Снег для Деда Мороза

Погода была — хуже некуда. Хотя воздух трещал от сухого мороза по утрам, снега не было и в помине, и понятно было, что не стоит его ждать. Последние несколько лет снег был редким и тут же таял, превращаясь в лужи. Поселок выглядел неопрятно, весь чумазый от размазанной повсюду грязи пополам со слякотью.

— Да-а, — протянул со вздохом Коротышка. — Дед Мороз ни за что у нас не появится! Грязюха, — и он с неодобрением посмотрел на налипшее к носкам ботинок месиво. — Сапоги свои пожалеет!

— Да уж, — сказал Камиль. — Как думаешь, в городе чище?

— В городе? — Коротышка смачно харкнулся, причем видно было, что харкается он умело, с удовольствием. — Может, и чище. А вот драться городские совсем не умеют. Тимур говорит, городского побить — раз плюнуть. А он плеваться еще лучше, чем я, умеет!

— Ты бы так много не плевался, — сказал Камиль. — Мама говорит, это невоспитанно. И что харкающим мальчикам Аяз Ата вместо игрушек дарит уголь.

— Уголь? Ого! Да это лучше любой игрушки! Знаешь, сколько он стоит? Е-мае, если мне твой Аяз Ата уголь подарит, я же богатым стану! Только все равно нечего от него подарков на этот раз ждать. Грязно тут.

Камиль задумчиво посмотрел на друга.

— Коротышка, как думаешь, много в городе снега? Что, если мы его из города в поселок привезем?

— Да ты тупой, — сказал Коротышка. — Он же растает!

— А я вот думаю… На улице мороз, может, и не успеет растаять в пути. А нам немного надо — посыпем вокруг наших домов, и все.

Они еще немного поспорили, но Коротышка препирался больше для виду: не мог он сразу взять и согласиться с чужой идеей, такой уж был человек.

В итоге вот как решили: ночью выберутся тайком из домов, возьмут с Коротышкиного чердака старые чемоданы и поедут в город на электричке. Там наберут снега сколько надо — и обратно.

Так и поступили. С чемоданами, правда, вышла небольшая загвоздка: очень уж было неудобно тащить их до станции. В вагоне затолкали их под сиденья и выдохнули — половина дела сделана. Коротышка тут же задремал, а Камиль не смог. Сердце у него в груди как-то неровно стучало и подпрыгивало в такт движению вагона.

Коротышка — тот еще верил в Деда Мороза, а Камиль уже давно чувствовал тяжесть сомнений на сердце. Он с детства знал, что никакого Аллаха нет — мама сказала. А еще чуть подросши, понял, что взрослым не стоит верить, когда они что-то говорят.

Папа говорил маме, что вот-вот бросит пить, и врал — с пятницы по понедельник пропадал в чужих домах, пропахших бедой. Ажека говорила подругам, что все только и ждут, когда она умрет, чтобы забрать ее дом — и это тоже было неправдой. Мама, Камиль и младшие очень любили ее. Хуже всех врала мама. Когда он показывал ей очередную красную от стыда двойку у него в дневнике, она обнимала его и говорила, что оценки — это ерунда, что все равно он он уедет в город и будет зарабатывать много денег, когда повзрослеет.

Все это, конечно, была ложь. Наверное, и Дед Мороз с Аяз Атой и идиотским Сантой впридачу были просто придумкой взрослых.

С электрички мальчики пересели на трамвай. Уже светало — в такую рань кондуктор предпочел досыпать на переднем сидении, чем проверять билеты, и Коротышка с Камилем проехали зайцами. На площади они вышли.

Снега тут было — завались! Он все еще падал с неба хлопьями, пока они набирали полные руки снега и пихали комьями в чемоданы. Те стояли, беззащитно раскрыв бездонные пасти, пока мальчики не решили, что хватит.

Прохожие странно косились на двух плохо одетых мальчишек. Коротышка в своем старом пальто и грязных ботинках чувствовал себя неловко, и от этого ругался и харкался в два раза чаще обычного. Камиль же работал со свирепостью, обычно ему не свойственной, не обращая внимания на холод, обжигающий израненные костяшки.

Когда закончили и крышки старых чемоданов захлопнулись с негромким щелчком, Камиль взял свой подмышку и пошел обратно к станции, сгорбившись, как старик. Теперь вся затея показалась ему глупой. Никакого волшебного деда нет, никто не подарит ему прекрасное будущее в городе, и однажды он солжет матери так же, как ей лжет его отец.

Камиль почувствовал, как в груди набухает ярость. Он до боли сжал ручку чемодана и отвернулся к окну. Он так устал, что сам не заметил, как уснул. Рядом уже похрапывал Коротышка. Снег, медленно таявший в тепле вагона, грязными струйками вытекал из щелей чемоданов.

— Растаял! Снег растаял, Камиль, баран ты тупой! Зря мы поехали, так и знал!

Коротышка со злостью пнул от себя чемодан, тот перевернулся, и на землю хлынула вода. Он повернулся к другу, готовый броситься на него с кулаками, но остановился.

Камиль стоял, замерев, и смотрел на небо. Оттуда на него сыпался хлопьями белоснежный нетронутый снег.