Мы теперь одни

и беззвучны очертанья слов,

но беззвучнее всего — сам человек…

Андрей Тавров

 

Сегодня снег белей и молчаливей,

И тягостнее под ноги ложится,

Совсем не тает — странно и тревожно,

И всё трудней становится идти.

 

Но я иду, пока меня не вывел

Почти неразличимый след к границе.

За ней, я знаю, станет невозможным

Прощать себе все тяготы пути:

 

За ней снега совсем другие — чище,

Белее солнце, и холмы овальней,

И небо, переполненное светом,

Просторней, и плотнее тишина.

 

Там буду и душой, и телом нищий,

Но мне нестрашно это изначально:

Беззвучным словом стану без ответа,

Беззвучьем зим переболев сполна.

Всё по-взрослому: горечь, табачный дым.

Только знаешь: завтра уже пройдёт.

Телевизор воет на все лады:

Самолёт, разбившийся самолёт.

Не твои потери, не ты вон там

В новостях кривишь от печали рот.

Но по силам ноша даётся нам,

Значит, в скором времени заживёт.

Допивая терпкий несладкий чай,

Ты тоскливо смотришь через окно,

Как скворцы афганские делят пай —

Чёрствый хлеб. А большего не дано.

Ни пейзажей, ни красок других вокруг —

Полюби что есть, чёрный и красный снег.

Только знаешь: завтра на новый круг,

Долети, не выдохнись, человек.

Мы говорили, иногда молчали

И выбегали, не надев пальто,

На улицу осенними ночами,

Стихи читали громко. И никто

 

Не мог понять: откуда вообще мы —

С усталыми глазами и душой,

Хмельные от вина ли, от общения.

Неважно всё — нам было хорошо,

 

Пока мы вместе. А потом, вернувшись

Туда, где ненавистны даже сны,

Мы знали точно, что не стало лучше,

И надо продержаться до весны.

 

Весной вода, бегущая ручьями,

Смывает слой за слоем, и уже

Не страшно ожидание ночами,

Не надо быть, как вор, настороже,

 

Не надо прятать выцветшего взгляда —

Смотри на всё, как будто в первый раз.

Нам это в наказание ли, в награду —

Безвременье, не выдавшее нас.

Ничего не останется. Даже простая речь

Пересохнет речкой и больше не будет течь.

И понять не сможешь, насколько она чиста —

Как слеза Христа.

 

Ничего не сбудется. Сколько ты ни проси —

Так пуста над нами неба сплошная синь,

Только эхо множит хриплую песнь ворон.

А со всех сторон

 

Ничего — ни взгляда, ни взмаха чужой руки:

Разошлись бесшумно, как на воде круги,

Без следа растаяли, словно последний снег.

И сошло на нет

 

Всё, во что мы верили, думая — навсегда.

Обмелела речь, и выгорела звезда.

Ничего не сделать. Гаснут вдали огни —

Мы теперь одни.

Возвращаюсь туда, где время

ничего изменить не может,

где упавшее в землю семя

прорастает в ладонях божьих;

обвивает трава небрежно

металлическую ограду.

 

Тишь безветренна, безмятежна,

и уже ничего не надо.

Но она, как волна морская,

накрывает, и сразу — страшно,

оттого что не отпускает;

оттого что и я однажды

не смогу — пропаду, растаю,

словно дым сигаретный в ветре.

 

Возвращаюсь назад пустая —

ничего не изменишь в смерти.

Не убий мою веру, висящую на волоске,

Да покой мой последний, пожалуйста, не укради.

Без того тяжело, словно камень, перо в руке,

Что осталось от птицы, жившей в моей груди.

 

Не солги мне в деяниях да в помыслах не соври,

Без того не видать мне снов: ни своих, ни чужих — ничьих.

А потом всё равно. А потом — пустота внутри,

И зови не зови — будет голос в ответе тих.

 

Потому не оставь мне выбор идти вослед

И узнать, какова — солона ли, горька — на вкус.

Будет долго не таять выпавший ночью снег.

Не уйди, не оставь — я без тебя боюсь.

Пока ты ждёшь сообщение от человека,

Который больше никогда не напишет —

Потому что там, где он, не бывает боли,

А лазурное небо чище, чем воздух после дождя

В этом городе, медленно нас убивающем;

Пока ты ждёшь с моря хорошей погоды,

Оно постепенно выгорает дотла,

И остаётся только иссиня-чёрный пепел.

Собирай его и лепи неприступную крепость —

Отгораживайся от того, что было и что случится:

От точки человеческого невозврата,

Оттого, что однажды и это небо

Тоже сгорит тёмно-синим пламенем.