Казахская повесть. Продолжение

(Начало читайте в №№32, 33)

Глава 7

Через несколько дней Касым и его товарищи были окружены преследовавшими их красноармейцами в небольшой лощине, недалеко от бывшего аула Асана. Измученные долгим преследованием и голодом сарбазы уснули мертвецким сном и оказались застигнутыми врасплох. Поэтому у них не оставалось выбора и они были вынуждены сдаться. К тому же у них практически не оставалось патронов, чтобы отстреливаться.  

   Красноармейцы не стали долго возиться с пленными и заставили их копать яму перед небольшим холмом. Обреченные джигиты понимали, что ситуация для них безвыходная, и только Касым, движимый каким-то только ему понятным отчаянием, стал шепотом подбадривать павших духом товарищей, одновременно бросая взгляды по сторонам.

– Бауырларым, степь – наш родной дом, и мы не можем вот так запросто лечь в эту землю. По моему сигналу бросайтесь в разные стороны, а там как повезет.

Однако никто из них даже не посмотрел в его сторону. Фактически это было молчание обреченных, и Касым пронзительно почувствовал это. Ему вдруг нестерпимо захотелось закричать, да так, чтобы вся безграничная степь заполнилась его болью за такой исход неравного противостояния страшной и бездушной силе. Он едва сдерживал рвущийся наружу вопль, поскольку понимал, что это едва ли спасет их. Это был не страх, а именно отчаяние от бессилия перед неумолимым роком, который преследовал его все это время с того момента, когда он примкнул к восставшим.  

Картинки событий последних месяцев одна за другой пробегали перед его глазами. Он вновь и вновь переживал тот ужас и боль, свидетелем которых невольно оказался. И это еще больше усиливало его отчаяние. Касыма охватил жуткий озноб, и он никак не мог унять его. Ему не хотелось, чтобы враги приняли это за проявление малодушия перед лицом смерти, поэтому он пытался подавить охватившую его дрожь. 

Когда командир красноармейцев дал команду, в вечерней тишине раздались отрывистые выстрелы винтовок. Последнее, что смог увидеть Касым в своей короткой жизни, – это кружащее над головой бесконечное небо с облаками и колышущиеся от ветра седые венчики степного ковыля. Но ему уже было не суждено услышать, как неожиданно замолчал заливающийся в вышине жаворонок.

Далекие выстрелы услышала и Хадиша. Она в это время шла от родника к юрте, держа в одной руке деревянное ведро с водой. Она тут же замерла, опустив его на землю и, подняв правую ладонь над глазами, стала всматриваться вдаль и внимательно прислушиваться, пытаясь понять, что могли значить эти звуки. Так некоторое время женщина, будто оцепенев, простояла без движения. Ничего не сумев разглядеть, она снова взяла ведро с водой и пошла в сторону юрты. Но сердце ее колотилось, как пойманная в силок птица, а тело содрогалось от мелкой дрожи, которую она не могла унять.

В юрте сыновья Хадиши сидели у очага. Увидев ее, дети бросились к матери. Младший сын заплакал, а старший молча уткнулся в материнский подол. Обхватив их вихрастые головы, Хадиша, словно орлица над птенцами, замерла, продолжая напряженно вслушиваться в доносящиеся звуки. Щемящее чувство тревоги не покидало ее, и только снова захныкавший младший сын вернул ее к реальности.

Набрав из казана уже остывшую похлебку, она на скорую руку покормила сыновей и уложила спать. Сама же попыталась прикорнуть рядом. Однако, уставившись в тундук, женщина долго не могла уснуть. В это время ночные сумерки накрывали степь своей серо-черной пеленой, а вместе с ними в душу Хадиши заползал мерзкий и липкий страх. Она не могла понять его природу, но чувствовала, случилось что-то ужасное и необратимое…

 

Глава 8

Стоял необыкновенно знойный день. Дети, как обычно, играли в юрте, а Хадиша, сидя около очага, штопала детскую одежду.

   Вдруг неожиданно поднялся сильный ветер, завертев вокруг юрты маленькие пылевые смерчи. Створки дверей стали громко стучать от его порывов, их затрясло, будто кто-то пытался сорвать двери с петель. Хадиша быстро вскочила, выбежала за порог и, привалившись спиной к дверям, плотно прикрыла их. Затем она настороженно стала всматриваться вдаль и по сторонам. Внезапно с ближайшей старицы раздался одинокий тревожный лебединый клик.

Между тем ветер крепчал и стал гнать по степи шары канбака (перекати-поле). Но в этой, достаточно привычной для глаз картине, появилось нечто странное: неподалеку по жухлой и потрескавшейся земле ветер с силой нес что-то белое. Приглядевшись, Хадиша поняла, что это был женский платок. От неожиданности она вздрогнула, едва не вскрикнув, но успела зажать рот ладонью.

Ветер унес платок вдаль. Преодолев страх, Хадиша двинулась навстречу ветру, пытаясь понять, откуда взялся этот предмет женской одежды. Может, кто-то обронил его ненароком. Но, пройдя приличное расстояние, она так никого и не увидела. Однако это нисколько не успокоило ее – белый платок не мог появиться из ниоткуда.

В душе Хадиши снова заныло, вернулись вчерашние страхи. Она быстро вернулась обратно, обняла детей и села с ними, прислонившись спиной к стене юрты. Словно почувствовав состояние матери, дети все сильнее прижимались к ней. Старший сын вновь стал спрашивать об отце:

– А когда вернется отец? Мы скоро его увидим?

От напора детских вопросов самообладание стало покидать женщину, и она чуть было не накричала на ребенка. Ее взгляд лихорадочно блуждал по юрте, пока не остановился на саз сырнай, который висел над сандыком. В этот момент Хадиша, будто очнувшись, встала и решительно направилась к инструменту.

Грустные звуки саз сырнай плавно поплыли по юрте. Смежив глаза, Хадиша все больше и больше отдавалась мелодии, пытаясь спрятаться за ней от терзавшего страха. Дети не спускали глаз с матери, а она, время от времени открывая глаза, бросала на них свой наполненный материнской любовью и тревогой взгляд. Звуки саз сырнай становились все сильнее и уже проникали за стены юрты, перекрывая временами шум ветра.

Охвативший страх не покинул Хадишу полностью, но хватка его явно не была уже такой сильной, хотя беспокойство оставалось по-прежнему ощутимым. Теперь она существовала как бы в двух ипостасях: одна – слабая, беззащитная женщина, оставшаяся без кормильца, другая же – мать-волчица, готовая загрызть за своих детей любого врага…  

 

Глава 9

В один из очередных томительных и унылых вечеров случилось событие, несколько всколыхнувшее однообразное существование Хадиши. Неожиданно прилетел беркут Асана, тяжело приземлившись на шанырак юрты. Услышав шум, она выбежала наружу и увидела птицу. Женщина едва не заплакала, ведь этот беркут был для нее символом прежней жизни, когда муж был рядом. В это мгновение угасшая было надежда на скорое возвращение Асана вновь вспыхнула в ее сердце. Она долго смотрела на беркута, вспоминая, с какой заботой Асан ухаживал за своим любимцем. Он так был привязан к нему, что временами казалось, он был с этой птицей единым целым. 

Прошло много времени, прежде чем Хадиша с трудом заставила себя вернуться в юрту. Ей казалось, что как только она сделает это, то беркут улетит и уже никогда больше не вернется. Но всю ночь птица неподвижно просидела на шаныраке. А перед самым рассветом, когда звезды на небе начали тускнеть, вдруг встрепенулась и заклекотала. Едва сомкнувшая глаза Хадиша моментально вскочила и выбежала наружу. Птица шумно взмахивала огромными крыльями, но никак не могла взлететь, словно была прикована невидимой цепью.

Завороженная этим зрелищем, Хадиша замерла, подавляя рвущийся из глубины души крик: «Куда же ты собрался?! Ведь твой хозяин еще не вернулся! Остановись! Не улетай!» Но беркут, будто отвергнув ее мольбу, тяжело взмахивая крыльями, взлетел и устремился прочь. Хадиша бросилась за ним, как будто могла остановить его. Но разве может человек угнаться за птицей?.. И когда беркут растворился в небесной бездне, обессиленная Хадиша рухнула на землю. Ей казалось, что не птица, а сама страдающая душа Асана покидала свою земную обитель и было неким знаком, означавшим тщетность еще теплившейся надежды на возвращение мужа.

С тех пор беркута Асана никто больше не видел в этих краях…

 

Глава 10

История с беркутом долго не отпускала Хадишу. Снова и снова переживая её, она уходила в себя, отрешенная от реальности, ничего не видя и не слыша. И это едва не привело еще к одной беде.

Однажды, ближе к вечеру, Хадиша сидела у очага, молча уставившись в пространство. Вдруг она услышала, как испуганно закричал ее старший сын. Она выбежала наружу и увидела: ее ребенка, прикрыв ему рот одной рукой, тяжело тащит прочь незнакомый мужчина, худой и грязный, в каких-то лохмотьях. Дико закричав, Хадига бросилась за похитителем. Догнав, она что есть силы толкнула его в спину. Мужчина завалился лицом вниз, и в этот момент мальчик вырвался из его рук. Хадиша, схватив сына в охапку, побежала в юрту, быстро закрыла двери и крепко обвязала ручки арканом. После этого она схватила детей и, трясясь от страха, забилась с ними в дальний угол, прижимая их к себе. Несмотря на пробиравшую ее нервную дрожь, женщина внимательно прислушивалась к каждому шороху.

Так прошли вечер и ночь, Хадиша не сомкнула глаз, ни на мгновение не отпуская от себя детей. Только перед рассветом она провалилась в короткий и тревожный сон и, почти сразу же проснувшись, стала судорожно собирать вещи и оставшиеся скудные припасы, складывая их в коржын. Затем Хадиша осторожно разбудила детей, перекинула сумку через плечо, посадив младшего ребенка на спину, крепко ухватила за руку старшего. Стараясь не издавать шума, она с опаской подошла к дверям. Несколько минут Хадиша напряженно вслушивалась к звукам снаружи. 

Выждав еще немного и набравшись духа, Хадиша быстро открыла створки дверей и бросилась прочь от юрты. Ей хотелось как можно быстрее покинуть это место. Краем глаза она успела заметить, что незнакомец, который хотел похитить ее сына, по-прежнему лежал на том же месте, не подавая признаков жизни.

А в это время из-за линии горизонта начали пробиваться первые лучи восходящего солнца. Они словно дарили новую надежду. Но Хадиша нисколько не радовалась нарождающемуся дню, поскольку не ведала, что он им несёт…