Борщевик

***

Век сменяет новый век,

спит хозяин, имярек. 

За спиной у человека

развалившийся ковчег. 

 

Что посеял, то другой

собирает за тобой. 

Видишь, там звезда упала —

сбили на передовой. 

 

От наречий древних книг

воспаляется язык,

через ветхие страницы

прорастает борщевик. 

 

Строго смотрит старый Ной:

не возьму тебя с собой. 

Ничего нельзя поделать,

ты теперь невыездной. 

 

Всё на свете лишь ремейк, 

мажет с линии Ван Дейк —

время взращивает фейки,

мы с тобою тоже фейк. 

 

В карты режется комбриг,

догорает старый МиГ. 

Видишь землю —

это царство, 

твоё царство, борщевик.

 

Из Одессы плыли в Тверь

птица билась в нашу дверь:

между родиной и правдой

что ты выберешь теперь?

 

Наше дело сторона, 

список любит имена,

Дед, наденешь ордена?

Да пошёл ты внучек на. 

 

Мир, который был велик,

покрывает борщевик, 

вскрылись язвами ожоги

на глазах твоих, старик.

 

 

***

скользя по снежной каше

подошвой сапога

нога бежала к Маше

Серёжина нога

 

сквозь трели холостые

под облаком густым

из ледяной пустыни

ползла сырая стынь

 

ползла с ногою вместе

по раненой весне 

к Серёжиной невесте

в её тревожном сне

 

живьём сдирая кожу 

спешила сообщить 

что там замёрз Серёжа

и некому накрыть

 

 

***

я родился в жёлтом доме

сорок лет тому назад

флаг висел на исполкоме

РАФик ехал в детский сад

 

первые шаги от двери

улыбаясь совершал

ветер в придорожном сквере

тихо листьями шуршал 

 

татры чешские трамваи

с интересом примечал

голубей гоняя стаи

местных кошек приручал

 

доставал футбол настольный

одевался потеплей

и не думал что так больно 

будет родине моей

 

 

***

Когда мы окончательно забыли, 

что он сказал, и как он говорил,

пошли дожди. И, как отраву, смыли

дороги, сёла, холмики могил. 

 

Пошли дожди. Четыре дня в неделю.

Потом все пять, а после сразу семь.

«Да что это такое в самом деле!» —

воскликнул ребе, когда храм просел.

 

Но дождь всё шёл, и гром не унимался,

и, растворяясь в воздухе, легко

огромный город в лужах растворялся,

как рафинад, упавший в молоко.

 

На сорок первый день пробилось солнце,

и люди вышли с верхних этажей. 

Как будто из трубы иерихонца,

посыпались восторги от пажей. 

 

Но тот, один, что никогда не ропщет, 

из властью искалеченных мудил,

сказал, окинув мутным взглядом

площадь:

«Он нас последний раз предупредил».

 

 

***

в зените солнечного дня

под тенью ёлок

искал настойчиво меня

стальной осколок

 

искал как требовал устав

вполоборота

шёл на химический состав

волос и пота

 

пересекая свод моста

болота чащи

он это делал неспроста

быстрей и чаще 

 

летел осколок чуял плоть

приказу внемля

но не сумел перемолоть

густую землю 

 

пусть он теперь меня хранит

всего дороже

и рядом с крестиком висит

на грязной коже

 

 

***

О временах, царящих ныне,

только ленивый не сказал.

Ложится первый летний ливень

на искалеченный вокзал.

 

И солнце на военном марше

сквозь тучи светит, как бельмо.

К моей соседке, тёте Маше,

ползёт безногое письмо. 

 

Слова слетают с губ и тут же

под ветки прячутся и пни. 

Язык и тот обезоружен —

давай, распни его, распни.

 

 

***

Долго маятник качался, кто-то много выступал,

только сумрак не кончался и рассвет не наступал,

говорили — есть надежда, ведь весной повсюду грязь,

но как будто под одеждой вдруг струна оборвалась. 

 

И пошла гулять старуха с рукавами до земли

за спиной её разруха, в её косах ковыли, 

плачет, бедная, и стонет — ищет мёртвого сынка,

если вдруг тебя догонит, станет пулей у виска. 

 

Если вдруг тебя догонит — падай сразу же на снег,

говорят, она не тронет если пустишь на ночлег

или скажешь осторожно: я живой, ты слышишь, мать. 

Только маму очень сложно, очень сложно предавать.

 

 

***

Где-то далеко за МКАДом

снег идёт колючим градом,

полевой электрошок. 

И по корке чернозёма

расползается позёма

прямо внутрь твоих кишок.

 

Ночь упала картой мира,

лишь помехи из эфира

довоенных интервью.

Лучше музыку послушать,

чем на части резать душу

разговорчиком в строю.

 

                                     

***

Да будет жизнь

И смерть

И ревность

И одиночество любви

И фонари

Чтоб им горелось

И мир

И храмы на крови

И руки мамы

В изголовье

Подушки жар 

И простыня 

Из трав 

И молоко коровье

И шар

Вращающий меня

Свет солнца

Вышедшего снова

И крышки гроба

Темнота 

Пусть суета

Пусть всё не ново

Зато какая 

Суета