав по плечу юношу, сказал:

— Можешь не отвечать на мой вопрос. Лучше посмотри на свою сестру.

Чинар танцевала, подобно гибкой иве, прогибаясь под музыку и следуя ей. И вокруг все снова кричали: «Чина-а-ар!», а молодые юноши в сторонке смотрели на неё и краснели. Все были взбудоражены, и вдруг с каждого её пальца потекли энергетические нити, которые двигались в такт с ней, с каждым движением нитей становилось всё больше. И в один момент Чинар оказалась вся в нитях, как в коконе.

Бах!

Раздались последние звуки барабанов, и кокон как-будто взорвался, в храме стало темно, и нити превратились в созвездие на потолке.

Стало тихо, все смотрели вверх, а потом — свет свечей снова появился, и темнота отступила. Люди снова начали говорить, есть и танцевать. И только Чинар грустно стояла посредине храма и смотрела на брата.

Элёр подошёл к ней, взял за руку и повёл в глубь храма, где они встали перед тремя статуями. Одна пряла, вторая держала нить, а третья разрезала нить ножницами.

— Как думаешь, они существуют или были нашими прародительницами?

— Не знаю, кто вообще это может знать? Старейшина говорит, что мы их потомки.

— Тогда я потомок самой красивой богини судьбы! Мне бы хотелось быть ею! — Чинар указала на богиню с ножницами.

— Чинар, это Атропа. Ты уверена, что именно ей хочешь быть?

— Милый Элёр, — сказал Чинар, и её голос утратил прежнюю детскость, — а ты думаешь, я зря её потомок? Ты не думал, почему раз в сто лет из деревни Мойр уходят три девушки в разное время? Мы знаем всё, я знаю конец.

— Чушь!

Элёр схватил за плечи Чинар, а она прошептала:

— Зухра ждала, когда ты её танцевать пригласишь.

— Ничего, обойдётся.

— Слышала, она уже вещи собрала.

— А ты собрала?

— А я что? Я всего на пару дней. Потом вернусь, — Чинар улыбнулась, но по щекам потекли слёзы. Элёр обнял её. — Я не хочу уходить, не хочу уходить от тебя, но я мойра.

— Я знаю правила.

— И я.

На следующий день Чинар попрощалась со всей деревней и с братом и ушла, не дожидаясь старейшин.

Она шла и плакала, вытирая кулаком слёзы.

— Мы потомки. Мы мойры. Мы видим судьбу. Судьба наша нить. Мы знаем, что было, что есть и что будет. Не вмешиваемся, не меняем, не сопротивляемся, не привязываемся, только идём. Мы не люди и не боги. Мы — мойры.

Чинар остановилась. Тропинка вела в город. Такова её судьба — уйти с деревни и жить с людьми. Только вот в её голове мелькали воспоминания о доме, танцах и как плавала она с Элёром в речке. Она вытерла слёзы. Вздохнула. И сделала шаг в сторону города.

— Чинар!

Она оглянулась и увидела, что Элёр идёт за ней.