* * *
И ходит по следам точь-в-точь,
уже не мать, давно не дочь –
таблетки горькой оболочка,
больничный серый порошок,
яичной скорлупы снежок,
крупы разваренной комочки.
Домашки шаркнут в тишине,
а циферблату сноса нет,
и стрелки крутятся обратно –
туда, где вечно мать жива,
где брезжит свет едва-едва
и шепчут главные слова
во тьме роддомовской палаты.
* * *
Человек залезает в шкаф.
Берёт с собою сорочку, пиджак,
брюки, ботинки, подушку.
Шкаф закрывают на ключ.
Человек остаётся снаружи.
* * *
Где асфальт, где небо – не понять.
Посиди у вечного огня –
взлётных огоньков аэродрома.
Всё имеет график и тираж:
заходи, приветствуй экипаж,
фюзеляж длинней дороги к дому.
Нижний, Тверь, Архангельск, Петербург
встречным ветром выдуют всю дурь,
колкости на борт не принимая,
стюардесса даст пилотам знак,
и взлетишь на небо просто так –
никого плечом не задевая.
* * *
небо – братская могила
и всё меньше близких
чьи голоса могут меня в этом
переубедить
* * *
Скажи, где я – и буду я нигде,
так звёзды отражаются в воде,
и нет их ни на небе, ни в глубинах.
скажи, кто я – и я открою рот,
дыра под сердцем тихо заживёт,
луна толкнёт лучом окно гостиной.
зови меня – и я себя найду
в каком-нибудь неназванном году,
где Рождество спускается негромко –
по крышам, по дождю, по пустырю;
и я уйду во тьму, но не умру –
а просто снова выйду в мир ребёнком.
* * *
деревья
растущие на кладбищах
гладят корнями волосы наших любимых
обнимают за плечи машут ветвями
у деревьев много времени
чтобы сделать то
что не успел
сделать
я