Революшн

Пресс-конференция

 

Пресс-секретарь. Коллеги, три с половиной часа уже работаем. Давайте теперь вопрос из региона. Да, прошу.

Журналист. Спасибо. Телеканал «Восток-плюс». Уважаемый президент, вы уже немного говорили об урожае, о ценах на зерно, хлеб. Наша область в этом году поначалу радовалась, у нас рекордный урожай, а потом люди, конечно, начали подвывать, потому что цены прямо очень удивляют. И логически объяснить это невозможно. Хочу спросить: почему так произошло? Может, на экспорт вывозим много? Вот даже критику из-за этого вам пришлось выслушивать, хотя вы-то ни в чём не виноваты.

К. Критику на самом деле я приветствую, она всегда заставляет нас задуматься, во всяком случае, о теме, которая критиками поднимается. Где-то, конечно, цены растут объективно. Например, из-за роста стоимости комплектующих, это неизбежно. Значительную часть техники мы теперь закупаем за большее количество денег, потому что валюта наша немножко просела, и это стало дороже. Есть ещё конъюнктура мирового рынка. Но там, где это не связано с объективными обстоятельствами, это, честно говоря, задевает. Потому что, скажем, при том, что урожай у нас рекордный, вы правильно заметили, – за последние пять лет у нас рекордный урожай, и в этом году он будет сто тридцать миллионов тонн, а может быть, даже сто тридцать пять, побольше, может, будет, – а хлеб растёт в цене, макароны растут. Это что такое? С какой стати? Понятно, есть интересы производителей, экспортёров, но это же сказывается на людях – вот что плохо, вот что раздражает. Будем в этом разбираться.

Журналист. Спасибо! И ещё один вопрос, короткий. Можно? Жена попросила задать.

К. Так с этого надо было начинать. Раз жена попросила, это святое.

 

Общий смех в зале.

 

Журналист. Скажите, пожалуйста, вы как стратег, политик, человек с потрясающей харизмой, видите ли на должности главы государства однажды женщину? И если да, то какими качествами она должна обладать?

К. С точки зрения возможности управления, ответственности за страну, за людей разницы нет и не должно быть, это не зависит от пола, требования одинаковые: компетентность, порядочность и так далее. Но вот женщина, как мне кажется, привносит в политику какую-то особую атмосферу, меньше агрессии, доброту. Думаю, это будет востребовано. Но не сейчас – сейчас рановато, на мой взгляд. Время сложное, жёсткое, нам ещё надо ресурса набрать, прочности, жирка, как говорится, подкопить. Да и Конституция у нас, стоит признать, не под женщину написана.

Пресс-секретарь. Так, продолжаем. Коллеги, не устали? Кто следующий?

К. А вон девушка руку держит.

Пресс-секретарь. Да. Представьтесь, пожалуйста.

Аня. Анна Левченко, издание «Центральный район». (Пауза.) Господин президент, сколько может продолжаться этот цирк? Все присутствующие в зале понимают, что здесь происходит: вам задают заранее согласованные вопросы, вы в свою очередь даёте заранее подготовленные ответы. В этой встрече не больше смысла, чем в разглядывании сохнущей краски на заборе. Три с половиной часа мы все здесь исполняем роли, чтобы потом разойтись и вернуться к своей обычной жизни, к проблемам, которые далеки от всего того, что здесь обсуждается… Я сейчас специально сделала небольшую паузу. Могу представить, что творится в душе у коллег, некоторые, вижу, замерли, оцепенели. Больше всего меня удручает и злит как раз этот страх и напряжение, которые сейчас, я чувствую, прямо-таки разлились в воздухе, потому что такого быть не должно. Мы не должны бояться спрашивать то, что хотим, что нам важно, что нас действительно волнует.

К. Что же вас, девушка, волнует?

Аня. В демократическом обществе, если глава государства не выполняет обещанное, если цели не достигнуты, если жизнь людей не становится лучше, он уходит. Ему даётся определённый срок, и этот срок ограничен. И даже если его правление было успешным, он должен уйти. Власть должна сменяться – это главный закон, главный принцип демократии, которая, как вы уверяете, есть в нашей стране. Вы же делаете всё, чтобы остаться на своем посту. На это работает теперь вся государственная машина, все её ресурсы. Всё остальное – лицемерие, имитация, видимость. Решение других задач необходимо и допустимо только в том случае, если вашему положению это не угрожает, а лучше – если способствует.

Вы сейчас снова можете прибегнуть к любимому искусству словоблудия, увести в сторону, размыть тему, отвлечь от сказанного мной. Признайте только, наконец, хотя я на это нисколько не надеюсь, но признайте же, что единственная ваша цель сейчас и в обозримом будущем – это сохранение власти. Сохранение власти любой ценой.

 

Голосовые

 

Редактор. Аня, ты где, ты почему трубку не берёшь, почему не отвечаешь, алё? Это что было? Это что, блять, такое было?! Ты охуела, ты что творишь, ты с ума сошла?! Мне из АП звонили уже, в ютубе нарезки везде идут. Морозов звонил – они в следующий номер не пойдут. Меня учредитель сообщениями закидал! Ты что спросить должна была? Про ветеранов и школы. У нас всё было согласовано. Тебя какая муха укусила, Аня, ответь, что случилось, тебя подговорил кто? Устроила самодеятельность – жить надоело, что ли?! Ты мне всех рекламодателей распугаешь – это в лучшем случае. В худшем – нас просто прикроют и всех с волчьими билетами на улицу выпиздят. Если нас прикроют, я не знаю, что сделаю, я тебе такой счёт выставлю – по миру пойдёшь. Кости глодать на мусорке будешь!

Редактор. Так, завтра пишешь по собственному. А, нет, зачем, я тебя по статье уволю. Ты понимаешь, что тебя теперь ждёт? Или ты свалить собираешься? Ты же «закрытая», кто тебя выпустит!

Редактор. Ну где ты там, ответь уже, сука!

 

Квартира

 

Хозяйка. И куда ты теперь?

Аня. Вы тренажер мой не видели? Диск такой вращающийся.

Хозяйка. Под диваном смотрела?

Аня. Смотрела, там нет. На балконе тоже. Шкаф и тумбочку я на следующей неделе заберу – машину закажу побольше.

Хозяйка. Ты куда теперь?

Аня. Пока в гостиницу на пару дней, потом найду что-нибудь.

Хозяйка. Ты же можешь остаться.

Аня. Нет, не могу. Я не знаю, что дальше будет, подставлять вас не хочу.

Хозяйка. Зачем всё это было, Аня, ну зачем?

Аня. Не спрашивайте.

Хозяйка. Я переживаю за тебя.

Аня. Не переживайте.

Хозяйка. А что с работой?

Аня. Ничего. Разберусь. (Пауза.) Всё основное я собрала, остальное – по мелочи. Ключи вот лежат.

Хозяйка. Оставь у себя. Ты же за мебелью приедешь, и вообще, пусть у тебя пока будут. Мало ли, вдруг не найдёшь ничего.

Аня. Вам всё равно нового квартиранта искать теперь надо. Я деньги на месяц вперёд переведу.

Хозяйка. Не надо мне ничего, тебе нужнее.

Аня. Точно?

Хозяйка. Да.

Аня. Хорошо. Спасибо.

Хозяйка. Машина скоро приедет?

Аня. Да, я уже вызвала.

Хозяйка. Книги сложила?

Аня. Да.

Хозяйка. Посуду?

Аня. Тоже. Там только две чашки с ложками в холодильнике внизу лежат – имбирь, кажется, в них.

Хозяйка. Ложки? Какие? Серебряные?

Аня. Да. А что?

Хозяйка. Оставь, если не жалко. Я достану, на подоконник положу.

Аня. Зачем?

Хозяйка. Буду смотреть, вспоминать тебя, понимать, что с тобой всё хорошо. Когда заедешь в гости – ты ведь заедешь? – поставлю чайник, в эти чашки налью чай, будем пить твой любимый «молочный улун», серебряными ложками зачерпывать байкальский мед – открою для тебя баночку, мне как раз баночку мои недавно привезли, храню. (Пауза.) Я привыкла к тебе. У прошлого квартиранта аура плохая была, цветы вяли постоянно. Герань я так и не спасла. А с тобой все растения ожили. Тебя природа любит. Рассказывала тебе? У мамы моей в юности как-то грудь заболела, и она к соседу пошла, который на бараньей лопатке гадал. Он сказал, что мама игралась с водой на речке и этим духа местности разозлила. Тогда она по его совету обряд сделала, попросила прощения у духа – и грудь перестала болеть. Всё от природы. (Пауза.) Машина едет?

Аня. Да, ещё три минуты. Я пока вещи вниз спущу.

Хозяйка. Помочь?

Аня. Не надо, я сама.

Хозяйка. Береги себя, пожалуйста.

Аня. Хорошо.

Хозяйка. Ты не боишься?..

Аня. Я однажды в детстве с мамой в зоопарк пошла. Мне четыре года было. Подошли к вольеру с медведем, мама отвлеклась, а я сквозь ограду прошла и внутри оказалась. Захотела с мишкой поиграть. И поиграла. Обняла его, в бок уткнулась. А он сидит такой, огромный, и на меня сверху смотрит. До сих пор помню запах его шерсти…

Хозяйка. И он ничего тебе не сделал?

Аня. Ничего. А вот маму на «скорой» увезли: ей плохо с сердцем стало. Мне же совсем не страшно было. Хотя этого медведя все сторожа в зоопарке боялись, свирепый, жуть. Меня из клетки вытащили, а я всё к нему вернуться хотела.

Хозяйка. Аня, ты такую шумиху устроила.

Аня. Тишина нас всех убивает. Разве нет?

 

*

 

К. Тишина тссс тихо-тихо-тихо тишина.

 

Силовик. Тишина тссс тихо-тихо-тихо тишина.

 

Первый. Тишина тссс тихо-тихо-тихо тишина.

 

Второй. Тишина тсссс.[1]

 

К. Крикунов у нас сейчас много. Но важно ведь не только шуметь на площадях, на улицах или в более кулуарной там обстановке – важно что‑то предложить для того, чтобы сделать жизнь людей лучше. Вот только когда начинаем смотреть, а что же предлагают эти крикуны, так возникают большие сомнения. В этом, мне кажется, их главная проблема. Нужно же предлагать реальную, не крикливую повестку – такую, в которую люди бы поверили. Они должны выйти с ясной и понятной программой позитивных действий. А мы что видим? Что они предлагают? Всё свалить, разрушить? Дестабилизировать ситуацию? Чтоб у нас были попытки государственных переворотов? Мы всё это уже проходили. Я уверен, что абсолютное, подавляющее большинство граждан этого не хочет и этого не допустит.

 

Проработка

 

Силовик. Давай, что там по ней?

Первый. Левченко Анна Ильинична, тридцать три года, родилась в селе Малая Белозёрка, Запорожская область. Переехала сюда пятнадцать лет назад. Училась в педагогическом.

Силовик. Гражданство как получила?

Первый. По упрощёнке. Всё законно.

Силовик. Родственники?

Второй. Мать проживает в Запорожье. Отец неизвестен. Есть две сестры, одна в Киеве, другая тоже в Запорожье.

Силовик. Понятно, Украина, там глухо. Муж, дети есть?

Первый. Была замужем, сейчас в разводе. Есть сын, ему десять. Правда, четыре года назад её лишили родительских прав.

Силовик. За что?

Первый. Ненадлежащее исполнение родительских обязанностей, злостное уклонение от уплаты алиментов.

Силовик. Так, это интересно.

Второй. Она три года уже невыездная. Но с судебным приставом в контакте. Счета мониторятся.

Силовик. Какой долг?

Второй. Триста восемьдесят тысяч с копейками.

Первый. Сейчас выплачивает регулярно, там тысяч по десять в месяц.

Силовик. С сыном видится?

Первый. Нет, запрет.

Силовик. С работой что?

Второй. По специальности не работала, официально долгое время нигде не числилась, дома с ребёнком сидела, наверно. Потом бизнес по прокату автомобилей организовала, две машины у неё было. Сдавала авто водителям, те ей процент перечисляли.

Силовик. Что по налогам?

Второй. Неизвестно.

Силовик. А ты пробей. Там как раз можно покопаться.

Первый. Недвижимости никакой за ней нет.

Силовик. Как в газету попала?

Второй. Устроилась два года назад.

Силовик. Без опыта?

Второй. Знакомый устроил, редактор говорит – писала много, хорошо.

Силовик. Как её пропустили? Анкетка же сомнительная.

Второй. Ну это уже не наш косяк.

Первый. Так по политике у ней – ничего. Нигде не высказывалась, в акциях, митингах не участвовала, соцсети чистые. Взгляды нейтральные. Статьи так вообще одобрительные.

Силовик. Связи за рубежом?

Первый. До запрета регулярно к родным выезжала. Сына на море в Бердянск возила.

Силовик. Так, может, там ей кто рекомендации, советы какие давал, а?

Второй. Вряд ли. Я по своим каналам пробил – никто из местных её не пас.

Первый. Была одна мутная история. У неё мужик был, юрист, его как-то замели здесь на несколько дней, потом выпустили. Доступа к материалам у нас нет. Но его через год российского гражданства лишили, в Казахстан выслали, теперь там находится.

Силовик. Контактируют?

Первый. Нет.

Силовик. Точно?

Первый. Да, я проверял.

Второй. С нынешней работы она уволилась. Пока официально нигде не работает. Квартиру тоже поменяла.

Первый. Вести её дальше?

Силовик. Да. Надо узнать, кто за ней стоит.

 

Интервью

 

Журналистка. Анна, скажите честно: за вами кто-нибудь стоит?

Аня. Нет. А кто-то должен?

Журналистка. Есть разные версии на этот счёт. Что вас кто-то надоумил. Вот вы родились в Украине…

Аня. Как и миллионы других людей в стране.

Журналистка. Ну другие не выступают так остро в прямом эфире, с критикой первого лица, причём в его присутствии. Это было мощно, я вам скажу.

Аня. Я не сделала ничего особенного. По крайней мере, я тогда не думала, что делаю что-то особенное.

Журналистка. И всё-таки – почему? Что это было? Просто эмоциональный порыв?

Аня. Да. Наверно. Мне захотелось сказать это именно тогда.

Журналистка. То есть вы ничего не планировали?

Аня. Нет. Всё произошло спонтанно.

Журналистка. Как вы думаете, ваши слова что-то изменят?

Аня. Я не знаю. Честно, не знаю. Мне захотелось высказаться. Скорее, не как журналисту, а как человеку, частному лицу. Я понимаю, наверно, тем самым я нарушила журналистскую этику, на работе не должно быть личного отношения. Но, видимо, я подумала, что другой возможности у меня больше не будет.

Журналистка. Правда, что вы должны были задать другой вопрос президенту? Более традиционный, удобный.

Аня. Да.

Журналистка. Какой, если не секрет?

Аня. Два вопроса, точнее. Про школы и ветеранов.

Журналистка. Что ж, традиционней некуда. И они были заранее согласованы с администрацией?

Аня. Наверно. Это редактора моего надо спрашивать.

Журналистка. Вы ведь уволились недавно?

Аня. Да.

Журналистка. Почему?

Аня. После случившегося, наверно, было глупо там оставаться.

Журналистка. Вы сами уволились или вас попросили?

Аня. Попросили. Но даже если бы не попросили, я бы сама ушла.

Журналистка. А как вы вообще туда попали? Вы же до этого, насколько я поняла, никакой журналистикой не занимались.

Аня. Небольшой опыт у меня был. Я на фрилансе писала, копирайтером была. Знаете, есть такие сайты, там пишешь на заказ статьи про замороженные соки или фасады икеевских кухонь.

Журналистка. Скучно не было?

Аня. Было. Но мне надо было зарабатывать деньги.

Журналистка. Самый странный заказ на копирайтинг помните?

Аня. Однажды на меня вышел один человек и попросил сделать описание характера своего кота по фотографии.

Журналистка. Серьёзно?

Аня. Да. Я не шучу.

Журналистка. И вы сделали?

Аня. Он заплатил хорошие деньги. Звучит смешно, конечно. При этом я несколько раз ещё переделывала. Ему казалось, что я не совсем верно раскрываю характер его кота.

Журналистка. Забавно. Так как же вы попали в редакцию «Центрального района»?

Аня. По рекомендации знакомого, мы учились вместе в институте.

Журналистка. Вы на политические темы писали?

Аня. Нет. У нас вообще не политическое издание.

Журналистка. А как вы оказались на пресс-конференции? Вы же первый раз участвовали?

Аня. Да. Мне предложил редактор, я отправила заявку на аккредитацию, через какое-то время был опубликован список аккредитованных журналистов. Их сотни обычно. Я там тоже оказалась.

Журналистка. Вы ожидали, что президент предоставит вам слово?

Аня. Нет, конечно. Я ведь в их плане не была. Это было его спонтанное решение.

Журналистка. Как думаете, он сейчас жалеет, что дал вам слово?

Аня. Не знаю. Мне сложно залезть в его голову. Может, он уже всё забыл.

Журналистка. Аня, у вас педагогическое образование. Но вы ведь никогда не работали в школе?

Аня. Нет. После института я сразу вышла замуж. Муж попросил быть дома.

Журналистка. И вы согласились? У вас не было амбиций?

Аня. Нет. Мне нравилось заниматься домашним хозяйством. Тогда нравилось.

Журналистка. Муж вас обеспечивал?

Аня. Да. Можно так сказать.

Журналистка. Кем он работает?

Аня. У него был бизнес. В строительной сфере. И сейчас, наверно, есть.

Журналистка. Вы не общаетесь?

Аня. Нет.

Журналистка. А почему вы разошлись?

 

Пауза.

 

Аня. Поняли, что по-разному смотрим на жизнь, на семью, на общее будущее. Банально, наверно.

Журналистка. У вас есть сын. Сколько ему?

Аня. Десять. Одиннадцать скоро будет.

Журналистка. Но вы не можете с ним видеться, потому что вас лишили родительских прав…

Аня. Да.

Журналистка. Из-за чего? Насколько я знаю, обычно так делают в отношении наркоманов, алкоголиков, тех, кто бьёт детей, кто является угрозой их здоровью, безопасности. О вас такого вроде не скажешь.

Аня. Основная причина – уклонение от уплаты алиментов.

Журналистка. Это действительно так было?

Аня. Да, но это было сделано задним числом. Муж забрал ребёнка, два года я не могла его увидеть. Потом неожиданно проходит суд, мне присуждают выплату алиментов с момента его исчезновения, с процентами. А через какое-то время лишают прав из-за огромного долга.

Журналистка. Вы к юристам обращались?

Аня. У меня был адвокат, но он ничего не смог сделать. Он был не очень профессионален, как я теперь понимаю. На кого-то получше у меня не было денег.

Журналистка. Как ваш бывший муж забрал ребёнка? У него разве было на это право?

Аня. Это произошло без моего разрешения. После развода мы договорились, что Женя будет жить с нами поочередно: неделю у меня, неделю у него.

Журналистка. Женя – так зовут вашего сына?

Аня. Да. Мы в таком режиме где-то год провели. И как-то – это было осенью, в ноябре, пять лет назад – он приехал, забрал Женю. На неделю, как обычно. Но уже не вернул.

Журналистка. Вы пытались с ним связаться?

Аня. Мы сначала созванивались, я спрашивала, что происходит. Он говорил, что Женя болеет, что вернётся, когда выздоровеет. Он врал, я это знала, но ничего не делала, надеялась, ждала. А потом ко мне в квартиру пришла полиция…

Журналистка. Что им было нужно?

Аня. У меня тогда молодой человек появился. Мы жили вместе. Ему предъявили обвинения в развратных действиях. В отношении Жени.

Журналистка. Это правда?..

Аня. Нет. Заявление подал мой бывший муж. Тогда была волна как раз всех этих дел, они проходили легко. Он отвёл Женю к психологу, сын рассказал, что чужой дядя снимал штаны, показывал ему что-то, пока мамы не было дома. Завели уголовное дело.

 

Пауза.

 

Журналистка. И что было дальше? Что стало с вашим молодым человеком?

Аня. Его посадили на восемь лет, он сейчас в колонии. Я пыталась всё объяснить, сказать, что это клевета, что Жене всё внушил отец. А позже бывший муж использовал это в деле о лишении родительских прав. Он всё рассчитал. Я, по его словам, не обеспечила безопасность ребёнку, была ненадёжной, он напирал на мои отношения с мужчинами: вожусь непонятно с кем, защищаю педофила. Да ещё алименты не плачу. В глазах суда я была отвратительной матерью. Я не знала, как оправдаться.

Журналистка. Вы общаетесь с молодым человеком?

Аня. Нет. Уже давно. Его родственники считают меня виноватой.

Журналистка. Почему ваш муж так сделал? Отчего так себя повёл?

Аня. Он не хотел, чтобы я воспитывала сына.

Журналистка. Почему? Боялся за него?

Аня. Нет, он не думал о Жене. Он просто хотел сделать мне как можно больней. Он искал такую возможность и нашел.

Журналистка. Чем же вы ему так не угодили?

 

Пауза.

 

Аня. Я ведь не просто ушла от него. Я сбежала. Однажды я собрала вещи, взяла Женю, и мы ушли из квартиры. У меня не было денег, муж давал только на продукты. Он контролировал все расходы. Подруг и друзей у меня не было, после свадьбы он запрещал мне с кем-либо общаться. Мне некуда было пойти. И я пошла в церковь.

Журналистка. В церковь?

Аня. Да, у меня там был знакомый батюшка. Я туда ходила иногда, по совету детского психолога, которого посещала с Женей. У Жени были проблемы с речью, с памятью, он всего боялся. Он общался на сеансах с детским психологом, я была рядом, тоже стала с ней разговаривать. И как-то я призналась ей, что думаю о самоубийстве. Был тяжёлый период, мне было всё невыносимо. Она посоветовала пойти в церковь. Так я познакомилась с тем батюшкой. Я приходила туда, рассказывала всё, мне стало легче. Он и посоветовал мне разойтись с мужем. Поверить трудно, разве может человек церкви сказать такое, да? Я тоже удивилась тогда сильно, а он сказал, что дело не в семье – это вопрос моего выживания, вот и всё. И я ушла, я и правда была тогда на грани. Забрала Женю и пришла с вещами к батюшке. Он, конечно, не ждал, не думал, что если я уйду, то к нему приду. Но не прогнал, и я осталась. Мне с ребёнком нашли в храме комнатку, я стала помогать в уборке, в готовке. Мне было там хорошо, Женя тоже был пристроен, его начали учить. Иногда я думаю, что могла и дальше так прожить, такой жизнью. У меня могла быть другая судьба.

Журналистка. Вас нашли?

Аня. Он поднял на уши всех. Полицию, юристов, частных детективов. Приехал в храм, я к нему не вышла, спряталась. Он вызвал батюшку, наговорил про меня, заявил о похищении ребёнка. Пригрозил, что не оставит церковь в покое, сообщит руководству. Батюшка потом пришёл ко мне и сказал, чтобы я ушла. Я не была в обиде, всё было понятно. Мы с Женей поселились в квартире у одной женщины, я с ней в храме познакомилась. А потом я подала на развод. (Пауза.) Он мне этого не простил. Он хотел, чтобы я всегда была с ним.

 

Бывший

 

Аня. Ты не будешь есть? Я приготовила.

Муж. Нет, я поел.

Аня. Ты бы позвонил, предупредил. Я тебе писала.

Муж. Некогда было. Убери в холодильник. Женька у себя?

Аня. Он спит уже.

Муж. Он днём спал?

Аня. Нет, не смогла его уложить.

Муж. Не надо ему планшет давать: насмотрится мультиков, потом спит плохо.

Аня. Дело не в планшете.

Муж. А в чём?

Аня. Ему сны страшные снятся, он говорит, боится засыпать.

Муж. Какие ещё сны?

Аня. Крысы, лапы оторванные. Вчера приснилось, что меня убивают – в лесу какой-то дракон трёхголовый.

Муж. Змей Горыныч, что ли? Я говорю, мультиков насмотрится, гулять с ним больше надо. И читаешь ты ему много на ночь, сказки эти. Что ты его всё книгами пичкаешь? Он и так впечатлительный.

Аня. Может, к психологу с ним походить?

Муж. Зачем? Хочешь, чтоб там всё рассусоливали, добили ему психику окончательно? Мне он ничего не говорил. Он с тобой нервным становится. Сама нервная и ребёнка таким делаешь. Гулять с ним надо почаще.

Аня. Я гуляю.

Муж. Давай на море съездим, втроём. В Грецию, например, там уже тепло. Я Валере дела оставлю, на недельку вырваться смогу.

Аня. Я думала, может, в Бердянск с ним съезжу.

Муж. Нахрен твой Бердянск. Что там за море вообще? Лужа какая-то. Пляжи ещё эти мусорные, с быдлом.

Аня. Женьке в прошлый раз понравилось.

Муж. Это тебе там нравится.

Аня. Там климат ему больше подходит, посуше, чем на Средиземном.

Муж. Сама придумала? Ты к своим просто хочешь поехать. И Женьку втягиваешь. Мне не нравится, какой он оттуда приезжает. Он тупеет там, с родней твоей. (Пауза.) А где цветы?

Аня. На подоконнике.

Муж. А чего со стола убрала?

Аня. Мы тут с Женькой играли, на подоконник переставила, чтоб не уронить случайно.

Муж. Лилии, знаешь, сколько стоят?

Аня. Знаю.

Муж. Что у тебя с настроением вечно не так?

Аня. Цветы хорошие, да.

Муж. Я обратно поставлю.

Аня. Хорошо.

Муж. Слушай, может, тебе на работу выйти? Хватит дома сидеть, киснуть, самой же надоело ведь. Женьку можно в детсад отдать. Пора уже, ему социализироваться надо.

Аня. На какую работу?

Муж. Помнишь, я говорил, мне человек в бухгалтерию нужен?

Аня. Я же не бухгалтер.

Муж. Да там ничего знать не надо, просто в компьютер данные вбивать, бумажки печатать. Это больше на секретарскую работу похоже.

Аня. Скучно же.

Муж. А дома не скучно? Хоть делом займёшься. Я тебе трудовую оформлю, стаж пойдёт.

Аня. Зачем мне такой стаж?

Муж. А какой тебе нужен? Или ты по специальности хочешь, учителем, что ли?

Аня. Нет. Я уже думала.

Муж. О чём?

Аня. Я бы бизнесом могла заняться.

Муж. Каким ещё бизнесом?

Аня. Сдача в аренду автомобилей. Можно с двух машин начать, найти водителей, в городе и области пусть ездят.

Муж. Ты что, серьёзно? Ты же не разбираешься в этом ни фига.

Аня. Там ничего сложного. Я уже изучала вопрос.

Муж. Где, в интернете? Думаешь, это всё легко?

Аня. Я хочу попробовать.

Муж. Может, сначала курсы какие-нибудь пройдёшь? «Эм-би-эй» там. Знания реальные хоть получишь.

Аня. Я могу пройти уже по ходу дела.

Муж. Ты знаешь, сколько этот бизнес денег требует? А машины откуда возьмёшь? В кредит? И что там вообще интересного? Геморрой же, только и будешь за водилами бегать, деньги свои выбивать.

Аня. Ты мне не поможешь?

Муж. Ань, ну дико это всё звучит. И потом, о Женьке подумала? Ты вся в бизнес уйдёшь, а с ним что будет?

Аня. Ты же сам мне работать предложил.

Муж. Ладно, проехали.

 

Пауза.

 

Аня. Погоди…

Муж. Что?

Аня. Не надо.

Муж. А что? Женька же спит?

Аня. Да.

Муж. Я душ принял. Давай здесь, у зеркала.

Аня. Я хотела сказать… Попросить. Давай перерыв сделаем.

Муж. В смысле? Какой перерыв?

Аня. На месяц. Хорошо, две недели.

Муж. Что случилось?

Аня. Я пока не хочу. Давай я рукой сейчас всё сделаю?

Муж. Не надо, блять. Ты издеваешься, что ли?

Аня. Я пока не могу.

Муж. Да что такое? Ты больна, что ли?

Аня. Почему я обязательно должна быть больна, чтобы не хотеть секса?

Муж. Ты его вообще не хочешь или не хочешь со мной? (Пауза.) Чего молчишь?

Аня. Это моё тело, моё здоровье, мне сейчас так нужно.

Муж. А мне что делать? Я пришёл с работы, я зарабатывал деньги для нашей семьи, я устал, мне надо снять напряжение. Ты меня специально из себя выводишь?

Аня. Нет. Я тоже устаю.

Муж. Ты что, на сторону ходишь?

Аня. Господи, нет.

Муж. Кто такой Сергей Карманчук?

Аня. Кто?

Муж. Вчера добавила в друзья к себе. «Вконтакте».

Аня. Он сам добавился.

Муж. А ты зачем добавила?

Аня. Там каждый день кто-то ко мне добавляется. Я в группе по йоге комментарии иногда пишу. Я вообще их всех ни разу не видела.

Муж. Зачем добавляешь тогда?

Аня. Это глупый разговор. Чего ты хочешь от меня?

Муж. Тебе нравится бесить меня?

Аня. Всё, я спать пойду.

Муж. Стой!

Аня. Отпусти.

Муж. Мы же разговариваем. Чего уходишь? Мы же не договорили.

Аня. Я не хочу.

Муж. Почему ты всегда всё делаешь назло? Я мало даю тебе, что ли? Не пью, не изменяю. Что тебе не нравится? Что тебе, блять, ещё надо?! Ты можешь быть нормальной женой?!

Аня. Мне больно, отпусти. Отпусти! Рука, мне больно. Женя!

Муж. Ты дура, что ли?! Ты кого зовёшь?! Его в это не впутывай, поняла? Никогда ребёнка не впутывай, шлюха конченная!

Аня. Ты мне палец сломал…

Муж. Тихо ты. Слышишь? Тихо, я сказал.

 

*

 

Тишина тссс тихо-тихо-тихо тишина.

 

Тишина тссс тихо-тихо-тихо тишина.

 

Тишина тссс тихо-тихо-тихо тишина.

 

Тишина тсссс.

 

К. Любимую не отдают. Любимую – не отдают. 

Любимая долго терпит, милосердствует. Любимая не завидует, любимая не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего. Любимая не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине. Всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любимая никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. 

Любимая навсегда. Любимую – не отдают.

 

Принцип

 

Силовик. Моя дочка любит сыр тонкими ломтиками резать, берёт «Свалю» или «Маасдам», хотя мне «Брест-Литовск» больше нравится, он дешевле, берёт и режет квадратиками, потом кусок хлеба берёт и ломтиками этими накрывает, чтоб он весь был покрыт, если где не хватает, даже полсантиметра, она ещё ломтик добавляет. И наоборот – если сыр через край хлеба лезет, она отрезает сыр по краю ровнёхонько так, чтоб совпало всё. В итоге ничего лишнего и пустых мест нет. Так вкуснее, говорит.

Я ей на ужин овсянку делаю, и гречку в другой день. Она ещё йогурты покупает. Получается день – овсянка, день – йогуры, потом следующий день – гречка. Затем всё по новой. Это ужин, не завтрак. Вечером давно ничего обильного не едим, я поздно тем более бываю. Три месяца уже держится, до этого быстро вес набирала. По осени особенно ела всё подряд. Особенно роллы эти с курицей во «Вкус вилле», огромные такие, там майонеза полно, брала часто, могла по три штуки за раз съесть. А теперь похудеть хочет.

Первый. У Левченко долгов больше нет.

Силовик. Как это? Покажи.

Первый. Вот. По алиментам ничего. И вообще там по нулям всё.

Силовик. Когда она успела? Там четыреста штук почти было. Откуда деньги взялись?

Первый. Я глянул, там последнюю неделю разных переводов полно, с разных счетов. Переводы мелкие, по тысяче-две, но их много. А кто-то двадцать тысяч скинул.

 

Пауза.

 

Силовик. Это после интервью. Она там что, о помощи просила?

Второй. Нет.

Силовик. А в соцсетях?

Второй. Ничего такого не было. Видимо, люди сами.

Силовик. Переводы из-за рубежа есть?

Второй. Нет.

Силовик. Поищи лучше. Ты проверил инфу, что она в интервью говорила?

Второй. Да. Парня её действительно за педофилию посадили, на Урале отбывает. По церкви тоже – было такое.

Силовик. По налогам что-нибудь нарыл?

Второй. Нет, там чисто. Она в режиме самозанятой была.

Силовик. Прям с начала? Она же давно этим занималась, режима ещё не было. Посмотри хорошенько, должны быть какие-то косяки.

Второй. Хорошо.

Первый. Что дальше делать будем?

Силовик. А что дальше? Знаешь, в дзюдо есть приём? Берут противника в клинч, захват плотный делают, прижимают к себе крепко-крепко, руками-ногами, и удерживают. Противник трепыхается, а ты молчишь, терпишь, держишь. Долго держишь, сколько нужно держишь. Пока он не обмякнет, не устанет. Пока у него силы не кончатся. И вот ты уже держишь слабое, вялое, ненужное тело. И даже держать не надо – он сам сдох, проиграл.

В нашем деле главное – терпеть и ждать.

 

*

 

К. Есть одна вещь, на которую в широкой публике не обращают внимания, но она имеет значение, а именно: этот трюк заключается в том, чтобы напасть на первых лиц. И таким образом для тех, кто это делает, таким образом подтянуться до определённого уровня и сказать: вот обратите внимание, мой партнёр – это вот этот, и я такого же калибра человек. Относитесь ко мне как к человеку такого, общенационального масштаба. Это известно, во всем мире применяется этот трюк политической борьбы.

Но, на мой взгляд, не этими трюками нужно пользоваться для того, чтобы добиваться уважения и признания со стороны людей. Нужно свою состоятельность доказывать либо конкретными делами, либо конкретной программой.

Призываю все политические силы руководствоваться не своими амбициями личными, а интересами наших граждан, и предлагать позитивную повестку для того, чтобы решать вопросы, стоящие перед страной. А их у нас много.

 

«Инстаграм»

 

Аня. В детстве я не любила соску. Мама со мной мучилась: в рот засовывала, а я постоянно выплёвывала. Или я ждала, когда мама уйдёт, выплёвывала и в кулачке держала. Мама рассказывала, что часто заставала меня спящей с соской в руках. Не любила я, когда рот затыкают. Ещё пеленки не нравились. У меня привычка была: любила на палец указательный волосики свои накручивать. Часами могла так делать. Когда мама пеленала меня, я потом все силы тратила на то, чтоб руку из-под белья вытащить. Вытащу – и снова пальчиками за локон хватаюсь. В пелёнках никакой свободы не было.

У меня сейчас от всего такое же ощущение: нас замотали в пелёнки, дали соску. От тебя ничего не зависит, ты беспомощен. Иногда выплёвываешь соску, кричишь, а тебе снова рот затыкают. Заботятся. Кормят по расписанию. Только кормят лишь для того, чтобы не умер. Ровно столько дают еды, чтобы выжил, но не стал сильным. Не посмел что-то сделать.

Когда очень долго остаёшься беспомощным, то перестаёшь сопротивляться. Привыкаешь. Тебе кажется, что так и надо. Выхода нет, смирись, не дёргайся, о тебе позаботятся – ты сам ничего уже не изменишь. И сил как будто нет. Только это не так. Не дай себя обмануть. Не дай себе поверить, что ничего изменить невозможно.

Помню, когда была замужем, приехала к родным, – пять лет на родине не была, муж не пускал, – меня никто не узнал. Я как зомби была, неживая, меня сестра увидела и заплакала. Я внешне даже изменилась, я другой стала. Мне крестная сказала: «Проснись, Аня, что с тобой? проснись сейчас же!»

И я проснулась.

 

План

 

Силовик. Что по налогам?

Второй. Ничего. У неё оборот был небольшой. Были штрафы пару раз, она оплатила. Две машины, там максимум административку можно приплести.

Силовик. Обыск можем организовать?

Первый. Да.

Силовик. Переводы из-за рубежа не нашёл? Не обязательно дальнее, она же из Украины, тоже подойдёт.

Второй. Можно через подставных.

Силовик. Давай.

Первый. А какие у нас полномочия вообще?

Силовик. Нормальные. Всё в порядке.

Первый. Можно на мужа её бывшего выйти.

Силовик. Можно, только осторожно. Всё по инструкции, через двух посредников. Но сначала без контакта: пробейте адреса, имущество, телефоном его займитесь, покопайтесь.

 

Пауза. 

 

Силовик. У вас же детей нет?

Первый. Нет.

Второй. Нет.

Силовик. Моя дочка обычно рано встаёт. Наливает фильтрованную воду из кувшина в чайник, включает, уходит в ванную. А я с вечера обычно эту воду фильтрованную готовлю. Под фильтр кувшин ставлю, там такая тоненькая струйка течёт, минуты три надо, чтоб набралось. Набираю полную и на столешницу рядом с чайником ставлю. А вчера забыл налить. Так её все утро трясло. Кричала, что ей пришлось стоять и набирать самой, ждать, пока кувшин весь наполнится. Отойти умыться не могла. Всё пошло не так. Всё должно быть чётко, так у нас заведено. (Пауза.) А она ещё работать просится. Как она работать будет? Где? Дома всё есть, я на неделю продуктов закупаю, в холодильнике лежит – бери, не хочу. После обеда она спит, два часа, иногда два с половиной. На работе так не поспишь. Я думал, может, гардеробщицей её устроить, там легко, думать не надо. На полдня, до обеда, например, поработает, потом домой. Спокойно, стрессов нет. Это лучше, чем целыми днями телевизор смотреть. Деньги не главное, главное, чтоб делом была занята.

Первый. А сколько дочке лет?

Силовик. Двадцать семь.

 

Парк

 

Редактор. Ты знаешь, как я рискую?

Аня. Это не риск. Ты за место своё боишься.

Редактор. Или за свою жизнь.

Аня. Давай без пафоса. Купил телефон?

Редактор. Да. Вот. Я на номер уже пятьсот рублей положил.

Аня. Спасибо.

Редактор. Ты как вообще?

Аня. В субботу пришли с обыском. В шесть утра. Повод формальный, только у меня теперь ни телефона, ни ноутбука. В понедельник хозяйка квартиры расторгла со мной договор аренды. Сказала – страшно. Что ещё? Вчера порезали шины, на капоте написали «шлюха». Мне теперь в директ это слово часто шлют. А так всё нормально.

Редактор. Я не смотрел то видео.

Аня. Не строй из себя святого. Как думаешь, он сам слил? Или его попросили?

Редактор. Может, взломали?

Аня. Какое удачное совпадение. (Пауза.) Я даже не знала, что он снимал. Не знала, что хранит у себя. Странно, что раньше нигде не всплыло. Он бы такой случай не упустил.

Редактор. Ань, ты же можешь в суд подать. Слив частного видео – это уголовка.

Аня. Это уже не важно. Оно теперь везде. Я не хочу тратить на это свои силы и нервы. (Пауза.) Не хотелось бы только, чтобы Женька увидел.

Редактор. Ему всего десять. Вряд ли увидит.

Аня. В школе покажут, расскажут, ты же знаешь.

Редактор. Вот зачем ты во всё это влезла, а? И продолжаешь же. Перестань, послушай меня. Зачем в соцсетях разжигаешь? Чего добиваешься? Они же тупо сильнее. Переломят через колено и всё. Ладно бы у тебя кто-то был ещё. Команда там, сторонники. А у тебя что? Подписчики в инсте?

Аня. Ты знаешь, как я долг по алиментам погасила? Мне вот эти самые подписчики перевели. Пятьсот тысяч рублей. А я даже не просила. Люди сами всё сделали. Совершенно незнакомые люди.

Редактор. Только телефон тебе я привез. А не все эти люди. Сейчас они есть, пока есть движуха, хайп, пока ты на волне, а завтра их нет.

Аня. Ты всегда был мизантропом. Как в редакции дела?

Редактор. Нормально. Завтра интервью с министром транспорта выйдет.

Аня. Грехи замаливаете?

Редактор. Ань, ну хватит. Сама же кашу эту заварила, кучу людей подставила. Что с тобой? Бессмертной себя возомнила?

Аня. А он, думаешь, бессмертный?

Редактор. Конечно. Нелегко с Кощеем сладить: смерть его на конце иглы, та игла в яйце, то яйцо в утке, та утка в зайце, тот заяц в сундуке, а сундук стоит на высоком дубу, и то дерево Кощей как свой глаз бережет. (Пауза.) Ты же понимала последствия.

Аня. Я уже давно живу одним днём.

Редактор. Ты знаешь, я тебя поддерживаю, со всем согласен, все устали уже. Но у меня дети, старшему поступать в следующем году, машина в кредите, мама больная. Лекарства дорогие, да ещё в дефиците всегда, достаю по блату. Вечером прихожу после работы, хочется просто отдохнуть, в телек пялиться, футбол там – я канал платный подключил, Лига чемпионов, Лига Европы, английская премьер-лига. Хочу «Ливерпуль» – «Манчестер Юнайтед» смотреть, пить кефир, у меня желудок слабый, больше ни о чём не думать. Не дёргаться, не бояться. Мне уже ничего не надо.

Аня. Хоть завтра помирай.

Редактор. Да, хоть завтра. Я даже завещание написал. На всякий случай.

Аня. Бедный.

Редактор. Ладно тебе. Чего ты от меня хочешь? Да, я бы не смог, как ты. Ты дикая.

Аня. В лесу выросла?

Редактор. А кто тебя знает. Не обижайся, но мне есть, что терять, а ты…

Аня. А я уже всё и всех потеряла. Да?

Редактор. Ну что ты передергиваёшь.

Аня. Ладно, слушай, хочу попросить тебя ещё… Вот.

Редактор. Что это?

Аня. Свитер для Женьки, я связала. У него день рождения в среду. Передашь? У меня запрет, ты знаешь.

Редактор. А как передам-то?

Аня. Я тебе адрес школы скажу, время тоже. Придёшь и, когда после уроков из школы выйдет, отдашь. Скажешь, что от мамы. Я записку внутрь положила.

Редактор. Как-то мутно всё это. Его же там встречают. Отец или кто ещё.

Аня. За ним бабушка приходит.

Редактор. Ну вот. Как я всё это объясню?

Аня. Я не договорила. По средам она задерживается, из бассейна возвращается. Он минут пятнадцать у школы топчется.

Редактор. Откуда знаешь?

Аня. Я приходила, видела со стороны. Я все дни уже изучила.

Редактор. Так чего не подошла? Чего сама не отдашь-то?

Аня. Он отцу всё расскажет. А тот этого ждёт. Опять суды начнутся. Он пока со свету меня не сживёт, не успокоится.

Редактор. Как-то сложно всё это. Может, просто посылкой отправить? Или курьером?

Аня. Ладно, всё ясно с тобой. Давай.

Редактор. Ну погоди, хорошо. Я попробую.

Аня. Уверен?

Редактор. Да.

Аня. Спасибо. (Пауза.) Я ему часто вязала, когда маленький был. Шарфик, варежки. Носки. Он в коляске сидит, смотрит, а я вяжу. Всегда полно одежды, брала ему постоянно, такой модный был. А сейчас его бабушка одевает, я видела, мне не нравится. Хуже других, простенько так, ему не идёт, он же красивый. А у него даже телефона нет своего – отец запрещает. Боится, что номер узнаю, буду названивать. Он всю жизнь его контролирует. Друзей нет, другие в компаниях, он один всё время из школы выходит. Думала, может, телефон ему сейчас подарю, хороший, чтоб не был изгоем каким-то, только отец отберёт, конечно.

Редактор. Я бы давно уже сломался, если честно, на твоём месте. А ты не ломаешься.

Аня. Сломанное не ломается.

 

Допрос

 

Силовик. Видите, Анна Ильинична, я вас не обманываю: вот выписки из банка о переводе вам средств из Украины, Казахстана, Польши и Германии.

Аня. Допустим. Это запрещено?

Силовик. Не запрещено, конечно, только вы должны понимать последствия. Вы получаете иностранное финансирование, ведёте политическую деятельность…

Аня. Каким образом, интересно, я веду политическую деятельность?

Силовик. Посредством социальных сетей. Вот экспертиза специалиста, доктора филологических наук, анализ ваших публикаций показывает, что они носят политический характер. У вас множество подписчиков, вы имеете определённое влияние.

Аня. Понятно.

Силовик. Это хорошо, что понятно. По закону вы должны были подать заявление на включение вас в реестр иностранных агентов, но вы этого не сделали. За непредставление сведений вас можно привлечь к уголовной ответственности, она предполагает, в том числе, лишение свободы сроком на пять лет.

Аня. Я даже не знала, откуда шли переводы, в банковском приложении этой информации нет.

Силовик. Весьма беспечно с вашей стороны. Незнание не освобождает от ответственности, не мне вам это объяснять.

Аня. Хорошо, я поняла. Приму к сведению. Это всё? Могу идти?

Силовик. К сожалению, нет. У меня для вас есть ещё некоторая информация.

Аня. Это официальный допрос? Скажите сразу. Мне позвонить адвокату?

Силовик. Зачем же, это всего лишь беседа, только и всего. Довожу до вас необходимую информацию. Никаких официальных обвинений пока нет, но, надеюсь, и не будет.

Аня. Скажите честно: слив частного видео – ваших рук дело?

Силовик. О каком видео вы говорите?

Аня. Домашнее видео, сделано моим бывшим мужем. Некоторое время назад видео начали распространять в интернете.

Силовик. Думаете, мы занимаемся подобными вещами?

Аня. Не сомневаюсь.

Силовик. У вас странное представление о нашей работе, Анна Ильинична.

Аня. Вы общались с моим бывшим? Он везде утверждает, что его взломали.

Силовик. Честно говоря, я не в курсе. Этот вопрос не в нашей компетенции. Если у вас есть основания кого-то подозревать, можете обратиться в прокуратуру.

Аня. Чтобы получить формальную отписку?

Силовик. Давайте продолжим разговор по существу. Вы наверняка спешите, не хочется вас задерживать.

Аня. Что ещё? Кстати, когда мне вернут телефон и ноутбук?

Силовик. По этому делу ещё идут следственные мероприятия; когда изъятые материалы будут готовы к возвращению, мы вас уведомим. Не волнуйтесь, вы проходите в качестве свидетеля, это обычная формальность.

Аня. Я не имею никакого отношения к организации, чьи листовки и брошюры вы искали в моей квартире. Мы оба прекрасно знаем, что это лишь форма морального давления, которую вы очень любите.

Силовик. Всё же давайте вернёмся к сути нашего разговора. Правда, что у вас был бизнес по прокату автомобилей?

Аня. Да, был. Но я уже несколько лет им не занимаюсь. Машины проданы, кредиты закрыты. Долгов нет. Что, нашли к чему прицепиться? Выкладывайте.

Силовик. Одним из водителей, бравших ваши машины в аренду, был Бадиев Магомед Халидович, тысяча девятьсот восемьдесят второго года рождения. Это так?

Аня. Возможно. Я не всех уже помню. Кто-то по полгода работал, а кто-то – всего пару недель. И что с этим водителем не так?

Силовик. С ним-то всё нормально. Но вот он утверждает, что в июле две тысячи семнадцатого года вы вымогали у него крупную сумму денег.

Аня. Вымогала крупную сумму?

Силовик. Да. По его словам, вы требовали двести тысяч рублей, грозили, что, если он не передаст вам эту сумму, его убьют.

Аня. Это ложь.

Силовик. То есть никаких денег вы у него не требовали?

Аня. У меня иногда бывали ситуации, когда нужно было напомнить водителям о переводе средств. Они брали оплату с клиентов, с неё мне перечисляли процент. Кто-то порой забывал – специально или нет, – и я им об этом сообщала. Но это никакое не вымогательство. Тем более речь никогда не шла о таких суммах. Две-три, максимум десять тысяч рублей – вот что должны мне были водители. И, конечно, я никому не угрожала убийством.

Силовик. Тем не менее Магомед Бадиев утверждает, что это было именно вымогательство с угрозой его жизни.

Аня. И какие у вас есть доказательства, кроме его слов?

Силовик. Аудиозапись разговора между ним и вами.

Аня. Вы серьёзно? Запись?

Силовик. Да, запись телефонного разговора, сделанная самим Магомедом Бадиевым в июле две тысячи семнадцатого года.

Аня. Это вообще законно?

Силовик. Да, собственные разговоры записывать можно. Чужие – запрещено.

Аня. И вы эту запись слушали?

Силовик. Нет, у нас нет доступа, потому что и дела пока нет, лишь его заявление.

Аня. Тогда либо эта запись подделка, либо он лжёт. Такого разговора между нами не было. Либо это вы лжёте.

Силовик. В этом суд разберётся. Если дело дойдёт до суда, конечно.

Аня. Так, ладно. Я больше не желаю продолжать этот разговор без своего адвоката. Если меня в чём-то подозревают, выдвигайте официальные обвинения.

Силовик. Так мне как раз и не хочется доводить всё до официальных обвинений. Понимаете?

Аня. Скажите, вам больше заняться нечем? Всех бандитов, террористов переловили, всю преступность в стране искоренили?

Силовик. Это демагогия, Анна Ильинична. Каждый занимается своим делом. У нас и бандитов ловят, и террористов, и другими преступлениями занимаются: кражами, убийствами, изнасилованиями.

Аня. А вы, получается, с инакомыслящими боретесь? Очень интересное и полезное дело. Всю жизнь, наверно, мечтали заниматься.

Силовик. Зачем вы ёрничаете? Я же с вами вежливо, по-хорошему разговариваю.

Аня. Я могу идти?

Силовик. Пока нет. (Пауза.) Вы очень любите своего сына?

Аня. Не ваше дело.

Силовик. Сколько времени вы с ним уже не виделись?

Аня. Повторю: не ваше дело.

Силовик. А ведь эту ситуацию можно исправить. Сделать так, чтобы запрет на общение сняли. Восстановить ваши родительские права. Можно даже сделать так, чтобы Женя снова начал жить с вами.

Аня. Что это значит?

Силовик. Всё от вас зависит, Анна Ильинична.

 

Пауза.

 

Аня. Предлагаете уладить мои личные проблемы в обмен на лояльность?

Силовик. Понимайте, как хотите.

Аня. И думаете, я вам поверю?

Силовик. Всё же подумайте. Что для вас важнее? Что вообще может быть важнее семьи, детей?

Аня. Вы что, психологом в свободное время подрабатываете?

Силовик. Я не жду от вас немедленного ответа, Анна Ильинична. И, собственно, какого-то ответа от вас не жду.

Аня. Я прекрасно поняла, чего вы ждёте и чего вы хотите от меня. Только разве с вами можно о чём-то договариваться? Эти договорённости ничего не стоят.

Силовик. Зря вы так. Мы не звери, как это принято в ваших кругах считать. И всегда ищем решение, устраивающее все стороны.

Аня. Господи, неужели я для вас так важна? Я же не делаю ничего особенного. За мной никого нет, я не состою ни в одной партии, я не политик. Чего вы все так боитесь?

Силовик. Почему вы всегда говорите о каком-то страхе? Я, мои коллеги – все мы люди, нам свойственны разные человеческие чувства и переживания, это не только страх и гнев. Но и радость, печаль. Сочувствие. (Пауза.) У меня тоже есть ребёнок. Дочка. Живёт со мной, жена моя умерла давно. Больше всего на свете боюсь, что с ней что-нибудь случится. Сижу на работе и каждые пять минут думаю: как она там, всё ли в порядке? У вас бывало такое? Помню, была маленькой, ей лет шесть было, мы сидели на кухне, я хлеб резал. Есть такой хлеб паляница, вы должны знать, у него ещё корочка такая сверху, как козырёк. Она её любила грызть. Мы сидели на кухне, я взял паляницу и стал срезать эту корочку. Дочка рядом сидела, смотрела. И тут нож сорвался у меня, соскользнул с хлеба, и я по инерции воздух им рассёк, и прямо по лицу дочки... Долю секунды всё это было. Я бросил нож, схватил её, как безумный. А у неё ничего, только на правом виске такая лёгкая царапина, тоненькая такая бордовая чёрточка. Рядом с глазом. Нож мимо прошёл, только кончиком слегка задел. Несколько миллиметров – и было бы всё… Она смотрела на меня так испуганно. А я прижал её к себе крепко-крепко, я весь дрожал. И только повторял: с тобой всё в порядке? тебе не больно? всё в порядке? всё в порядке? всё в порядке?..

 

«Фейсбук»

 

Аня. Я должна, наверно, что-то объяснить, многие этого ждут. Напишу о том, о чём мне хочется написать прямо сейчас.

Я сегодня видела сына. Впервые за четыре года мне удалось пообщаться с ним. Общались мы всего десять минут, точнее, говорила только я, это был монолог. Женя был зажат и насторожен, я понимала, ему нужно время, он уже не тот, каким был пять лет назад. Все эти годы ему промывали мозги, представляя меня самым чудовищным человеком на свете…

Я говорила Жене о том, что люблю его и всегда любила, что он всегда может рассчитывать на мою поддержку и заботу. Говорила, что готова быть рядом, если он этого захочет. Сказала, что сама этого очень хочу. Ещё я сказала, что я никогда его не бросала, никогда, никогда, я всегда пыталась бороться за то, чтобы быть с ним.

В конце я попросила разрешения у него обнять его, он помолчал, потом слегка кивнул. И я обняла его. Осторожно и недолго. Я боялась, что, если слишком крепко его к себе прижму, слишком долго, он вырвется, закричит, заплачет, всем видом покажет, что я чужая. Этого бы я не вынесла.

Я вспомнила, что, когда несколько лет назад всё случилось, и я осталась одна, я жила в квартире, и там был шкаф, и там лежали наши вещи – мои и Женькины. Его вещи, которые остались у меня. И когда я открывала шкаф, и видела его одежду, и резко захлопывала шкаф обратно, соседка по квартире говорила, что у меня было такое лицо, которое она никогда ни у кого не видела.

Я сейчас думаю, что, наверно, впервые за долгое время могу спокойно смотреть на его вещи. На мам с детьми на улицах. На детские площадки, велосипеды, шапки с помпоном, клубничные йогурты, цветные карандаши. И трубочки для коктейля.

У меня появилась надежда.

На прошлой неделе я была в органах опеки, а завтра иду в суд, чтобы подать заявление о восстановлении родительских прав. Всё это становится возможным.

Нет насилию.

Всем мира и добра.

 

Кафе

 

Аня. Сегодня утром Лёша звонил, это друг Саши, который в колонии сидит.

Редактор. И чего?

Аня. Я сначала не узнала его, номер неизвестный. Мы два года не общались, они же все взъелись на меня тогда. Он сказал, что дело отправили на пересмотр, они готовят ходатайство об УДО. Шансов мало, но и противодействия нет. Что-то изменилось.

Редактор. Это же хорошо?

Аня. Да. Он попросил меня характеристику написать.

Редактор. А ты?

Аня. Сделаю, конечно.

Редактор. Бывший муж, наверно, бесится по полной.

Аня. Мне плевать.

Редактор. А что с обыском?

Аня. Ноутбук вернули, телефон обещали скоро отдать.

Редактор. Ты по-прежнему свидетель?

Аня. Не знаю. Но вроде дело закрывают. По крайней мере, больше меня не трогают. И административный штраф за тот пост в инсте отменили.

Редактор. Чудеса.

 

Пауза.

 

Аня. Мне сейчас пишут, типа, разочаровались во мне. Кто-то обвиняет, что я вообще всё это затеяла, чтоб личные дела уладить – поторговаться и продаться. Отписываются.

Редактор. Нормальные люди всё поймут. У кого есть дети, семья – они поймут.

Аня. Вчера с адвокатом встречалась. Говорит, шансы хорошие. Обещает, что через полгода Женька будет со мной, на постоянной основе.

Редактор. Отлично.

Аня. Но я не хочу на Женю давить, конечно. И отбирать совсем. Меня устроит совместная опека. Я с ним несколько лет не жила, он изменился, ему нужен отец, я всё понимаю.

Редактор. Слушай, а не хочешь в редакцию вернуться?

Аня. Зачем?

Редактор. Тебе же работа нужна. Или ты на донаты хочешь так же жить? Для суда хорошо нормальную работу иметь, сама знаешь.

Аня. А не боишься меня обратно брать?

Редактор. Так устаканилось вроде всё. Но на федеральные прессухи я тебя больше не отправлю.

Аня. А ты тоже про меня так думаешь? Что «продалась»?

Редактор. Нет, конечно. Любой поступил бы так на тво`м месте. И причём тут продажность? Ты разве обещала что-то? Ты вообще никакой не политик.

Аня. Я не политик. И не хочу им быть. При этом хочу быть полезной. Хочу быть полезной, но не строить карьеру, у меня нет амбиций. У меня нет амбиций, но не хочу быть пешкой. Не хочу, чтобы за меня решали другие. Я не хочу, чтобы за меня решали другие, но не собираюсь рисковать своим сыном. И что мне делать? (Пауза.) Одно знаю точно: я им не верю. Это не те люди, которым можно верить. Которым можно доверять. Я приняла эти условия, но только на время. Я должна быть уверена, что Женя в безопасности. Что ему точно ничего не угрожает.

Редактор. Хочешь сказать, это всё игра с твоей стороны?

Аня. Я не притворяюсь. Но совершенно точно не хочу успокаиваться. Я не буду такой, как раньше. Назад не свернуть, я свой выбор сделала. Поэтому мне не нужна работа в редакции. Прежней жизни не будет.

Редактор. Уверена? Против лома нет приема.

Аня. Знаешь, я ведь всё подобное уже проходила. Только с мужем. Он не всегда бывал монстром. Он умел быть щедрым, внимательным, нежным. Но только после ссор, скандалов, побоев. Это был какой-то цикличный, повторяющийся сценарий, в который я была включена, которым была заворожена. Каждый раз я думала, что вот теперь-то всё будет по-другому. Что он действительно изменился. Потом уже не думала, я привыкла. Я стала думать, что это нормально. И насилие, и подарки были одинаково нормальны для меня. Одно без другого не бывает, я это приняла. После каждого скандала он раскаивался, добрел, просил извинить, одаривал меня, и в таком виде он был мне очень близок. Я хотела, чтобы он оставался таким как можно дольше. А его тёмные проявления считала некой расплатой. Побочным эффектом. Идеальных людей же не бывает. Только с годами его щедрости, доброты, внимания становилось всё меньше. Он будто думал, что вот этих доз любви, крох любви, уже достаточно. Что не стоит тратить усилия на извинения, теплоту, подарки. Он меньше морочился. Как будто проверял: хватит ли у меня терпения? Хватало. И в какой-то момент осталось только насилие. Только страх. Только гнев. А он уверовал, что я никуда не денусь. Что он всё контролирует. Он думал, что увёз меня в такие тёмные пустынные дали, из которых уже не возвращаются. Я до сих пор борюсь в себе со страхом и отвращением. Ко всему и к себе, в том числе. Я пытаюсь это из себя выдавить. Поэтому и хочу, чтобы всё изменилось. Не только у меня.

 

Пауза.

 

Редактор. Что будешь делать дальше?

Аня. Я говорила, я живу одним днём. Неделей максимум. Знаю точно, что завтра увижу Женю. Послезавтра отвезу машину в сервис. Мне наконец перестали резать шины и царапать надписи на капоте.

Редактор. Поменяй уже её.

Аня. Не хочу. Хоть что-то из прежней жизни пусть останется.

Редактор. «Что-то». А кто-то останется?

 

Пауза.

 

Аня. Я с детства любила не целиком яйцо есть, а только белок. Желтки оставляла, терпеть их не могла. Раньше мама за мной доедала, потом здесь оказалась, стало некому. Бывшего мужа это бесило, тыкал носом в эти желтки, как котёнка. Несколько лет назад у меня парень появился. И представляешь, всё наоборот – он не любил белки, зато обожал желтки. Полная гармония с ним была.

Редактор. Это который в колонии сидит?

Аня. Нет, другой.

Редактор. А где он сейчас?

Аня. Далеко.

 

Мы бессмертны, Аня, мы с тобой бессмертны.

 

Мы бессмертны, Аня, мы с тобой бессмертны.

 

Мы бессмертны, Аня, мы с тобой бессмертны.

 

Мы бессмертны.

 

Новости

 

Первый. Как нам стало известно, полчаса назад на пересечении улиц Кантемировская и Каспийская взорвался автомобиль, за рулём которого находилась Анна Левченко, независимый журналист и блогер. Разные источники уже подтвердили её гибель. Сообщается, что в автомобиле сработало взрывное устройство.

Второй. В Москве сегодня утром погибла журналистка Анна Левченко. Машина, в которой она ехала, взорвалась на юге столицы. Полиция предполагает, что мощность взрыва составила около полукилограмма тротила. На дороге образовалась воронка диаметром пятьдесят сантиметров…

Первый. Появляются новые подробности гибели блогера и журналистки Анны Левченко. Уже известно, что в момент взрыва она направлялась на утренний эфир радио «Эхо Москвы». Левченко выехала из дома в восемь утра, но успела проехать лишь несколько десятков метров перед тем, как произошёл взрыв. Бампер автомобиля оторвало и отбросило вперёд, было разбито лобовое стекло изнутри. Люди тушили машину огнетушителями и водой. Машины «скорой помощи» приехали быстро, но женщину спасти не удалось.

Второй. Как сообщают наши источники в правоохранительных органах, взрывное устройство было закреплено на днище автомобиля. Бомба была самодельной и, по всей видимости, радиоуправляемой или с часовым механизмом. Мощность взрывного устройства составила около шестиста граммов в тротиловом эквиваленте.

Первый. Стало известно, что в полиции рассматривают две версии случившегося. Первая – взрыв организовали радикалы-исламисты. Ранее в интернете появилось домашнее видео с участием Анны Левченко, вызвавшее возмущение представителей ислама. Вторая версия связана с предпринимательской деятельностью, которую Левченко вела несколько лет назад. Журналистскую деятельность в качестве причины убийства следствие не рассматривает.

Второй. Задержаны двое подозреваемых в убийстве журналистки Анны Левченко – неработающие Аслан Гакаев и Расул Латипов, по неподтверждённым данным, представители вакхабистской секты «салафиты». По версии следователей, поводом для убийства стало частное видео интимного характера с участием Левченко. Не так давно оно было широко распространено в сети и вызвало негативную реакцию в среде представителей ислама. Утверждается, что несколько лет назад Левченко приняла ислам, правда, доказательств этому обнаружено не было: сама журналистка всё отрицала.

Первый. Власти проведут детальное расследование обстоятельств гибели Анны Левченко. «С учетом серьёзности происшествия следственные органы сделают всё необходимое для тщательного и скорейшего расследования случившегося, а также наказания виновных», – сообщили в министерстве внутренних дел. В МВД также выразили соболезнования родным и близким журналистки.

 

*

 

Силовик. Знаете, в дзюдо есть приём: берут противника в клинч, захват плотный делают, прижимают к себе крепко-крепко, руками-ногами, и удерживают. Противник трепыхается, а ты молчишь, терпишь, держишь. Долго держишь, сколько нужно держишь. Пока он не обмякнет, не устанет. Пока у него силы не кончатся. И вот ты уже держишь слабое, вялое, ненужное тело. И даже держать не надо – он сам сдох, проиграл.

В нашем деле главное – терпеть и ждать.

 

Тишина тссс тихо-тихо-тихо тишина.

 

Тишина тссс тихо-тихо-тихо тишина.

 

Тишина тссс тихо-тихо-тихо тишина.

 

Тишина тсссс.

 

К. Сильное государство является базовым условием развития нашей страны. Конечно, встаёт вопрос: а что такое сильное государство, в чём его сила? Разумеется, не в тотальном контроле или жесткости правоохранительных органов, не в вытеснении частной инициативы или ущемлении гражданской активности. И даже не в мощи вооружённых сил и оборонного потенциала. Убеждён, что сила государства – прежде всего в доверии к нему со стороны граждан.

Причём устроено такое государство может быть как угодно. Не имеет значения, как называется политический строй, который в каждой стране свой, как и своя политическая культура, традиции. Пытаться кого-то слепо копировать абсолютно бессмысленно и вредно. Главное, чтобы государство и общество находились в гармонии.

 

Морг

 

Санитар. Чёрт, вы меня напугали. Как вы сюда зашли?

Хозяйка. Тело Анны Левченко у вас находится?

Санитар. Вы кто вообще такая?

Хозяйка. Я её знакомая.

Санитар. Вам нельзя здесь находиться. Уйдите.

Хозяйка. Её тело здесь?

Санитар. Допустим.

Хозяйка. Хочу его забрать.

Санитар. Как это «забрать»?

Хозяйка. Вот так.

Санитар. Женщина, вы в своём уме? Мы не имеем права выдавать кому-либо трупы. Даже посмотреть нельзя. Тем более чужим людям, вы даже не родственница.

Хозяйка. И всё же я хочу забрать тело.

Санитар. Я сейчас полицию вызову.

Хозяйка. Не вызовите.

Санитар. Бред какой-то.

Хозяйка. Вы ведь попили чай?

Санитар. Что?

Хозяйка. Вот чашка, в ней чай. Десять минут назад вы пили чай. Перед этим ходили в туалет.

Санитар. И что?

Хозяйка. Пока вы ходили в туалет, я добавила в чай снотворное. Оно подействует не сразу. Но вы уснёте и проспите двенадцать часов. После того как проснётесь, забудете, что я к вам приходила. Только сначала вы выдадите мне тело Анны Левченко. Давайте, времени у нас не так много.

 

Пауза.

 

Санитар. Что вообще происходит?

Хозяйка. Давно здесь работаете?

Санитар. Нет. Я в медицинском учусь, подрабатываю здесь. Деньги нужны. А вы кто такая?

Хозяйка. Не важно.

Санитар. Как вы заберёте? Там взрывные раны по всему телу. Некоторые части во фрагментах.

Хозяйка. Отдадите мне, что есть.

Санитар. Уголовное дело возбуждено, вы в курсе? Идут следственные мероприятия, дело на особом контроле.

Хозяйка. Я знаю.

Санитар. Меня будут спрашивать.

Хозяйка. Не бойтесь. Я смотрю, вы чай с молоком любите?

Санитар. Да.

 

Пауза.

 

Хозяйка. Давным-давно на берегу Байкала жил молодой мужчина по имени Хоридой. Был он хорошим охотником и рыбаком. Однажды сидел он на берегу, рыбачил, солнце уже на закат пошло. Тут откуда ни возьмись – прилетели три белых лебедя и сели на воду.

Хоридой спрятался в кусты, затаился. А три лебедя вдруг скинули крылья и обернулись тремя прекрасными девушками и стали в воде резвиться, плескаться. Хоридой от такой красоты чуть не ослеп. Пробрался он потихоньку к крыльям, что на берегу лежали, схватил одну пару и опять спрятался. Три девушки, наигравшись, прибежали крылья свои надевать.

И тут самая красивая девушка заплакала: крылья пропали. Обыскали они всё вокруг, ничего не нашли. Причитали, горевали девушки, делать нечего, улетели два лебедя, оплакивая свою сестру. А третья, самая красивая, оставшись одна, прикрылась длинными волосами до пят и сказала громко: «Если тот, кто крылья мои взял, в отцы мне годится, буду дочерью тебе послушной, старость твою украшу. Если тот, кто крылья мои взял, в мужья мне годится, стану я женой примерной. Если же ты девушка, стану верной сестрой тебе. Выйди, покажись, отдай мне мои крылья!»

Вышел Хоридой, крылья белые несёт, сам от радости чуть не пляшет. Еще бы – такая красавица женой его станет! Протянула руки к крыльям своим девушка, но Хоридой не дал, за спину спрятал. Так и стала девушка-лебедь женой охотника. Стала жить в бедной юрте Хоридоя. Всё умела девушка-лебедь. Хозяйничала, готовила, мужу во всём угождала – радости охотника не было конца и краю. Богато и весело они зажили.

И детки пошли у них, сыновья, один другого краше, здоровее. Что ни попросит жена, Хоридой всё сделает. Только как ни просила, крыльев он ей не отдавал: боялся, что улетит.

Так и жили вместе много-много лет. Подросли сыновья, сердце старика радовали. Девушка-лебедь тоже состарилась, но всё такая же ловкая, трудолюбивая была и всё так же на небо с тоской глядела. Однажды попросила она Хоридоя: «Время моё ушло, уж не летать мне, видно, никогда. Дай напоследок на крылышки мои поглядеть, молодость вспомнить, поплакать».

Сильно любил жену Хоридой, не смог отказать. Достал он крылья белоснежные и жене протянул. Обрадовалась жена, крылья на себя набросила и вмиг лебедем обернулась. Схватил Хоридой её руками, запачканными в саже, за ноги, но вырвалась жена, лишь лапки почернели (поэтому у всех лебедей теперь лапки черные). Вылетела она из юрты через дымоход и крикнула: «Прощайте, детки, прощай, муж! Не ругайте меня, я домой возвращаюсь! А вы без меня уж не пропадёте!» И растаяла в небе, как не бывало. Плакали дети, ругал-корил себя старик Хоридой, да делать нечего. Стали жить дальше.

Когда Хоридой помер, у сыновей его уже дети были. У тех – свои дети пошли. И с каких-то пор стали потомки Хоридоя почитать птицу-лебедь. Как увидят, что лебеди летят, так брызгают вслед чаем или молоком из чашек, благодарят, молятся. Бить лебедя – дело последнее, нечестивое. Обижать лебедя никак нельзя: праматерь родов всё-таки.

 

Лес

 

Хозяйка. Брызнула её мёртвою водою – тело срослось, соединилось; брызнула живой водою – стала как спящий человек. Три раза через неё перешагнула и три раза чёрным шёлковым платком ударила – вздрогнула она, открыла глаза, села и сказала:

Аня. Как долго и крепко я спала!

Хозяйка. И ещё бы спала, кабы не я.

Аня. Что случилось?

Хозяйка. Я в тот день на кухне сидела, чай пила. У меня ложки твои серебряные почернели, я сразу поняла: что-то случилось. Потом новости увидела.

Аня. Где мы?

Хозяйка. Там, где спокойно.

Аня. Я жива?

Хозяйка. Ещё как.

Аня. А шрам на шее? Он останется?

Хозяйка. Сделала, что могла, не обессудь.

Аня. Кто так со мной?..

Хозяйка. Ты знаешь.

Аня. И что мне теперь делать?

Хозяйка. Прислушайся к себе. Что чувствуешь?

Аня. Гнев. Обиду. Что с Женей? Он в порядке? Где он?

Хозяйка. С отцом своим, где ж ещё.

Аня. Он знает?

Хозяйка. Наверно.

Аня. Горевал?

Хозяйка. А это важно?

Аня. Странное чувство. Хорошо, что он отвык от меня за все эти годы. Ему сейчас не сильно больно. Но как-то плохо, что ему не сильно больно. Как-то обидно, что ли. Я эгоистка?

Хозяйка. Нет.

Аня. Можно мне к нему сейчас?

Хозяйка. Напугаешь.

Аня. А что вообще там происходит?

Хозяйка. Всё, как прежде. Всё то же самое. Только ты другая. (Пауза.) Знаешь, что делать?

Аня. Знаю.

Хозяйка. Это хорошо. Ты теперь сильная.

Аня. Сильная.

Хозяйка. Ты дикая.

Аня. Дикая.

Хозяйка. Только нелегко с Кощеем сладить: смерть его на конце иглы, та игла в яйце, то яйцо в утке, та утка в зайце, тот заяц в сундуке, а сундук стоит на высоком дубу, и то дерево Кощей как свой глаз бережёт. Но прежде чем Кощея победить, надо с его прислужником, трехголовым Змеем справиться.

Аня. А как?

Хозяйка. Видишь меч? Он твой. Рубит чудищ, одним взмахом кладёт в землю целые армии. Один раз ударишь – убьёшь, второй удар – оживляющий.

Аня. Я же не умею.

Хозяйка. Кто его в руки берёт, тот им владеет. Кто владеет – тот пользоваться умеет. Не думай – ты уже всё знаешь.

Аня. Откуда он?

Хозяйка. Из могильного кургана.

Аня. Тяжёлый.

Хозяйка. Ты справишься. Только ты и можешь.

Аня. Я боюсь опять умереть.

Хозяйка. Ты не поняла? Ты бессмертна. Ты бессмертна, Аня.

 

Препятствие

 

Силовик. Собрала чемодан, вышла в прихожую и говорит: «Я больше здесь жить не буду, я решила, это моё решение, это моё окончательное решение». А у самой шнурок на ботинке развязался. Хорошо, говорю я, попробуй, я разве против, я не против, только ты ведь одна не сможешь, не справишься, не выдержишь. Готовить не умеешь, стирать-убирать тоже, у тебя пыль на столе веками лежит – не замечаешь. Кто тебе гречку и овсянку делать будет, ты же пропорции не знаешь – то воды много, то крупы, соль по вкусу. Ушла она, только я в телефоне её программку сделал, геолокацию пробил, с соседкой по квартире связался, она докладывала мне всё. Из дома не выходила, макароны пробовала отварить, бросила, на дом крылышки из «Ки-эф-си» заказала, чай пила с курабье. Ещё у соседки спрашивала, как машинкой стиральной пользоваться.

А через день вернулась, я так и думал. Молча пришла, разделась, в комнату забилась, не выходит, а я не трогаю её – зачем. У неё йогурты кончились, я сходил, купил, на стол кухонный поставил, в восемь часов пришла, поела, ушла. Музыку включила. Я выдохнул.

Она много раз говорила, что хочет уехать жить за границу. Я в ответ: ты здесь даже отдельно не жила, думаешь, заграница-романтика, уютные кафешки, рассветы-закаты, французы-немцы? Только работа же, деньги, быт, готовка, язык, законы. Ты домашняя, не сможешь, начни здесь жизнь нормальную, самостоятельную, попробуй, я поддержу, только ты даже коммуналку оплатить сама не сумеешь. А она кричит: «Так объясни мне, объясни!»

У неё в комнате весы на полу лежат, уже месяц взвеситься боится. Я ей говорю: сто кило не приговор. Главное, вес держать, чтоб не больше. Похудеешь. Не всё сразу.

 

Пауза.

 

Силовик. Ты чего?

Первый. Из морга тело Левченко пропало.

Силовик. Как это?

Первый. Нет нигде, холодильник пустой.

Силовик. Кто отвечал?

Первый. Там санитар дежурный был.

Силовик. И что?

Первый. Короче, он ничего толком объяснить не может. Говорит, спал, потом лебеди прилетели, с рыбаком каким-то. Имя у того странное. То ли Харудай, то ли Хадурой. Они забрали.

Силовик. Что за бред?

Первый. Вот и мы так же подумали.

Силовик. Врёт же?

Первый. Непонятно. Он не в себе по ходу. Может, веществами накачали. Он чай пил. Его на анализы и к психиатру отправили.

Силовик. Сюда его потом. Кто ещё знает, что тело пропало?

Первый. Только свои.

Силовик. Никуда эту информацию не давай. Кстати, пробей этого Хадурая или как его там. Кто это вообще может быть?

Первый. А родственникам что сказать? Там мать приехала, тело хочет видеть.

Силовик. Придумай что-нибудь.

Второй. Тут ещё новость…

Силовик. Что?

Второй. Её в городе видели.

Силовик. Кого?

Второй. Левченко. Живая, говорят.

Силовик. Издеваешься, что ли?

Второй. Нет. Вот наши сообщают. В центре города.

Силовик. Как это может быть, головой подумай! У нас труп по городу гуляет?

Второй. Я только передаю, что мне передали.

Силовик. Так, ладно, выезжай, разберись.

Первый. Мне тоже?

Силовик. Погоди. Знаешь что? Вызывай-ка всех.

Первый. Как это «всех»?

Силовик. Ты что, не понял? Я сказал: всех, кого можно, блять!

 

Тишина

 

Редактор. Как это может быть? В машине не ты была?

Аня. Я.

 

Пауза.

 

Редактор. Так что это было? Спецоперация какая-то?

Аня. Нет. Меня взорвали. Видишь шрам?

Редактор. Тебя спасли? А зачем скрывают? Ты с ними сотрудничаешь?

Аня. Нет.

Редактор. А в чехле что?

 

Пауза.

 

Аня. Хорошая у тебя квартира.

Редактор. У меня же двое, ты знаешь. Места всем хватать должно. Чай будешь?

Аня. Не хочу. Где твои?

Редактор. Я их в Турцию отправил на пару недель, пусть отдохнут. Что-то напряженно всё стало.

Аня. Семья – это главное.

Редактор. Да. (Пауза.) Так чего дальше будешь делать?

Аня. Мне сейчас скрыться надо где-то, пожить, переждать. Можешь помочь?

Редактор. Хочешь, в гостиницу устрою? В Измайлово. У меня знакомая там работает, без документов поселит.

Аня. А у тебя нельзя? Твои же уехали.

Редактор. Опасно же. И тебе, и мне. И семью подставлять не хочу. Ань, ты уж извини.

Аня. Они к тебе приходили?

Редактор. Кто?

Аня. Силовики.

Редактор. Когда? А, да... В редакцию. После взрыва…

Аня. Что говорили?

Редактор. Давно ли тебя видел, общался ли.

Аня. А ты?

Редактор. Сказал, как есть. Мы с тобой в кафе последний раз сидели, помнишь, я им про это рассказал.

Аня. Хорошо.

Редактор. Так ты объяснишь? Что происходит? Всё было подстроено?

Аня. Я ведь объяснила. Машину взорвали. Я выжила.

Редактор. И тебя ищут?

Аня. Скорей всего. Я на камеры попала.

Редактор. Тебе здесь опасно находиться. И мне опасно с тобой общаться.

Аня. Боишься?

Редактор. У меня семья.

Аня. Семья – это главное, да?

Редактор. Так что, в гостиницу звонить?

Аня. Мне телефон нужен новый с симкой.

Редактор. Телефон есть. Только без симки.

Аня. Был же с симкой, второй. «Самсунг», кнопочный. Чёрный, в синем чехле. Я к тебе в кабинет заходила, он на подоконнике всегда лежал. Вряд ли на тебя оформлен. Это от жены прятаться? Мне на самом деле всё равно. Такой тоже сойдёт.

Редактор. Нет, айфон. Сын поменял недавно, теперь валяется, не нужен.

Аня. Помнишь корпоратив два года назад? В грузинском ресторане. У бухгалерши приступ аллергии случился, отёк Квинке, в салате фасоль была, она не заметила.

Редактор. И что?

Аня. Ты «скорую» тогда вызвал. Бегал, суетился, всё организовал. Мы тобой восхищались. А потом слух в редакции пошёл: она деньги какие-то на счёт твой уже много лет выводила. И все поняли – это не забота была, а страх. Страх бабло своё потерять.

Редактор. К чему это вообще?

Аня. Знаешь, есть такой приём: говорить с человеком, зная всю правду. Наблюдать, как он врёт. Как ведёт себя. Я с бывшим мужем так делала. Он врёт, я его не обвиняю, не перебиваю, слушаю. Жду. Знаю, что он врёт, и слушаю. Мне было интересно, что он скажет, что придумает, как поведёт разговор, следила за его лицом, руками, интонацией. Даже не уличала его во лжи – просто выводы для себя делала.

Редактор. Я тебя не понимаю.

Аня. Я приехала, ты так легко впустил к себе. Но ты ведь осторожный. Никогда не ссорился с верхами. Не шёл поперёк. А тут изменился. После той пресс-конференции. Сначала уволил, а потом вдруг заботливым стал. Помогаешь, рискуешь, общаться со мной начал. У нас же в редакции всё формально было. Ты другим был. Равнодушным. Ты бы, обычный, так не вёл себя. А мне очень нужна была помощь, чужая доброта ослепляет, я не задумывалась, что здесь не так. Поверила. Мне просто хотелось кому-то довериться. А теперь вижу.

 

Пауза.

 

Редактор. Что видишь?

Аня. Ты же мог отказаться. Не вляпываться. Или тебя напугали? Заставили? А может, выслужиться хотел? Что тебе – собственный канал обещали?

Редактор. Да ты о чём вообще?

Аня. Ты стучал с самого начала! Ты, блять, сливал всё, все наши разговоры! Всё, что я тебе говорила, все планы! Ты с ними на связи был, доносил, притворялся передо мной, прикидывался! Зачем?!

Редактор. Что ты несёшь…

Аня. Только не говори, что ни при чём, что этого не было. Не оскорбляй мой разум. Ты понимаешь, что со мной расправились, потому что всё знали? Понимаешь, что руку к этому приложил? Только не ври мне. Я уже знаю правду.

 

Пауза.

 

Редактор. Я сутки после взрыва пил. Я ничего не знал об этом. Что такой пиздец был задуман. Я переживал.

Аня. «Переживал»? Переживал, говоришь?!

Редактор. Что ты из меня всё злодея строишь?! Это ведь не я тебя – это ты меня подставила! Кто тебя за язык тянул? Всё пошло к чёрту после той прессухи. Ты же мне всю жизнь испоганила! И не только мне. Ты об этом думала? Нет, конечно, ты только о себе думаешь!

Аня. Зачем согласился?

Редактор. Думаешь, у меня был выбор? Я не герой и не хочу им быть.

Аня. Необязательно быть героем. Но зачем быть сволочью?

 

Пауза.

 

Редактор. И что ты будешь делать?

Аня. Они знают, что я у тебя?

Редактор. Я…

Аня. Знают? Ты сообщил уже?

Редактор. Да.

Аня. Когда будут?

Редактор. Скоро. Они сильнее, ты же знаешь. Что ты можешь сделать? Давай без глупостей. Они убьют тебя.

 

Аня вынимает меч.

 

Аня. Смерти нет.

 

Змей

 

Первый. Там, за дверью, взвод стоит.

Второй. В подъезде ещё один.

Первый. Дом оцеплен.

Второй. Сто бойцов.

Первый. Три машины.

Второй. По периметру – стрелки.

Первый. Едет подкрепление.

Второй. Вертолёт летит.

Первый. Выхода нет.

 

Пауза.

 

Первый. Лучше сдайся.

Второй. Положи меч.

Первый. Подними руки.

Второй. Встань на колени.

Первый. Ляг на пол.

Второй. Без резких движений.

Первый. Лицом вниз.

Второй. Руки за спину.

Первый. Поняла?

 

Пауза.

 

Первый. Ты слышишь?

Второй. Ты слышишь?

Первый. Ты слышишь нас?

Второй. Чего молчишь?

Первый. Стой на месте.

Второй. Без резких движений.

Первый. Мы подойдём.

Второй. Без резких движений.

Первый. Стой.

Второй. Не двигайся.

Первый. Тебе некуда идти.

Второй. Некуда бежать.

Первый. Не к кому обратиться.

Второй. И есть, что терять.

Первый. У тебя есть сын…

Аня. Что ты сказал?

 

*

 

Аня. Больше никого?

Силовик. Никого…

Аня. Знаешь, что теперь будет?

Силовик. Успокойся, пожалуйста.

Аня. Посмотри вокруг. Ты этого хотел? Вы этого хотели?

Силовик. Сюда ещё наши едут. Их много.

Аня. С ними будет то же самое.

Силовик. Что тебе нужно?

Аня. Страшно, да? Страшно, когда есть кто-то сильнее тебя? Сильнее всех вас? Где твоя наглость, снисходительность, смелость? Где твоя уверенность человека, которому позволено всё? (Пауза.) Что чувствуешь, когда ничего не можешь сделать? Когда беспомощен? Когда кричишь, а никому нет дела? Когда бьют, но не можешь ответить?

Силовик. Послушай... Давай поговорим. Давай договоримся.

Аня. Где ты был раньше с этими словами? Почему вы уважаете только силу?

Силовик. Тебе надо успокоиться.

Аня. Я когда от мужа ушла, по квартирам разным мыкалась. Сначала с Женькой, потом без него. С жильём всегда проблемы были. О своей квартире мечтала. И как-то мне один знакомый в собесе предложил за одиноким старичком поухаживать. Продукты там покупать, готовить, убирать. И чаёк иногда особый старичку давать. Понимаешь? Чаёк специальный. Чтоб через полгода его квартира мне досталась. Они уже много раз такое проделывали. Я сразу отказалась. Я не могла. У меня бы не получилось. Я не хочу такой ценой. А вы можете. Вы, блять, можете вот так. Как же ты живёшь? Как вы все с этим живёте?!

Силовик. Что ты будешь делать?

Аня. Зачем взорвали машину?

Силовик. На всякий случай.

Аня. «На всякий случай»? Ты слышишь себя? Ты слышишь, что говоришь?

Силовик. Ты вышла из-под контроля.

Аня. А теперь? Теперь всё в порядке, да? Теперь же всё под контролем? Стало лучше, не так ли?!

 

Аня взмахивает мечом.

 

Силовик. Постой! Погоди. Погоди ты. Не надо так. Послушай.

Аня. Что?

Силовик. Послушай. Я тебе про дочку рассказывал, помнишь? Дочка у меня есть, один воспитываю. Она инвалид, третья группа. Пять лет уже так. Через месяц снова комиссия, продлить должны. Она не сможет без меня. Одна она, подруг нет, из дома редко выходит. У неё одышка, лишний вес, ходит тяжело. Недавно куртку ей купил, она жалуется: молния расходится, потому что толстая. Ещё засыпать одна боится, по осени особенно, я отпуск в это время беру, вечерами рядом сажусь, она в кровати лежит, ночник только светит, я сижу, ей так спокойней, даже разговаривать не надо, просто рядом сидеть, и она засыпает. У неё никого нет, кроме меня. Никого. Она совсем одна. Она не сможет без меня. Не сможет…

 

Пауза.

 

Аня. Сможет.

 

Удар. Удар-удар. Удар. Удар-удар. Удар. Удар-удар. Удар. Удар-удар.

 

Удар-удар-удар-удар. Удар-удар-удар-удар. Удар-удар-удар-удар. Удар-удар-удар-удар.

 

Удар.

 

Революшн.

 

 

2021 г.