Ирина Котова

208

медвежья шкура

семена

старые девы тратят свои семена 

на пересадку бархатцев

или в зиму

сыплют в кормушки крошки  

с призывным —

гу-ли

 

самка-страна

тратит своих сыновей 

как рубли 

путая 

костыли 

и ходули 

 

 

сколько можно

сколько можно в себе своих убивать

сколько можно вышвыривать 

из собственного приюта 

делая беспризор

никами

призыв

никами

никем

живущим в беременной деревянной лошади 

на пустой троянской площади 

 

зажжёшь спичку

и — где? 

 

 

медвежья шкура

вместе с кожей

с москвы сдирают шёлковые наряды

надевают медвежью шкуру

на дома-голубей-асфальт-

лавочки-провода-кафе-рекламу

 

пушкин-памятник 

как в берлоге под ней томиться 

слиться пытается в трубное подземелье

в трупное подземелье —

не протолкнуться 

не убежать 

не убеждать 

некого некуда незачем 

 

боже как светит солнце

как горек осенний воздух 

как тягуч

как хрустален 

точно водка из морозилки 

может 

я не заметила как умерла

теперь 

брожу невидимой 

смотрю 

на таких же мёртвых 

заблуждаюсь — 

якобы жизнь продолжается 

но

вон — на углу 

целуются  

скинув шкуры 

 

облака 

у их ног

отражаются в луже

как белые корабли 

 

 

время гульфиков и галифе

время гульфиков и галифе

кто ещё не мерился хуями

с той вон

                беженкой:

по

     дай

             те

христа ради…

руки тянутся 

про

тяж

ны 

в теле

тяж

бы 

как верёвки бельевые в медсанбате

руки — к звёздам 

 

как голгофа к галифе

 

 

воздух

ночью воздух 

надевает шапку-невидимку

прибитую к горизонту 

 

чтобы не чуять запахов войны

я выхожу на улицу в темноте 

но война 

как положительная реакция на сифилис —

остаётся везде и всегда  

 

через воздух

затухшие папиросы киевских каштанов  

бросают пепельные снежки 

в яркие глазницы московских окон 

освещающих очертания жизни после смерти

 

возможно ли воскресение? 

 

в этой новой реальности

возможно ли 

убедить себя в том

что воздух — всего лишь смесь газов —

азота и кислорода 

если он то горек как полынь 

то солон как сушёная вобла 

 

возможно ли воскресение

если теперь 

все калеки 

мировых войн

без спроса 

собираются в моей спальне 

замещая воздух —

землёй 

 

 

волчьи глаза империи

вокруг меня одни вырожденцы — 

говорит мама —

никто не хочет идти умирать за родину

я — молчу

после паузы она продолжает:

в моём тревожном рюкзаке

не хватает свистка-налобного фонарика-спасмешка на голову и йода

зачем тебе свисток — спрашиваю я 

свистеть под завалами — 

может кто спасёт 

 

пришла в мир — война

ухожу — война —

продолжает она 

когда мне было два года 

мы с бабушкой 

переходили линию фронта 

вдруг

во тьме появилась огненная черта 

то были волки 

их глаза горели жаром на морозе 

лошадь остановилась упёрлась — 

не пошла

бабушка схватила меня на руки

побежала —

впереди мерцал огонек жилья

 

хата набитая военными

напоминала консервную банку с бычками 

оторвавшийся от карты на столе человек

хрипло гаркнул:

ребёнка — на печь

пикнет — вышвырнем на мороз 

ноги сошлись с пару

хотелось кричать

но молчала —

боялась волков 

на утро 

нашли разорванную лошадь 

 

почему 

за что 

для чего 

маме вновь приходится 

приближаться 

к огненной черте волчьих глаз

почему она вновь и вновь должна 

сносить боль 

молчать

бояться быть вышвырнутой 

смотреть на разорванную лошадь

собирать рюкзак 

не спать 

путаться в липкой паутине беспомощности

представляя волчий вой тревоги-завалы-ядерные заряды —

думалось мне у витрины со свистками

 

твой той-терьер боится взрывов 

он никуда не пойдёт 

нельзя донести и пса и рюкзак — 

за ужином заключила я 

тогда я всё брошу 

оставлю его и свисток — ответила мама 

 

мне вспомнилось 

как перед моим уходом в школу 

каждое утро 

она разрезала яблоко на четыре части —

чтобы я могла делить его с друзьями 

теперь

чёрные на разрезах 

те яблоки видятся мне 

подгнившими волчьим глазами империи

забытыми в портфеле под учебником истории 

за которые никто не хочет идти умирать 

 

 

дно

в день рождения  

дана прислал мне сообщение:

«желаю тебе долгих лет жизни 

и дешёвого пропитания» 

фраза «дешёвое пропитание»

вызвала проблемы 

при переводе и осмыслении

она как штопор 

врезалась в тело:

то тянула вниз — к земле

то переворачивала навзничь 

показывая обрывки небесной ткани  

 

в момент получения поздравления

я лежала в огромном гамаке 

китайской чайной

свисающем со второго этажа 

рассуждая

о перспективах военного апокалипсиса 

об абсолютном зле 

о пузырящемся планктоне 

коллективного сознания 

о достижении дна 

 

прочитав послание —

засмеялась

но это не было смехом 

я смеялась 

так громко так ужасающе так пронзительно

что все медитирующие чайной 

вынырнули из плавного течения рек   

высунув нелюбопытные черепашьи головы 

 

несколько лет назад 

я и мой друг 

путешествовали по бали

дана был нашим проводником 

однажды он предложил поужинать

в заведении для местных

мол — недорого

сам туда заходит по праздникам

нам принесли жареных жуков

(точно такие же 

вместе со множеством тараканов 

бегали по стенам-столам-лавкам)

потом дело дошло до расчленённых ящериц

еду мы отдали дане

сами же пили пиво из бутылок 

есть не хотелось 

даже на следующий день 

 

через год начался ковид

туристы не ехали на бали

дана прислал фото маленькой внучки 

умолял помочь —

семья погибает от голода 

тогда

я выслала ему чуть больше

чем стоил сегодня чайник чая 

в московской китайской чайной 

 

этой весной

дана написал мне:

ирэна я так сочувствую тебе 

из-за войны

бомбят не нас — отвечала я 

 

теперь стало ясно: 

он имел в виду не бомбы 

 

 

клетка

по-русски клетка — 

то из чего состоит человек

помещение для лишения свободы —

тоже клетка

что из чего растёт:

рабство из языка

или 

язык из рабства? 

 

в девяностые

один знакомый 

купил маску-баллоны-ласты

репетировал погружения 

в собственной ванне

мечтая — об океане

думая — о кессонной болезни 

 

так и мы 

постоянно репетируем

сопротивление рабству

в каждой клетке своего тела

в своем языке

 

в собственной ванне

 

 

каждый

у каждого — бог в авоське

у каждого — кит в кармане 

каждый — вплавь море крови

 

кто его защитит?

Ирина Котова

Ирина Котова — поэт. Родилась в Воронеже. Окончила Воронежский государственный медицинский институт и Литературный институт им. А. М. Горького. Доктор медицинских наук. Публиковалась в журналах «Новое литературное обозрение», «Воздух», «Новый мир», «Волга», «Лиterraтура», «Парадигма», «Цирк “Олимп”+TV», TextOnly, Slavica Tergestina (Италия), альманахе «Артикуляция» и др. Автор книг «Подводная лодка», «Белые ноги деревьев», «Анатомический театр», #температураземли. Лауреат Малой премии Московский счет (2018). Живёт в Москве.

daktil_icon

daktilmailbox@gmail.com

fb_icontg_icon