Возрождение как прыжок. Несколько дружеских высказываний о книге Ануара Дуйсенбинова «Рухани Кенгуру»

Сложно говорить о творчестве того, кого считаешь другом. Другом и Другим. Сложно говорить о стихах, некоторые обстоятельства написания которых открываются тебе очень ясно из-за эффекта близости и со-присутствия. И трудно говорить сейчас о стихах автора, чьи главные — на мой субъективный взгляд — тексты написаны уже после 2019 года, то есть не вошли в книгу. Я как будто внутренне не согласна с постулатом, что эта книга вышла вовремя. Для меня Ануар с тех пор снова трансформировался и пошёл дальше — как в так называемой реальной жизни, так и в своей полиритмичной поэтике. Безусловно, книга эта, как свидетельство трансформации, очень важна, но я всё же чувствую, что она должна была появиться раньше как минимум на пару лет.

Трансформации в обществах сейчас происходят довольно быстро, особенно в сообществах, которые образовываются вокруг людей, действующих в пограничье разных культурных полей. И также быстро эти трансформации будто бы теряют свою суггестивную силу — общество может уже не поддаться некоторым поэтическим заклинаниям, просто потому, что подходящий для этого момент времени был упущен. Может быть, это то самое время, которое Ануар продолжает отвоёвывать себе в своих текстах? А может быть, это идущая война, на границе которой мы все теперь так или иначе живём? Я надеюсь, что тот корпус текстов, которые Ануар написал после 2019 года, тоже будет вскорости опубликован, несмотря, а, возможно, благодаря происходящей на наших глазах очередной цивилизационной катастрофе. Я надеюсь, что скоро у Ануара выйдет новая книга, в Казахстане и/или за его пределами, которую мы тоже будем праздновать и обсуждать.

Так получилось, что Ануар в какой-то момент очень помог мне выйти из состояния оставленности и невписываемости ни в один из доступных мне социальных кругов, из состояния разочарования в том, что я делаю, из какого-то очередного творческого ступора. Он ввел меня буквально за руку в новый круг. И вообще стал тем человеком, благодаря которому в моей жизни появилось техно-измерение и пространство рейва. (Читатели, не волнуйтесь, скоро я скажу и о самом Ануаре, а не только о себе. Уже совсем близко.)

Иногда мне кажется, что это новое волнообразное пространство — самое важное, что со мной произошло в последние годы. Потому что в этом между-пространстве рейва было очень много свободы оставаться собой и говорить о том, что меня интересует больше всего — политическом квирном искусстве, создании новой казахстанской и, условно говоря, центральноазиатской агентности, которая противостоит новомодному Ұят-тренду и откату в несуществующую, сконструированную разваливающейся окружающей империей, архаику традиционных непонятно где ценностей. Мне было очень интересно общаться с человеком, который присвоил себе звание «позора великого казахского народа», как в своё время феминистская теория присвоила понятие «квир». Мне кажется, Ануар для меня в какой-то момент стал тем человеком, с которым мне снова стало интересно обсуждать литературу и искусство не только как наши личные практики, но как части наших жизненных стратегий. Ануар принадлежит, как мне кажется, к новому поколению казахстанских писателей, которые, отталкиваясь от степного номадизма, пересобирают культуру и, благодаря би, а то и три-лингвальности, создают новую формацию языка. Сейчас эти многоязычные практики приобретают всё большую значимость — во время развязанной Россией войны нам, русофонным (как мы однажды себя определили) поэтам, фактически не имеющим отношения к Российскому государству, тем не менее неловко использовать свой русский. Будто пространство языка распределяет ответственность за происходящее на всех носителей, заставляя умолкнуть.

Но тот новый язык — и, как верно заметил Илья Кукулин во время алматинской презентации книги, новый способ мышления, — этот «казахский русский»[1], обогащённый Ануаром, как руда неизвестного ранее металла, открывает нам какой-то новый путь, выводит нас из языкового и смыслового тупика, позволяет вообще открывать рот. Ануар, как человек, чьи творческие практики можно смело назвать интерсекциональными, благодаря его вовлеченности в современную квирную техно-сцену, благодаря тому, что он связан с современным казахстанским искусством и музыкой посредством своих текстов, создаёт новое волновое пространство. В этом пространстве чёткие дефиниции не так уж важны, важно сообщество, которое себя узнаёт в этих волнах и реагирует на них определённым образом, своими телами и делами противодействуя тому, что пытаются навязать официальные институты. В этом пространстве Ануар отстаивает свободу писать о степи, о техно, о наркотиках, о негетеросексуальной любви и вообще обо всём, что он видит, чувствует, считает важным. Своими текстами он пересоздаёт тот пресловутый Жаңа Казахстан, который лишь декларируется нашим государством, но, по итогам дел наших политиков, ничем не отличается от старого.

Новизна аутентичной казахстанской культуры возникает только благодаря низовым активистским инициативам и частным культурным институциям, вопреки отсутствию поддержки со стороны властей. Властным институтам не до того. Они заняты квази-сменой элит, заигрываниями с опасными соседями, и еще бог знает чем более выгодным, чем строительство школ и дорог, ведущих туда, где люди чему-то учатся. Мы словно бы все давно и навсегда сказали себе: «Не сильно мешают, и ладно». Наш внутренний ГУЛАГ до сих пор захватывает нас, несмотря на то что он перестал существовать снаружи в нашем государстве. Если попробовать подсчитать официальное количество институтов ГУЛАГа, когда-то реально существующих на территории Советского Казахстана, многое становится ясным по поводу цензуры и самоцензуры, существующих в наших общественных и творческих проявлениях. 

Мне очень нравится, как Ануар внедряет политическое измерение в свои тексты. Для меня его стратегия является лучшей иллюстрацией лозунга «личное есть политическое». Квирные люди часто воспринимаются обществом как милые, мягкие, нежные создания, но это только часть их публичной репрезентации. Ануару достаточно отваги говорить от имени «позора великого казахского народа», его культурный герой смелее всех на районе, и благодаря этой смелости он — что очень важно —  пересобирает и пересоздает казахскость. И это пересоздание обязательно включает в себе разрушение, без которого никакое обновление, кажется, (увы!) невозможно. Как в тексте «мой февраль», лейтмотив разрушения звучит так долго, герой настолько сознательно длит свою (ауто)агрессию, что «что-то важное» проясняется словно бы только в других текстах. Деструктивная тёмная сторона поэзии Ануара даёт ему очень много этой разрушительной энергии, это действительно мощный гнев, обращённый как вовне, так и внутрь, который способен разрушить общественные патриархальные каноны.

Для меня самым важными текстами в этой книге являются тексты про модернизацию. Это своеобразная субверсия лозунгов о «модернизации сознания» и «духовном возрождении», курс на которые был объявлен в последние годы правления нашего первого президента. Центральный текст цикла, «Модернизация 2.0», для меня самый гениальный из существующих текстов Ануара, я дважды читала его вслух публично и начинала в конце лить или сдерживать слёзы. Этот текст в какой-то момент являет нам поразительно-прекрасную утопию «интертрайбных степных кюйрейвов», и, как мы видим, эта утопия не такая уж далёкая и утопичная. Ведь буквально недавно на наших глазах столица вновь стала если не «святой», то во всяком случае вернувшей себе своё амбивалентное, словно бы ждущее следующего переименования, имя. Такого переименования, которое будет действительно соответствующим современности. И эта, адекватная нам, современность, благодаря воображению Ануара, обретает множество рисунков и оттенков. Пристально вглядываясь в эти оттенки, словно бы подкручивая тубус калейдоскопа, мы снова можем себя отчасти различить и увидеть любовь и эмпатию, чтобы солидаризироваться и идти дальше. Эта перспектива возможности будущего, его приближения для меня является самой ценной.

Интересно, что обрамляющие тексты цикла о модернизации рефлексируют такие личные вещи, как страх бесцельных скитаний, необратимость смерти и язык наркопотребителей. И мне кажется очень важным прислушаться к тому, каким способом назойливая муха кенгуренка Рухани зудит о том, что следующий прыжок начинается там, где будущего жоқ. То есть в этой перспективе мы даже не знаем, где сейчас находится кенгурёнок и из какой точки он совершит свой очередной прыжок. Ведь путь из так называемой «Западной Европы», которая на наших глазах тоже пересобирается, в «Западный Китай» (в будто бы единственную существующую сейчас на карте «Азию»), довольно затруднён именно из-за того, что в серых зонах несуществующего политического воображения постоянно происходят невидимые и кровавые вещи, не входящие в топ новостных таблоидов. Я почему-то уверена, что кенгурёнку возрождения хватит смелости и на следующий прыжок, который не только поможет появиться отсутствующему «светлому» будущему, но и приблизит момент, когда все мы окажемся подальше от рухнувших пантеонов существующего миропорядка.

Ануар – поэт нашего степного казахского квира, поэт постоянного ускользания, отказа от чёткости; он хочет сохранить в себе это «сияние неопределённости», которое будто бы утратили его кровные сёстры. Именно это сияние неопределённости придаёт яркость его высказываниям, позволяет ему самому искриться и лучиться для окружающих людей. Он сознательно уходит от твёрдых позиций, но это тоже позиция — отстаивать своё право ничему не принадлежать и ничему не соответствовать. Эта позиция ухода и ускользания очень важна в общем спектре общественных позиций — именно благодаря ей открываются вещи, которых раньше никто не видел в реальности. Ануар, как мне кажется, становится нашим новым казахстанским жырау. Ведь жырау были теми поэтами, которые находились на особом положении и которым многое было позволено. Он создаёт образ поэта, свободного делать всё, что захочет, и требует от окружающих уважать это право. Это словно бы основной импульс, который им движет. Именно эта сознательная (и? э!)миграция и движение в сторону отсутствующих вещей в конечном итоге создают и расширяют пространство высказывания для других пишущих на разных языках. Для всех нас.

Хотела бы и я присоединиться ко всем женским голосам, звучащим в этой прекрасной книге и благословить кенгурёнка на всё более прекрасные прыжки. Ты свет, а мы  твои ажеки-мойры, плетущие из его отблесков свою паутину дней.