Всего один день. Эйфория

Из сборника рассказов «Безмолвно бушующая фауна»

 

Будучи личинкой, она прожила в быстрой реке целых два года, все это время обладая возможностью в благодатной воде активно питаться благодаря хорошо развитому грызущему ротовому аппарату. Вышедшая из этой личинки особь полуфабрикат-«субимаго» уже имела тельце и крылья, а через несколько дней произошел уникальный процесс крылатых бабочек — линька окрылившейся формы. И, вылупившись в последний раз, бабочка-поденка «имаго» располагает для жизни всего-навсего одним днем, и теперь вовсе не имеет рта, дабы не отвлекаться на яства. Природа предусмотрела сей факт, чтобы отведенный единственный день ее жизни она не потратила на лишние хлопоты.

…Бабочка, безусловно, особенная, родившись с очень тонкими прозрачными крыльями и лишенная шанса говорить, была вынуждена много думать. Размышляла обо всем вокруг, но в первую очередь инстинкты подсказывали, что ее главная задача — это встретить партнера и отложить личинки, ее будущее поколение. И бабочка-однодневка обязательно исполнит долг, но чуть позже, через пару-тройку часов. А сейчас ей необходимо отлучиться от суетных сородичей, которые, появившись на свет, немедля принялись копошиться и танцевать обрядные танцы.

Она открыла внешне разнообразный мир и его всевозможных обитателей, где ее несчетная родня тут же стала чьим-то пропитанием, но бабочка, без наличия времени им сочувствовать, пролетала дальше, жадно разглядывая разноцветные сочные краски окружающей природы. Например, стремительную и чистую реку-колыбель с ледяной водой, которая таила в себе множество загадочных существ и их связанную между собой жизнь. Путешественница с упоением заглядывалась на других бабочек, чьи пестрые прекрасные крылья сбивали с толку, неспешно летающих, ведь им отведен больший срок в бренном мире. Сама шестиногая поденка не отличалась особой красотой: бледно зеленоватого оттенка с двумя парами сетчатых прозрачных и неплотных крыльев, а на конце ее брюшка с треугольными отметинами темно-коричневого цвета виднелись три тонкие хвостовые нити.

И, конечно, она потратила еще какое-то личное, бесценное время на рассматривание представителей прочих видов, на их грацию и окрас, искренне радовалась поразительной красоте и совсем не беспокоилась о своей обычности. Все поведение говорило о том, что наша бабочка была, впрочем, незаурядной.

Вокруг громыхало и жужжало, звуки и вибрации отвлекали. Стоило только крылатой вундеркиндше пошевелить извилинами о чем-то важном, как вдруг очередное пролетающее насекомое захватывало внимание, и тут же любопытная изыскатель следовала за ним. Как грустно оттого, что она не может насладиться столь сладким нектаром ярких цветов, наверняка, он необыкновенно вкусный, — с огорчением думала однодневка. Насекомые, ведомые инстинктами, есть часть природного баланса, они разносят семена, рыхлят почву, кормят собственными телами остальных членистоногих, и у каждого индивидуальная задача, а что суждено ей? Найдет ли она свое место в этом огромном мире? Наверняка, он бесконечен, и мотыльку суждено, к сожалению, увидеть лишь малую его часть.

Необъятное пространство и колоссальное количество примечательных вещей, а у нее есть не более чем день, а может быть, несколько часов. Эти часы кому-то могут показаться слишком длинными и незначительными, обыкновенным бытием, но разве такое возможно? Бабочка хотела охватить всю Вселенную своими жилковатыми с пятнышками крыльями, ощутить все запахи кончиками своих усиков. Еще пребывая личинкой, ее питание являлось каким-то вынужденным и не приносило столь ярких впечатлений. В тот период длинная жизнь почти в два года была скучной и незанимательной, — отчего представленное не происходило наоборот? Почему она не могла стать личинкой на один день, а после сделаться «имаго» и радоваться жизни несколько лет? Вот было бы здорово…

Сколько потеряно бесценного времени? Ее охватила паника. Оно бежит или ползет? Однодневка уже не понимает, но, увидев на земле множество мертвых поденок, осознает: прошло много потраченных часов, а вместе с тем дух исследователя не покидает бабочку.

Она прицепилась за веточку дерева, и, точно завороженная, смотрела на птиц. Какие космические крылатые! Их гортани издают оглушительный гвалт и галдеж, они набивают свои непомерно емкие клювы съестным, чтобы после накормить чудовищных размеров своих полу-лысых птенцов. И рассудительная бабочка, не желающая быть прожеванной требовательными и крикливыми вылупками, полетела дальше...

Порхая с ветки на листик, с листика на цветок, она рисовала красивый танец. Зачем эфемерида танцует? Ее тело говорит само за себя — это самочка неосознанно призывает партнера характерным полетом. Быстро машет крыльями, взмывая вверх, а затем, мгновенно замирая, снижается вниз, чувствуя при том трепетное волнение. Она ощущает себя необычайно изящной и легкой, ведь ее кишечник превращен в воздушный пузырь. Все вокруг будто застывает, и танцорка в замедленном процессе любуется переливающейся всеми цветами радуги росой на паутине, словно чистый алмаз, и как изумрудная зелень расплывается и кружится, кружится…

Близ нее собралась целая спираль танцующих сородичей — такое блаженство, отчего беспричинно и беззаботно хотелось смеяться. Но взамен в этом круговороте она молча предавалась грусти, отдавая себе отчет, что теряет время даром в обольстительном мире, ведь он эдакий необъемлемый и неизведанный, а она такая едва ощутимая и никчемная танцующая букашка.

Между тем к ней подлетел почему-то располагавший к себе молодой самец-поденок и по неизвестной причине смотрел на «самую красивую», не удивляясь ее тихой печали. Романтичный кавалер был чем-то расстроен и его понимающие глаза говорили о решимости помочь прелестной танцовщице.

Они не сводили друг с друга больших глаз: она, потерявшая всякую веру на встречу с партнером, и он, столь галантный и заинтересованный. Их сказочно-волшебный танец, казалось, длился вечность. С того момента для молодых бабочек началось полноценное существование, романтически нескончаемое долгочасие одного дня — счастливые совершенно забыли о времени и сколько им его отведено. Влюбленные не обращали внимания на остальных поденок и вообще не замечали всего разнообразия округ. Подолгу качались на листьях и часто, держась всеми двенадцатью ножками, откинув головы, порхали в волнующем танце, неустанно размахивая в унисон восемью крылышками.

Сейчас эта пара не была похожа на простых незначащих насекомых — их мир стал незакатным. И сейчас он и она не сожалели о длительном периоде вынужденного пребывания личинками. Не жалели той поры, растраченной на исследование жизненного пространства, не жалели ни о чем… только о времени, которого у них осталось немного. Так мало, что, казалось, оно ускользает из ножек, течет по прозрачным крыльям, и его невозможно ухватить, скользит от секционного брюшка к тонким хвостовым нитям, и скоро вовсе покинет бабочек навсегда...

…И нежный танец захлестнула страсть, и затрубил оркестр. Молодожены были единственными актерами на сцене, все прожектора смотрели исключительно на них! Ради этого стоило жить и не жалко всю свою жизнь-день! Не жалко быстротечных часов: и секунды кажутся вечностью! Дотошные бабочки перестали искать знание, любопытство и жажда нового покинули их, и теперь они сохранят сиюминутную крохотную историю в своих сердцах и в окружающей природе во благо всего баланса на земле.

Едва феерический танец был исполнен, ее партнер начал падать вниз: жизнь почти сразу покинула его. Он летел книзу, а она потерянно смотрела вслед исчезающему вдали возлюбленному. Ах, как все было прекрасно, и теперь милого сердцу нет, совсем нет… Суженный подарил ей всего себя, и за данное нареченная несказанно признательна ему. Даже потеряв ненаглядного, она счастлива, что разделила свои сердечные чувства именно с ним.

Бабочка-поденка, отложив личинки в недрах быстрой речки, покинет дольний мир в тех же водах. Покинет его, и никто этого и не заметит. «Имаго» исчезнет, как и сотни тысяч ее сородичей. Но, уходя, однодневка допустила, что у всего минувшего крылась определенная цель, и махонькая букашечка стала частью мироздания, и сделала все, что завещали ей река-колыбель и неугасаемое небо…