Дактиль
Асет Сыздыков
Встав рано утром, к мальчишкам не пошел: сказалась вчерашняя обида, что они бросили меня одного в саду. Сам погнал телят к Большому холму.
После этого долго не решался пойти в сад. Когда все же пришел, Балташа увидел не сразу: он скрылся среди ветвей, окучивал землю, убирал сорняки. Рядом бегала его собака, Аккуйрык. Увидев меня, Балташ одобрительно взглянул на меня, молча протянул мне тяпку. Я взял ее и сразу принялся за работу. Полчаса, не проронив ни слова, мы вместе пололи деревья.
Солнце уже стояло высоко. Чирикающие воробьи перелетали с веток на ветки. Перед глазами, скрываясь в ветвях, мелькали нежно-красные яблоки. Я так хотел сорвать одно из них, но, вспомнив вчерашнее, не решался. Балташ остановился и глянул на меня.
— Ты вчера мог убежать, но остался, — сказал он после некоторого раздумья, — и ты пришел сюда еще раз, а мог не послушаться.
Снова перед глазами пошли картины вчерашней ночи, я ощущал вину, но Балташ, кажется, по моему лицу все понял. Потянувшись к ветке, он сорвал яблоко и передал мне. Я робко взял и положил в карман.
— Хочешь, я расскажу тебе сказку? — мягким голосом вдруг предложил Балташ. Похоже, он был доволен этим предложением.
Я не совсем понимал, какую сказку, о чем он говорит, но мне стало очень любопытно. Балташ присел у дерева, я сел рядом. Аккуйрык завилял пушистым хвостом, будто забыл, что вчера грозно лаял на меня, и прилег между мной и Балташем.
— Давно это было, так давно, что не было еще людей на Земле. Миром правили деревья. Самые настоящие, живые, как люди. У них были глаза, носы, рты, вместо рук — ветки; они ходили, передвигаясь корнями, разговаривали между собой на своем языке, — начал он.
Голос его звучал тихо и неспешно. Перед глазами, как в кинофильме, я увидел живые деревья, которые по-настоящему двигали ветками и ходили. Это было необычно!
— Деревья жили счастливо, как люди… Нет, лучше людей, — продолжал Балташ. — Они жили семьями, у них были дети — маленькие деревца. Они жили по всей земле, питались водой и лучами солнца. Ходили себе на воле, радовались, не знали горя.
Но однажды из болот появились страшные существа — чудовища на двух ногах. У них была грязная зеленая кожа, лица их были безобразны: красные глаза, большие рты, острые зубы. Они были высокие, сильные и быстрые. И всегда голодные.
Счастливой жизни деревьев пришел конец. Двуногие существа нападали на них, рвали острыми когтями кору, ломали ветки, пожирали, сжигали. Много деревьев они погубили, брали в плен, истязали. Те, кто спасался, убегали. Рекой потекли горькие слезы деревьев. Казалось, они умрут и исчезнут навсегда.
Но среди них было молодое и храброе дерево по имени Архазар. Благодаря ему удалось увести беззащитных женщин, детей и стариков в безопасное место. Он собрал вокруг себя самых сильных и отважных братьев, решил дать чудовищам отпор. Сам соорудил оружие: камни, дубины и луки со стрелами.
Самым близким другом Архазара было коренастое дерево по имени Харук. Во владении мечом и дубиной ему не было равных. Он сам ковал мечи и доспехи из железа. День и ночь они учились сражаться и обращаться с оружием.
Однажды предводитель чудовищ, самый жестокий из них по имени Кахар, повел огромное войско на деревья, хотел навсегда покончить с ними. Узнав об этом, Архазар решил биться с чудовищами. Встретились они у реки. Армия чудовищ грозно надвигалась, но храбрые деревья, взяв мечи и луки, дали отпор. Сначала они поразили их стрелами, а затем ринулись в бой. Чудовища удивились натиску деревьев, которые не боялись их. Размахивая мечами, они поражали одно чудовище за другим. Некоторые деревья, схватив огромные валуны, отправляли их в полчища двуногих. Те замертво падали.
Разозленный Кахар приказал яростнее наступать. Чудовищ было больше, они все прибывали и начали теснить храбрые деревья.
Архазар отступал и знал, что им не справиться: их было слишком мало. Многие деревья под жестоким натиском чудовищ падали и умирали. Когда уже казалось, что конец близок, к Кахару пробралось молодое чудовище по имени Назим:
— Стойте, я нашел, где скрываются дети и жены этих деревьев. Их там много. Зачем нам сражаться с этой кучкой? — сказал он.
— Где они? — грозно надвинулся Кахар.
— Они за той горой, я их видел, — указал рукой Назим, и Кахар остановил наступление. Не медля он повернул войско в гору.
И это спасло Архазара и молодые деревья. Они остались на поле, подбирая тела своих братьев. Головы их были опущены, лица — в слезах. Они не знали, как быть, как спасти своих родных…
Балташ закончил и глянул на меня.
— А что было дальше? — спросил я с нетерпением.
— Об этом узнаешь в следующий раз, — сказал он.
Но я жаждал узнать, нашли ли чудовища матерей, жен, детей этих деревьев? Балташ улыбнулся и указал на яблони.
— Знаешь, эти яблони необычны. Ты мне веришь? — сказал он таинственно.
— Необычные? — спросил я.
— Потому что они живые, как наши деревья из сказки, веришь?
— Это правда? — глаза мои округлились от удивления. — Прям как Архазар?
— Да, как Архазар! – загадочно глянув на меня, сказал Балташ. — А ночью, когда мы не видим, они даже ходят и разговаривают. Веришь?
— Верю, верю! — как мог я ему не верить, верил каждому его слову!
Кепка с ломаным козырьком на его большой кудрявой голове съехала набок, круглые большие глаза его блестели. Он улыбался. Я вдруг заметил, что он был другим, совсем не тем, каким я его знал.
— Придет время — и эти яблони оживут. Они будут ходить, разговаривать с нами, — пообещал он.
Я с нетерпением ждал, когда это случится.
Продолжение сказки Балташ пообещал рассказать этим вечером. Придя домой, я не находил себе места. Как быть? Меня волновала судьба деревьев, будто я мог что-то изменить. В раздумьях прилег.
И вдруг оказался у большой горы. Донеслись крики и плач. Пробравшись за гору, я увидел деревья, которые, склонившись, плакали. Сразу узнал – это те самые женщины, дети и старики, на которых тогда пошли чудовища. Они грозно высились над ними, страшные и мерзкие, связали их, ломали ветки. Я хотел подбежать и спасти их. Но сзади услышал хруст. Оглянулся и увидел огромного роста чудовище. Оно впилось в меня красными горящими глазами и с шумом выдыхало воздух через ноздри. Через мгновение оно оказалось прямо передо мной, сильным движением руки схватило меня, подняло и…
И я открыл глаза, весь был в поту. Ох, это был сон, выдохнул я. Посмотрел на часы — уже стемнело. Вспомнил, что в саду меня ожидал Балташ. Я почти бежал, а из головы не уходил сон: так явственно видел бедные деревья. И это чудовище… Меня передернуло от страха.
Балташ уже сидел среди зеленых пышных яблонь, когда увидел меня, помахал большой рукой. Он заметил, что я не в духе.
— Мне приснился сон, — сказал я и подробно рассказал, что видел.
Он внимательно выслушал меня.
— Да, ты видел то, что было. Но не все чудовища были жестоки, — вдруг сказал он. — Был среди них юноша по имени Назим, помнишь его?
Конечно, помнил. Это тот, кто сказал Кахару, что видел, где скрываются беззащитные деревья.
— Назим был добрым, не таким, как его братья. Когда все вокруг нападали и связывали беззащитные деревья, он незаметно отвязывал и помогал им уйти. И вот после первого боя с деревьями, когда их почти разгромили, чудовища, следуя Назиму, спускались по склону горы. Молодое чудовище уверяло Кахара, что деревья прячутся близко. Но они шли день, два, а вокруг никого не было, одна выжженная земля. Тогда Кахар понял, что Назим обманул его, и приказал схватить предателя.
Но этого Назим и добивался. Пока он уводил войско, Архазар с немногочисленными деревьями наконец нашли своих родных. Они были в надежном укрытии. Нужно было подлечить раны, отдохнуть и смастерить новое оружие.
Архазар знал, что кто-то помог им, увел чудовищ по ложному следу. Он хотел узнать, кто это. И понимал, что чудовища скоро вернутся.
— Вы помните того храброго двуногого, который спас нас? Он, скорее всего, уже в плену, — догадывался Архазар, обращаясь к своим братьям.
— Мы в долгу перед ним. Нужно вызволить его, — твердо сказал Харук, все кивнули кронами.
Набравшись сил, починив орудие, горстка храбрых деревьев двинулась в путь. Шли день и ночь. Чтобы не сбиться с пути, шли по следам чудовищ, питались водой в реках, почти не отдыхали, и наконец на третий день увидели пристанище чудовищ. Они находились на берегу болота. Их было несчетное количество. Как найти здесь пленника и выйти из логова противника живым? Деревья задумались. Архазар решил дождаться, когда чудовища уснут, тогда и проберутся к ним.
— А если они проснутся? — робко спросил самый молодой Хонжа.
— Мы должны пройти незаметно и спасти его, — твердо сказал Архазар.
Когда наступила ночь и чудовища наконец уснули, деревья, измазавшись болотной грязью, чтобы скрыть запах листьев, пробрались в логово. Они тихо шли мимо спящих двуногих. Медленно тлел костер. Вокруг стоял душный, вонючий запах. Чудовища громко храпели. Деревья бесшумно пробирались вглубь и наконец возле огромного костра в клетке увидели молодое чудовище. Это был Назим. Увидев их, он поднял голову, глаза его загорелись.
— Мы пришли спасти тебя, — прошептал Архазар, ловким движением меча разрубил замок и открыл клетку.
Благодарный Назим обнял спасителей. Теперь нужно было незаметно выйти из опасного логова. Вместе они медленно и осторожно шли обратно. Хонжа в рассеянности наступил на уголек костра, больно обжёг ногу и чуть не завопил. Ему тут же прикрыли рот. Уголек покатился и попал в сухую траву, которая мигом вспыхнула пламенем. Архазар скомандовал: бежать!
От дыма и жара проснулись чудовища. Они начали черпать воду из болота щитами и поливать траву. Но огонь распространялся и вскоре охватил весь берег. Многие из чудовищ так и не смогли выбраться и погибли в огне.
Обнаружив побег Назима, Кахар приказал догнать беглецов. Несколько дней длилась погоня, но деревья и Назим укрылись в пещере. Чудовища с огромным войском прошли рядом, но не заметили их.
Не скрывая радости, Назим бесконечно благодарил спасителей, а деревья признали в нем друга и спасителя их семей. И они, долго обсуждая, вместе продумали план, как прогнать чудовищ со своей земли. Впереди ожидалась великая битва, которая решит судьбу, кто останется на земле – злые чудовища или добрые деревья.
Светлая круглая луна высоко над головой. Звезды перемигивались. Летняя ночь, казалось, сама заслушалась сказкой Балташа.
Обняв колени, я зачарованно следил за яблонями, которые, погрузившись в ночную тишину, чуть качали кронами. По ветвям, по листьям, по плодам пробежали серебристые огоньки. Казалось, деревья сейчас же оживут, будут двигаться, как Архазар, Харук и Хонжа. Как же я это желал видеть…
Закончив сказку, Балташ прислушался к тишине. Лицо его, всегда серьёзное, светилось тихим восторгом. Толстые губы скрывали едва заметную улыбку. Его большие глаза горели, как звезды на небе.
— Т-ш-ш-ш, тихо, — шепотом произнес он. — Слышишь, как шепчутся яблони?
Я задержал дыхание. В прохладном ночном воздухе я уловил… Да! Я слышал, как шепчутся яблони! Я слышал!
— Они разговаривают, — сказал Балташ. — Я тоже с ними разговариваю, Аккуйрык с ними разговаривает. Правда, Аккуйрык?
Собака в знак согласия вильнула хвостом.
— А меня научишь с ними разговаривать? — спросил я.
— Конечно, научу. Только когда они оживут. Мы еще все вместе будем ходить на Большой холм и на Акузень.
— А что говорят тебе яблони? — мне было любопытно.
— Разное говорят, — лицо его почему-то стало грустным, — но не любят они взрослых людей.
— Правильно, — согласился я, — многие из них плохие. Они ничего не понимают.
— Есть среди них и хорошие.
— А ты взрослый? — внезапно спросил я.
Он молчал.
— Сколько тебе лет? — добавил я.
— Тридцать три.
— Ого, значит ты взрослый.
— Может быть.
— Ты хороший. Сказки еще расскажешь?
— В следующий раз, — пообещал он.
Попрощавшись с ним, я побежал домой, радостно перепрыгивая через кусты можжевельника. Заснул сразу, как пришел, а всю ночь мне снились живые яблони Балташа. Вело войско храброе дерево Архазар. И вместо молодого чудовища Назима я видел почему-то Балташа. В руке у него был огромный меч, которым он сокрушал двуногих. Прям как в сказке! Чудовища, поверженные, убегали в свои болота, а яблони и Балташ счастливо улыбались мне и махали рукой.
Уже с утра солнце слепит глаза. Быстро сняв сандалии, бегу босиком по мокрой траве. Хорошо как! Заодно прутиком погоняю ушастых телят: а ну, пошли, белохвостые! Перед лицом порхают бабочки — красные, желтые, синие, — взмахивают разноцветными крылышками.
В небе поют птицы, и я пою! Пою обо всем: о ярком солнце, о голубом небе, о красивых бабочках, о птичке, поющей вместе со мной!
Я знаю, что сегодня необычный день, и потому спешу в сад. Там уже сидит Балташ и играет с Аккуйрыком. Кричу радостно:
— Балташ! Расскажи еще сказки!
Он неуклюже встал, улыбнулся мне, старая дырявая кепка съехала за макушку.
— Расскажу, но позже. А сначала пойдем со мной, — говорит он, уводя меня из сада. Вид у него серьезный, кажется, он что-то задумал.
Солнце уже высоко. Стало жарко. Бабочки уже не летают, только стрекочут в траве кузнечики. Мы идем на Акузень. Аккуйрык вертится у ног, гоняется за кузнечиками. Присев у края высокой каменистой кручи, наблюдаем за быстрым течением реки.
— Смотри, вон утка, — указал Балташ на сизую утку, которая плыла по течению. Затем указал на другую: — А вон, погляди, другая утка на воде. Видишь?
Я пригляделся и увидел черную утку. Но чудо! Она не плыла, как другая, по течению. Под мощным натиском реки она работала лапками, боролась, но плыла против течения.
— Вот она не хочет плыть по велению реки, — улыбнулся Балташ.
Мы долго следили за течением реки. Он снова задумался о своем. Как я мало его знал, но после наших встреч в саду он стал для меня необыкновенным человеком, познанием чего-то огромного и неизведанного.
После некоторого молчания Балташ пристально глянул на меня и спросил:
— Ты боишься смерти?
Я ляпнул:
— Нет.
— Не боишься? — удивился он.
— Нет. Не боюсь, — сказал я, расхрабрившись.
Балташ встал. Замер, глядя вниз.
— Подойди ко мне.
Я робко подошел. Мы стояла у самого края кручи. Далеко внизу с шумом неслась река.
— Тогда прыгай, — сказал тихо Балташ.
Я невольно отошел назад. Мне, всегда мечтавшему прыгнуть в эту бездну, вдруг стало по-настоящему страшно.
— Прыгай, — повторил он.
— Не могу, боюсь… — прошептал я. К горлу подкатил ком, колени задрожали.
В следующий момент Балташ отошел, разбежался и сам прыгнул. Я ахнул. Видел, как он летел и скрылся в белой пучине, оставив после себя громкий всплеск. Вынырнув из воды, он улыбнулся и помахал мне рукой.
— Прыгай! — громкий голос донесся снизу.
Его бесстрашие поразило меня. Неожиданно для себя я прыгнул. Помню, как все внутри у меня сжалось. В голове пронеслось: держи руки вдоль тела, а не то разобьешься о воду. В последний момент вспомнил маму, что она будет плакать, если я умру. С такой мыслью я, как стрела, вонзился в холодную воду. Все вокруг завертелось, наконец, вынырнув, я почувствовал, как меня уносит сильным течением. В следующее мгновение меня подхватили сильные руки Балташа.
Вышли на берег. Меня пробирала дрожь, я кашлял от воды, которой вдоволь нахлебался. Балташ развесил мокрую одежду на камышах.
Позже я задавался вопросом: зачем ему понадобилось испытывать меня, ведь я мог действительно умереть? И только позже понял: он показал, что, если желаешь чего-то, но боишься сделать, преодолей страх — сделай это. Он мог это сделать.
Балташ долго не рассказывал мне историю с Айгуль — это была его сокровенная история. Однажды в саду он поведал об этой необыкновенной девушке. Он слегка улыбался, когда рассказывал, как они любили подниматься на Большой холм, наблюдать за багровым закатом на вершине холма и играть на берегу Акузени. И я узнал, как несколько лет назад он нашел ее в соседнем ауле и как спас от ненавистного жениха Акана.
— Я обещал ей показать наш сад, — сказал Балташ, оглядывая яблони. — Она когда-нибудь придет, и я покажу ей сад.
Только тогда я понял, что Балташ посадил яблони ради нее. И так бережно каждый день ухаживал за ними, вспоминая о ней. С тех пор я верил, что она непременно вернется и они встретятся.
Однажды на рассвете, отгоняя телят, я заметил наших мальчишек. Они тоже гнали телят и весело галдели. Я попытался уйти, но Бритоголовый Гика закричал не хуже девчонки, когда увидел меня. Ребята, оставив телят, пошли мне наперерез.
— Эй, Арман! Уже не ходишь с нами?
Жандос нарочно говорил громко, и в его словах слышалась усмешка. Я остановился. Важно размахивая длинной плетью, Жандос подошел ко мне.
— Ты что, не хочешь играть с нами? Или сильно тогда ударился головой в саду этого Дурного Балташа?
Я молчал.
— А, я понял! — язвительно произнес Жандос. — Этот твой хромой дурак завлек тебя своими яблоками!
— Не называй его дураком, ты сам дурак, — произнес я тихо и глянул ему прямо в глаза. — И деревья его не смей трогать! Понял?
Жандос с издевкой окинул меня взглядом, вплотную подошел ко мне и ткнул рукоятью плети мне в грудь.
— Ну и продолжай ходить со своим Дурным Балташом. Если он дурной, значит и ты дурак! Мы вас еще обоих поймаем и отлупим…
Этого я не мог стерпеть. Не помню, как размахнулся и треснул ладонью Жандосу прямо в ухо. Тот ошарашенный сел на землю. Мальчишки замерли.
Я, не оборачиваясь, погнал телят дальше. Представлял, как мне в спину растерянно глядел Жандос. Он мог бы с легкостью вскочить, догнать меня и отлупить, но я готов был драться с моим бывшим атаманом. Но никто из них не подался в мою сторону. Впервые я не страшился никого из них, чувствовал в себе огромную неведомую мне силу.
В конце августа по всему аулу в воздухе стоял горячий запах полыни и пшеницы, которая переливалась золотом на полях. Возле поля люди чинили тракторы, комбайны, сеялки и разную технику — готовились к осенней уборке.
Я все так же часто приходил к Балташу в сад. Он все так же весь день возился с деревьями: окучивал, убирал сорняки, удобрял почву. Рядом неизменно крутилась собака Аккуйрык, которая помогала: отгоняла заблудших коров, коз, которые норовили попасть в сад.
После сказки о спасении деревьями пленника Назима, Балташ еще долго не рассказывал продолжение. Я каждый день просил его рассказать. Тогда он сказал, что осталась всего одна сказка, и он расскажет ее перед тем, как оживут яблони. Я не унимался, спрашивая, когда оживут наши яблони, на что Балташ успокоил, сказав, что скоро, когда наступит прохладная ночь и на небе появится полная желтая луна.
— Ты об этом узнаешь, — сказал Балташ. От его голоса веяло такой верой в то, что яблони непременно оживут, что я тоже твердо верил в это.
Однажды в полдень, когда мы с Балташом сидели в тени яблонь, к нам нежданно пожаловал Балтабек, тот самый худой, узкоглазый сын акима Темиржана, ровесник Балташа. Он работал в аульской конторе, всегда был пьяным и веселым, когда к нему приезжали люди из района. А на работу часто не выходил, и ему все прощали. И сейчас его лицо было опухшим и сонным. Грязная рубашка его была расстегнута, оголяя грудь. Опершись на изгородь, он, прищурившись, взглянул на нас. Я сразу заметил, как хитро бегали его глаза по яблоням, на узком лице затаилась ухмылка.
— Эй, поди сюда! — небрежно позвал он Балташа.
Балташ не смотрел на него. Он держал Аккуйрыка, который заливался громким лаем.
— Я расскажу кое-что, — сказал тот ехидно, и Балташ подошел.
Я наблюдал, как Балтабек что-то говорил, скаля желтые зубы, то и дело косился на пышные зеленые яблони. С каждой минутой лицо Балташа становилось серым, брови его хмурились, и неожиданно он кинулся вперед и хотел схватить Балтабека, но тот вовремя увернулся. Пару раз Балташ пытался достать кулаками до Балтабека, но тот, злорадно ухмыляясь, отошел от изгороди и пошел в аул, громко матерясь в нашу сторону.
— Не смей! Не приходи! — прохрипел Балташ, продолжая махать кулаками.
Я подбежал к нему, но остановился, увидев его. Впервые я видел Балташа таким. Красный от злости, он с шумом дышал, глядя на удаляющего недруга. Позже узнал, почему Балташ рассердился: Балтабек просил у него из сада на вырубку два-три дерева. Я кипел от возмущения: как он посмел даже подумать об этом? Зачем ему понадобились наши деревья?
На следующий день, возвращаясь с Акузени, Балтабек вышел нам навстречу.
— Дурной Балташ! — громко, с ухмылкой произнес он. — Скажи, разве твой сад поредеет без одного дерева? Всего одно. А я заплачу. Хочешь достойного пса — их у меня полный двор, все породистые, не то, что твоя дворняжка, — он ухмыльнулся в сторону Аккуйрыка.
Балташ и я молча прошли рядом. Аккуйрык лаем проводила Балтабека. А тот кулаком погрозил собаке.
— У, какая вредюга! Прям как хозяин. Ну ничего…
На следующий день утом я замер, когда пришел в сад. Балташ сидел неподвижно. Лицо его было серым.
— Аккуйрык не ест, совсем не ест, — с тяжелым вздохом прошептал он.
Я искал взглядом пса. В тени под яблоней увидел Аккуйрыка. Всегда подвижный и веселый, он лежал и не двигался.
— Слышишь, Арман, он не ест, совсем не ест, даже с руки, — повторил снова Балташ, глядя в пустоту.
Я присел и погладил осторожно пса по макушке. Он лежал на животе. Не поднимая головы, посмотрел на меня и слабо помахал белым хвостом. «Что с тобой, Аккуйрык?» — спросил я его взглядом. Но он печально глядел на меня и, наверное, что-то хотел сказать.
Вспомнив, что в нашем ауле есть местный доктор Сагынтай ага, я взял на руки Аккуйрыка и поспешил к нему. Тот долго осматривал собаку, поглядел в пасть, потрогал брюхо и покачал головой.
— Его отравили. Видишь, как слюна течет, — указал доктор. — Нужно поить его водой, — сказал он и дал мне бутылку с соской.
Я отнес Аккуйрыка к арыку, положил его и начал поить водой. Он лежал и понемногу пил через соску. Но выпил совсем мало. Взяв в руки, я понес его в сад.
— Его нужно поить водой. Он выздоровеет, — уверенно сказал я, и лицо Балташа на миг озарилось надеждой.
Мы начали по очереди поить Аккуйрыка.
В тот день отец ездил на поле, и я напросился вместе с ним. Он был водителем «ЗИЛа». Провонявший бензином грузовик качало из стороны в сторону, наконец мы заехали в огромный гараж, где чинили комбайны и тракторы. Отец завел меня в дежурную будку и велел посидеть некоторое время. Но мысль о бедном Аккуйрыке не покидала меня. Как он? Зачем я его оставил? Бедный Аккуйрык…
Приехал в аул к вечеру, побежал сразу в сад. Из головы не выходил Аккуйрык. Я мысленно упрекал себя и успокаивал: «Ну ничего плохого с ним не случилось, ведь он просто приболел, вот увидишь, сейчас придешь, а он выбежит тебе навстречу веселый, будет махать белым пушистым хвостиком, и вы снова будете вместе играть!» Мне даже представилась такая картина.
Когда зашел в сад, Балташ сидел на коленях. Я виновато поглядел на него и тронул за плечо. Он поднял голову.
— Все лежит, — тихо сказал Балташ и кивком указал на собаку.
Я снова и снова гладил пса по голове, и меня душили слезы: не случилось того, что я так живо представлял себе. «Слышишь, Аккуйрык, а я видел тебя здоровым и веселым, точно наяву! Я знаю, ты поправишься», — мысленно говорил ему, а сам с болью заметил, как же сильно похудел Аккуйрык. Он уже не поднимал головы и не вилял белым пушистым хвостом. Лежал на боку и не двигался, только двигались и глядели на меня печальные глаза. Я отошел, когда увидел, что изо рта у него еще сильнее потекла вязкая слюна.
К этому времени к нашему саду незаметно подошел Балтабек. Он был снова пьяным.
— О, этот мальчишка снова здесь! — усмехнулся он, указывая на меня. — Что-то ты часто ходишь сюда, или ты друг Дурного Балташа? — хихикнул он. — Да, точно — друг! Ну вы и пара!
— Зачем пришел? — осадил его Балташ. — Уходи, слышишь?
Балтабек поплясал на одной ноге, что-то пропел и с трудом остановил взгляд на нас.
— Как там твоя жалкая дворняжка? — воскликнул он и засмеялся. — Это же я отравил ее, чтобы больше не рычала на меня!
В воздухе повисло что-то звеняще тяжелое. В следующий момент, побледнев, Балташ набросился на пьяного Балтабека, повалил его и стал с такой злобой и силой душить, что тот не мог сопротивляться.
— Зачем ты это сделал? Отвечай! А то… убью! — с ненавистью произнес Балташ, сжимая мертвенно руки на тонкой шее Балтабека, а тот, весь посинев, захрипел.
Я кинулся на спину Балташа и крикнул не своим голосом:
— Не надо убивать!
Вздрогнув всем телом, Балташ разжал онемевшие руки и упал на бок. Балтабек жадно ртом ловил воздух. Он вмиг протрезвел, встал и, спотыкаясь, поспешил унести ноги.
Балташ, опустив голову, вернулся в сад и долго сидел возле бедного Аккуйрыка.
На следующий день Аккуйрыку стало еще хуже. Придя утром в сад, я заметил, как за ночь он стал тонким, шерсть местами уже слиняла, он все так же не двигался, изо рта обильно текла слюна. За эту ночь Балташ тоже похудел, но лицо его показалось мне решительным.
Я гладил Аккуйрыка по макушке, тихо приговаривая, что он выздоровеет. Но в метрах шести вдруг заметил прямоугольную яму, видимо, ее за ночь вырыл Балташ. Возле ямы лежало ружье.
Балташ уже привстал, положил руку мне на плечи.
— Иди домой, — глухо выдохнул он.
Я не поднял головы, боясь, что моя догадка окажется верной.
— Уходи, Арман. Тебе этого не надо видеть, — повторил он.
На глаза навернулись слезы, у меня не оставалось сомнений… Бедный Аккуйрык. Я уже машинально долго гладил голову собаки. Балташ тогда тихо отдернул мою руку, взял ружье, затем поднял легкого Аккуйрыка на руки. Он едва пошевелил головой.
А дальше я уже не видел. Не видел, как Балташ направился вместе с нашим другом из сада к оврагу, не видел, как положил Аккуйрыка на сырую землю, взял ружье и…
Звук выстрела громким раскатом грома прокатился по окрестностям и затерялся где-то у Большого холма. Я вздрогнул всем телом и устремился прочь из сада, прочь из этого места, и всю дорогу домой безутешно плакал.
С запада подул студеный ветер, предвещая раннюю осень. Надвигался новый учебный год. Жители Бирлестика в суматохе готовили своих детей в школу.
Балташ после смерти Аккуйрыка еще усерднее занимался уходом яблонь, больше молчал, погрузившись в свои раздумья. А я, понимая это, все больше пропадал дома, иногда ездил в город и меньше заходил к нему в сад.
Когда началась уборка пшеницы, отец сказал, что я уже взрослый и могу ездить с ним на поле. Я чуть не прыгал от радости: я всегда хотел ездить с отцом на его грузовике. В эти дни отец возил пшеницу на «ЗИЛе» в амбар. Он посадил меня рядом с собой в кабину. Когда кузов загружали пшеницей, я вилами собирал упавшие колосья. С нескрываемым чувством восхищения и гордости наблюдал, как рабочие на комбайнах и машинах собирают хлеб, как все вместе настроены на работу, как все серьезны, и я, подражая им, тоже серьезно и ответственно трудился.
Многие дяди хлопали мне по плечу и говорили отцу, что я уже вырос и могу скоро работать с ними.
В такие дни в амбаре стоял запах спелой пшеницей вперемешку с запахом солярки и мазута. Я работал и забывал обо всем на свете: так мне было легче пережить утрату Аккуйрыка. И я переживал за Балташа, понимал, что ему нужно побыть одному со своими яблонями. Я все так же с большой затаенной надеждой ждал, когда он начнет рассказывать сказки и когда наши яблони оживут…
Одним солнечным днем после долгого отсутствия я решил заглянуть в сад к Балташу. Придя, заметил, что все яблоки он недавно собрал. Он их отдал в школу директору Нужану Макатаевичу, сказал: раздайте детям, пусть полакомятся.
Балташ был спокоен. Когда я подошел, он глянул на меня мягко и приветливо.
— Арман, хорошо, что ты пришел, — произнес он. — Знаешь, скоро, совсем скоро наши яблони оживут!
Внутри у меня поднялась волна радости, я был в нетерпении. Приближалось то, чего я так долго ждал!
— Это будет сегодня? Яблони оживут сегодня? – от волнения я даже прикусил губу.
— Это произойдет скоро, яблони это прошептали мне.
— А они не сказали, что оживут сегодня?
— Когда будет полная луна, — напомнил мне друг.
— А когда будет полная луна?
Балташ не ответил, погрузившись в раздумья. А я со сладким замиранием ждал: яблони оживут, это случится скоро!
В этот же день к нему в сад пришел Нуржан Макатаевич. Он залюбовался деревьями, похлопал по плечу Балташа за то, что он вырастил такой красивый яблоневый сад, и попросил разрешения посетить его ученикам, провести так называемую познавательную экскурсию.
Такую затею Балташ поддержал. Если дети хотят увидеть сад, посмотреть на большие яблони, и это принесет им радость, то добро пожаловать! Но когда директор сообщил, что вместе с детьми в сад придут представители района, то Балташ насторожился, долго расспрашивал, кто они, для чего придут. Но директор его успокаивал — это нужно для какого-то отчета.
На следующий день с утра возле школы собрались около ста учеников всех классов. Директор объявил об экскурсии. Ребята радостно крутили головами, а мне было неловко за моих сверстников, которые громко галдели и торопились пойти в сад. Из головы не выходил тот случай, когда мы с мальчишками воровали яблоки в саду.
Нуржан Макатаевич говорил недолго. Рядом с ним стоял аким аула Темиржан, важно щурясь и оглядывая маленькими глазами учеников. Затем пришли незнакомые мне люди, все в пиджаках и галстуках. Сразу догадался, что они те самые, из района, один из них, худой, с усами и в очках, не раз гостил у хитроглазого Балтабека.
Выступая, районные гости хвалили акима, что в его ауле есть такой диковинный яблоневый сад, которого не сыщешь в здешних местах. Наконец эти бесконечные похвалы закончились, и все пошли в сад.
Наши классные руководители повели нас вслед за директором, акимом и приезжими. Встретил нас у ворот сам Балташ, он был необыкновенно серьезным, распахнув ворота, молча проводил нас. Поймав его взгляд, я помахал ему рукой, но он не ответил, сохраняя непроницательный вид.
Мы остановились, учителя построили нас в две линии.
— Дорогие наши гости! — заговорил аким Темиржан, обращаясь к представителям района. — Сегодня необычный день, наши гости пожелали увидеть достопримечательность нашего аула Бирлестик — яблоневый сад, ради которого приехали из такой дали!
Все захлопали в ладоши. Я взглянул еще раз на Балташа. Он стоял поодаль от нас и, казалось, чувствовал здесь себя чужим. Трудно было узнать, что сейчас творилось в душе моего друга. Но что-то его очень тревожило. А тем временем экскурсия началась. Все гости и ученики прошли в сад, многие восхищались пышными зелеными яблонями, любовались их бугристыми стволами, прикасались к веткам и листьям, вдыхали еще сохранившийся сладкий аромат яблок.
Мальчики и девочки весело играли в догонялки, некоторые кружились у деревьев. Нуржан Макатаевич и учитель биологии Кадыржан ага вели экскурсию и объясняли, в чем особенность яблоневых деревьев, например, сколько они живут, насколько часто плодоносят и как уберечь их от вредителей.
А приезжие из района вместе с акимом отделились от всех. Я обратил внимание, что один из них — худой с усами и в очках — что-то записывал в своем журнале. Аким громко гоготал, показывая на деревья. Что они обсуждали, было непонятно.
Затем мы все встали у яблонь и дружно сфотографировались на память. У меня до сих пор хранится этот старый, потертый фотоснимок, где мы все так счастливы на фоне зеленых яблонь. И это был единственный снимок, где был запечатлен Балташ…
Экскурсия затянулась до полудня. Затем нас, учеников, отпустили домой, и мы радостные шли всей гурьбой в аул, бурно обсуждая чудесный сад Балташа. Меня радовало то, что ни один из ребят не дразнил и не шутил над Балташем. Даже Жандос, Черномазый Ораз и Бритоголовый Гика вели себя тихо. Кажется, яблони расположили их к Балташу.
Взрослые остались в саду, и Балташ с ними. Я не знал, что они там делали, но, когда к вечеру пришел в сад, заметил, что Балташ также сидел с серьезным лицом.
— Они хотели купить наш сад, — не отводя взгляда от яблонь, сказал Балташ.
Вот зачем приехали эти люди из района, вот почему так долго обсуждали и что-то записывали. Экскурсия была лишь прикрытием.
— И что ты сказал? — пристально смотрел я на него.
— Сказал, чтобы не приходили больше, — ответил он.
У меня все внутри отлегло.
— Как я могу им отдать яблони, я обещал ей показать, — сказал Балташ, говоря об Айгуль.
После той экскурсии я еще несколько дней не ходил в сад к Балташу: еще продолжалась горячая пора уборки пшеницы. После уроков я спешил домой, переодевался и уезжал с отцом на поле.
Однажды, когда я поливал грядки в огороде, к воротам бесшумно подошел Балташ. Он поправил старую кепку на своей большой голове и посмотрел на меня.
— Арман, — сказал он после некоторого молчания.
Я удивился: он никогда не приходил ко мне. Его большие глаза горели радостными огнями. И я понял почему: он сообщил, что яблони оживут завтра ночью.
— Правда? — воскликнул я, забыв обо всем.
— Они еще вчера прошептали мне! И еще я сказал им, что их очень хочет увидеть мальчик по имени Арман.
— И что они ответили? — не сдержался я.
— Они тоже желают с тобой познакомиться, и еще они нам откроют тайну.
— Тайну? А что они расскажут? — у меня дыхание перехватило от волнения.
— Это они расскажут сами. Приходи вечером. Сегодня расскажу конец сказки. Ты помнишь?
Придя домой, я не находил себе места и, чтобы занять до вечера время, решил съездить с отцом на поле. Но и там я мешался, делал все не так, мыслями был далеко. Осталось совсем немного. И я сиял от счастья: наконец сбудется то, о чем я мечтал!..
Красное солнце уже опускалось за Большой холм, ранние сумерки покрыли убранное желто-серое поле и наш аул. Когда пришел в сад, увидел, как Балташ сидел и был готов рассказать конец сказки о храбрых яблонях. Я был весь в волнении!
На небе уже зажглись первые звездочки, кроны яблонь перестали качаться, будто желали послушать сказку, и Балташ начал своим тихим, хриплым голосом:
— Надвигалась решающая битва.
Архазар глубокой ночью сидел в пещере и думал. Войско Кахара ищет их, рано или поздно найдет. Он собрал вокруг себя воинов. Нужно было отправить лазутчика, который разузнает о намерениях Кахара, чтобы первым напасть на врага. Без этого его не разбить, понимали храбрые деревья. Вызвался Назим, который знал, где находились его соплеменники.
— Кахар всегда носит с собой пергамент, куда наносит карту и рисунки будущих боев. Я смогу проникнуть к нему и забрать пергамент, — сказало твердо молодое чудовище.
Архазар долго думал, прежде чем отправил друга, и попросил быть осторожным.
С заходом солнца Назим покинул пещеру. Тянулись долгие дни. От него не было вестей. Деревья начали тревожиться: может, его поймали?
На пятый день, выглянув из пещеры, молодое дерево Хонжа увидело лежащего на земле Назима. Тот был без чувств, израненный и измотанный. Его занесли в пещеру, и он долго пролежал без памяти. Когда очнулся, Назим был безмерно рад, что оказался среди своих друзей. И поведал, что с ним было.
Зная, где обычно селились чудовища, Назим скоро нашел их у берега полноводной реки. Нужно было проникнуть в шатер, где находился Кахар. Под покровом ночи, когда шум у берега стих, Назим, крадучись, зашел в шатер.
Кахар лежал на деревянной подстилке и громко храпел. Назим увидел у его изголовья пергамент. Когда протянул руку, чтобы взять заветный листок, предводитель чудовищ открыл глаза. Назим выхватил пергамент и выбежал из шатра. За ним послышался громкий вой. Спящие чудовища проснулись. Понимая, что его могут поймать, Назим открыл пергамент и на бегу изучил все замыслы Кахара. Затем быстрым движением порвал пергамент. Но недолго бежал: его скоро настигли, связали и привели к Кахару. Глаза того налились кровью.
— Это ты, предатель! — яростно изрек он и приказал запереть Назима в самой крепкой клетке и опустить в яму, чтобы он не сбежал. Кахар задумал не сразу убить его: он сделает это после великой битвы, прямо перед лицом поверженного Архазара.
В сырой яме Назим провел несколько дней без еды и воды под жарким солнцем. На третий день стражники увидели бездыханное тело пленника. Подумав, что он испустил дух, они подняли клетку и вытащили его. Вдруг Назим вскочил, ловким движением сбил стражников. Так ему удалось во второй раз бежать из лагеря неприятеля.
На этот раз чудовища не смогли догнать Назима. Он долго блуждал под палящим солнцем. Питался ягодами, пил воду из болота. Но солнце, жара и насекомые настолько измотали его, что он почти без чувств дополз до пещеры друзей.
Деревья выходили Назима. Благодаря ему, они узнали о планах Кахара, который готовил тысячную армию. Враги уже знали об укрытии деревьев и хотели напасть, собрав огромное войско, через два дня. Архазар решил опередить их и настигнуть у берега реки этой ночью.
Они выдвинулись вечером. Добравшись незаметно до реки, увидели на берегу лагерь чудовищ. Архазар вышел с Назимом и несколькими десятками деревьев. А остальные во главе с Харуком спрятались в укрытии — они должны напасть внезапно с тыла.
Чудовища в это время сидели на берегу и чистили оружие. Архазар внезапно набросился на них. От разящего удара его меча замертво упало несколько чудовищ. Застигнутые врасплох, остальные пустились в бегство в огромный овраг. Этого и ждал Архазар. Когда чудовища оказались в огромной яме, он приказал лучникам стрелять. Десятки стрел посыпались на головы врагов, один за другим двуногие падали. Но поверженные были лишь малой частью кровожадного войска чудовищ.
В это время Кахар со своей свитой был на другом берегу. Увидев Архазара, он заорал и приказал выдвигаться всем.
Храбрые деревья обернулись и увидели, что вдоль берега собирается огромное войско. Чудовищ была тьма, они лязгали зубами, красные глаза их сверкали. Они начали наступать. Стрелы у деревьев заканчивались. Крепко взяв мечи и дубины, деревья бросились в бой.
Архазар шел впереди, размахиваясь мечом, круша чудовищ. Бок о бок с ним, держа дубину, сражался Хонжа, рядом шел Назим, который яростно пронзал мечом врагов. Они прорывались вглубь, пытаясь добраться до Кахара.
Численность врага не уменьшалась — они все прибывали. Грозно шипя и тараща глаза, они запрыгивали на деревья и валили их на землю. Многие из них с подкошенными стволами и сломанными ветками падали. В воздухе стоял лязг мечей и стоны умирающих деревьев. Вскоре Архазар понял, что силы не равны. Он начал отступать, завел чудовищ поближе к реке и неожиданно дал команду.
Вдруг из-за холма появились деревья во главе с Харуком, они подбежали к каменистому берегу и ударами стволов разломали камни, державшие бушующую реку. Чудовища застыли в ужасе, увидев, как освободившиеся огромные потоки воды, круша все вокруг, неслись к ним. Деревья быстро ушли в укрытие и наблюдали, как полчища болотных двуногих уносились потоком и тонули. Поверженному Кахару удалось спастись, но он бежал. Это была победа!
Долго еще деревья сидели у берега и лица их светились счастьем. Теперь они снова воссоединятся с семьями, женами и детьми, и будут жить в мире. И долгие годы помнили о них потомки — о кучке храбрых деревьев под предводительством Архазара и молодого чудовища Назима!
Балташ закончил, а я, заслушавшись, не мог поверить, что сказка закончилась.
— И деревья жили счастливо? — переспросил я.
— Да, но Кахар обещал вернуться. Это уже будет другая сказка, — сказал с улыбкой Балташ.
— Балташ, откуда ты знаешь эти сказки? — спросил я то, что так давно хотел узнать.
Мой друг посмотрел своими сине-зелеными глазами на яблони.
— Они рассказали мне. Это сказки яблонь, — загадочно указал Балташ на мерно колыхавшие деревья.
Я, как зачарованный, смотрел на него и улыбался оттого, что раньше не догадался об этом. Яблони все знали, хранили в себе истории, и они были потомками Архазара, Харука и Хонжи. Точно такие же — живые.
Балташ вдруг внимательно посмотрел на меня.
— То, что они говорят, шепчут — правда, это было, не сомневайся, помни об этом, Арман, — сказал он серьезно и больше не говорил ни слова.
Подняв голову, я увидел на небе подернутые таинственным светом звезды, и на миг из созвездий ясно различил фигуру сказочных деревьев. Вон шел Архазар с огромным мечом, вон Харук, Хонжа, а вот рядом храброе чудовище Назим, которые выступали против полчища чудовищ, и всякий раз побеждали их! Как я в них мог сомневаться? Я верил в них и ждал скорейшей встречи.
Утром следующего дня, придя в сад, я не увидел Балташа. Это было странно: он каждый день приходил сюда. По пути встретил Балтабека, от него узнал, что сегодня к акиму приезжали те самые люди из райцентра, вызвали срочно Балташа и велели ехать немедля с ними в город для важных дел.
— А он, Дурной Балташ, еще противился, говорил, мол, не могу, у меня дела, работа, — Балтабек с ехидством ухмылялся. — Какая у него, у недоумка, может быть работа? А наш директор уговорил его, и тот поехал.
Я не верил Балтабеку, его язвительным словам. Сам побежал в аульскую контору. А там сказали, что правда, приезжали люди и Балташ поехал с ними. Я долго спрашивал, когда он приедет, на что там развели руками — не знают.
А как же наши яблони? Ведь сегодня они оживут. Я долго упрашивал работников позвонить в район и позвать Балташа. Он должен сегодня приехать в аул. Там какая-та ошибка. На что мне сказали не мешать и идти домой.
Зайдя в дом с поникшей головой, не поужинав, лег в постель. Я ворочался, жмурил глаза и так в беспокойстве пролежал долго.
Из открытого окна в комнату тонкой серебряной струйкой тянулся лунный свет. Внезапно в голову пришла мысль, от которой я тут же встал, оделся и вышел во двор. Если Балташ не приехал, я ведь сам могу сходить к яблоням и увидеть, как они оживут. Он говорил, что они ждут меня! От этой мысли мое сердце забилось сильнее.
Я начал искать во дворе отцовский бинокль, который нужен был на Большом холме. Решил, что в сад сразу не зайду: вдруг напугаю яблони. Притаюсь на холме и буду наблюдать сверху. Наконец нашел бинокль, прижал его к груди, застегнув куртку.
В ауле стояла прохладная тихая ночь. Никого вокруг. Большой холм, погрузившись в полумрак, чуть виднеется за спящим аулом. Полная, светлая луна мягким серебряным светом освещала мне путь. Подойдя к Большому холму, я быстро забрался на вершину и лег животом на пожухлые заросли полыни. Чуть дыша, приложил бинокль к глазам. Погрузившись в тишину прохладной осенней ночи, сад безмолвно спал.
Покрутив пальцами объектив, я внимательно смотрел. Вот уже совсем близко видны густые, темные кроны больших яблонь, по длинным ветвям которых скользили серебряные струйки лунного света. Я весь замер. Деревья, слившись стволами и кронами в единое живое целое, безмолвно спали.
Вблизи застрекотал кузнечик, заставив меня шелохнуться. От волнения заныло в животе. Я привстал, сел на колени, усмиряя шумное дыхание. Я прошептал про себя, что они обязательно оживут, надо только подождать. Лег снова на живот, подмяв под себя отцовский бинокль. И так, прислушиваясь к холодному ночному воздуху, пролежал на холме долго, временами поглядывая в сторону сада.
Эх, был бы сейчас Балташ, он поговорил бы с яблонями на их языке, и они ожили. Ведь мы так долго ждали этого. Наверное, деревья не решаются, не желают оживать без Балташа. Скорее всего, именно так — мелькнула у меня мысль.
Не помню, сколько прошло времени, но вдруг со стороны сада донесся шум. «Это они!» — пронеслось в моей голове. Выхватив из-под живота бинокль, жадно впился в него глазами. И я вздрогнул от неожиданности. Я явственно видел, как при лунном свете в саду очень тихо ходили живые яблони. Да, они ходили, были живыми! Передвигались около десятка деревьев. Видел, как одно из них подняло ветвями камень и бросило через забор. От увиденного у меня перехватило дыхание.
Резко вскочив, я устремился со склона. Только бы успеть, только бы они меня подождали. Сердце от волнения готово было выпрыгнуть из груди. И вот я уже у ворот, перепрыгнул изгородь и оказался в саду.
Высокие, с изумрудными кронами яблони, увидев меня, обступили со всех сторон. И я, не скрывая восхищения, смотрел на них, не отрывая глаз.
На коричневых и бурых стволах я заметил глаза, они внимательно смотрели на меня. О, это были настоящие, живые глаза! Затем различил четко нос, рот, даже уши. Они передвигались корнями и шевелили длинными ветвями-руками.
«Здравствуйте, яблони!» — прошептал я, чувствуя, как сладостно дрожит сердце.
«Здравствуй, Арман!» — хором произнесли живые деревья. О да, они разговаривали на человеческом языке! Я восхитился их теплом и радушием.
«Я очень хотел вас увидеть, я ждал вас там, на Большом холме», — указал я рукой и торопился все рассказать им.
«Мы все знаем, наш юный друг!» — ответили они, качнув кронами.
«Но Балташ сегодня уехал, он вернется завтра», — сказал я, запинаясь, и не мог оторвать глаз: настолько деревья были величественными и красивыми.
«И об этом мы знаем, добрый друг», — ответили они.
Одна из яблонь вдруг подхватила меня громадными ветвями. Не успел ахнуть, как взмыл вверх, крепко ухватившись за ветви. Звезды, небо, сад, деревья — все закружилось, переливаясь лунным светом. Я слышал приятный смех яблони, которая плавно кружила меня. Ее мягкие ветви и листья ласкали и обволакивали меня. И не было страшно, я улыбался, завороженно глядя сверху, как деревья улыбались и махали ветвями. Я помахал им в ответ!
Яблоня покружила меня, опустила на землю и сказала тихим голосом: «Ты знаешь, Арман, что мы ожили ради встречи с тобой? Мы хотим поведать тебе великую тайну…»
Я кивнул, весь в волнении, хотел сказать, что Балташ говорил о тайне, что я очень хочу услышать о ней. Но деревья и об этом знали, они молча обступили меня.
Яблоня, которая меня кружила, развела огромные ветви, что-то прошептала на непонятном языке. И вдруг передо мной из-под земли появился яркий луч света. Собрав ветвями, яблоня направила его на меня. Я, не отрываясь, смотрел на этот яркий пучок, который ничуть не слепил меня и манил теплотой. Я потянулся к нему. В одно мгновение свет разлился повсюду, стал ярким, захватил меня, и все вокруг исчезло...
* * *
Вспомнив тот важный момент, когда я наконец встретился с живыми яблонями, меня и сейчас пробирает дрожь. Так ярко видел их, и, казалось, никогда не покину тот манящий мир.
Когда я унесся с ярким светом, я позже много раз пытался вспомнить, что было дальше, ведь что-то было. Но дальше — провал. Помню только, как открыл глаза и почувствовал под собой холодную землю. Я лежал на том же самом месте, на холме, где ожидал появления живых яблонь. Тогда я судорожно схватился за бинокль и с надеждой устремил взор в сад. Протирал глаза, вглядываясь. Деревья в темноте все так же стояли на своем месте, мерно покачивая кронами от легкого ветра. Никто из них не ходил. С досадой бросил бинокль — это был сон. Никаких живых яблонь не было…
Я шел домой. Слезы текли по щекам, и я их не протирал. Балташ обманул меня. Это был сон. Яблони никогда не оживут!
Тихо войдя в дом, сразу лег и с головой укрылся одеялом. Перед глазами поплыли розовые круги, и я впал в полудремоту. Сквозь сон вспомнил, что пришел домой без отцовского бинокля — оставил его на холме. В беспокойстве ворочался и заставил себя встать.
Уже было светло. Нужно принести бинокль, пока отец не проснулся. Голова раскалывалась, хотелось спать. Я с неохотой надел куртку и вышел.
Все вокруг еще спало. Небо было подернуто нежно-сиреневыми облаками, предвещавшими теплую погоду. Но в предрассветный час еще было прохладно. Я быстро шел и продрог, шагая по мокрой траве. Из зарослей шиповника, испугав меня, выпорхнул жаворонок и заверещал громко, устремившись ввысь.
Утренний воздух действовал бодряще, голова перестала болеть. И вот, добравшись до подножия, резво забрался на холм. У зарослей полыни, где ночью устроился на дозор, нашел свой бинокль. Захотелось снова взглянуть на яблони. Через бинокль увидел, что сад, чуть шевеля листьями, тихо спал. Заметил неугомонную игру воробьев, которые щебетали и перелетали с ветки на ветку.
На восточной части неба перистые облака окрасились в мягко-розовый цвет. Становилось все светлее. Но перед восходом солнца все вокруг замерло, яблони перестали шевелиться, и даже воробьи прекратили свой щебет. Всепоглощающая тишина длилась несколько секунд, и на краю неба, осветив все вокруг, появилось яркое багряно-красное солнце. Утреннее светило залило розовым светом деревянные крыши домов, поле, пасущихся лошадей, осветило холм и меня. Я зажмурился, и успокаивающая дремота накатывала волнами по телу.
Но вдруг издалека послышался звук гудящего мотора. Я мигом пришел в себя. Это был «ЗИЛ». Вскоре показался грузовик, который направлялся в сторону сада. Приложив бинокль к глазам, я внимательно следил за ним. Кто в машине? Неужели приехал Балташ? Нет, из грузовика вышли совсем другие люди. Их было человек пять. Все в рабочих куртках, что-то обсуждали. Вдруг я узнал среди них Балтабека, который что-то вытаскивал из кузова. Ледяной холодок пробежался по спине. Ясно видел, как он секатором сорвал замок на воротах, и грузовик заехал в сад. Другой мужчина держал в руках бензопилу.
Немедля ни секунды, я побежал со склона. В какой-то момент, споткнувшись о камень, упал, изодрал колени. Встал, несмотря на боль, продолжал быстро спускаться. Как они посмели прийти и что им нужно от деревьев? Вскоре воздух прорезал резкий звук бензопилы. Я уже был у подножия, сбив дыхание, бежал во весь дух.
Приближаясь, видел, как Балтабек, стоя возле яблони, вонзил гудящую бензопилу в ствол дерева. Послышался лязг металла о свежую кору, посыпались стружки.
— Не трогайте! Не надо! — кричал я на бегу.
Один из мужчин, увидев меня, сказал что-то Балтабеку, и тот остановился.
— А я знаю его, — вглядываясь в меня, небрежно сказал Балтабек. — Этот сопляк не помешает, — и снова завел бензопилу.
Я забежал в сад, тяжело дыша.
— Пожалуйста, не надо, — умолял я.
Но Балтабек, не смотря на меня, сильнее налегал бензопилой в дерево. И вот, хрустнув, первая яблоня, качая пышными зелеными ветвями, медленно начала падать. Как в страшном сне я наблюдал, как она рухнула на землю.
— Пожалуйста, не трогайте, — прошептал я в отчаянии.
Балтабек подошел и деловито оглянул упавший ствол. Он приказал своим приятелям тоже взять бензопилы, которые лежали у изгороди. Я подбежал к Балтабеку, что-то промычал и попытался схватить его за руки. Но тот резко, с силой оттолкнул меня, и я упал наземь.
— Пошел отсюда! — бросил он.
Тогда я, весь бледный, встал, дрожа, подошел к нему. Он испугался моего вида.
— Не трогай, — не своим голосом сказал я.
Сзади меня схватили двое, я начал вырываться. Видел, как Балтабек ехидно посмотрел на меня, приказал оттащить и не отпускать меня. Он выкурил сигарету и завел бензопилу. Приложив лезвие к стволу, он принялся пилить новое дерево.
Пока двое держали меня, я кусался, царапался, но они были сильнее, крепко держали меня. Звуки моей отчаянной борьбы потонули в лязгающем звуке бензопилы. С ужасом наблюдал, как упало второе, затем третье, четвертое дерево. Больше я не мог этого вынести, обессиленный повис на руках державших меня неприятелей и заплакал. Те двое отпустили меня. И я упал, недвижимый, лежал на земле и тихо плакал. Внутри все сжалось, было муторно, я снова и снова слышал, как на землю с глухим ударом падали деревья…
Когда пришел в себя, было тихо. Помню, как ко мне подошли какие-то люди. Подняли и посадили в машину. Узнал голос Нуржана Макатаевича.
— Держись, Арман, ты совсем ослаб, — сказал он, внимательно оглядывая меня.
Мимолетом я взглянул в сад и ужаснулся. Там уже не было ни одного дерева, вся земля была усыпана мертвыми стволами, теми, что еще утром были красивыми яблонями. Я зажмурился, вспомнив, что было, и внутри у меня заныло глухой болью.
— Прости нас, — выдохнул директор, виновато глядя на меня.
Он посадил меня в машину и сказал водителю отвезти домой. Дальше не помню, как приехал, как встретил меня взволнованный отец. Меня положили в постель, укутали, и я забылся тяжелым сном.
И снова откуда-то издалека мне чудились огромные, живые яблони. Они улыбались, тянули ко мне свои длинные ветвистые руки, а я пытался ухватиться за них. Но не мог дотянуться, они казались призрачными, недосягаемыми. Я их просил забрать меня с собой, рассказать свою тайну, которую я так и не услышал.
Помню смутно, как несколько раз подходил ко мне отец и трогал мой лоб. Но я что-то бубнил в ответ, укутывался с головой одеялом и пытался уснуть, забыться. Окончательно проснулся на следующий день. Чувствовал сильную жажду, вышел на веранду и выпил целый ковш воды.
Снова вспомнил падающие деревья, Балтабека, мерзкий звук пилы... Стало муторно. Через некоторое время опомнился. Приехал ли Балташ? И с тревогой собрался, чтобы сходить в сад.
Когда пришел туда, увидел картину, которая сильно поразила меня. На месте сада там, где раньше росли пышные, красивые яблони, остались одни уродливые пеньки. Пустота. И среди пней сидел, склонив набок курчавую голову, Балташ. Его дородная фигура сжалась и стала маленькой. Плечи у него обмякли, большие руки повисли, как тряпки. Он даже не шелохнулся, когда я подошел. Лицо его было бледное, веки опухли от бессонной ночи. Он чуть повернул голову, но как будто не видел меня, его всегда глубокие сине-зеленые глаза мне показались подернуты мутной, безжизненной пеленой. Это и встревожило меня.
— Вот и все… — выдохнул он.
Я хотел утешить его, сказать, что мы еще посадим яблони, что они вырастут, будут такими же красивыми, но голос мой дрожал, и он не слышал меня. Удрученный, я сидел возле него и не мог ничем помочь. Это были самые тяжелые минуты в моей жизни.
В этот же день я пошел в школу к директору Нуржан Макатаевичу. Директор говорил что-то и не смотрел мне в глаза. От него узнал, что яблони поручил вырубить аким Темиржан. Я так и думал, что этот гадкий человек способен на это. Но зачем? Как он посмел тронуть наши чудесные яблони, которые все любили в ауле?
Все так же избегая моего взгляда, директор сообщил, что сад продали тем самым приезжим людям из района. Мол, они облюбовали плодородную почву и хотели посадить там виноград, чтобы потом делать из него вино. Аким убеждал их, что там вырастет что угодно, а продать землю не составит труда, нужно лишь договориться. А Балташа обманули, вызвали тогда в район. Долго Темиржан убеждал его подписать какие-то документы, якобы нужные для его сада. И в итоге Балташ все подписал, сам того не зная, что продал сад.
— Я ничего не мог поделать. Здесь хозяин — аким Темиржан, — оправдываясь, сказал директор.
Ничего больше не спрашивая, я ушел вне себя от негодования. Нуржан Макатаевич знал об этом, но промолчал. Как он мог допустить такое?
Вечером снова пришел в сад. Принес с собой еду и айран. Балташ все так же неподвижно сидел. И глядел неотрывно в одну точку, не замечал ничего вокруг.
— Она больше не увидит яблони, — прошептал он после некоторого молчания. — Она придет, но не увидит яблони…
Я попытался его взбодрить, сказал, что мы посадим еще сад.
— Я не хочу, — с шумом выдохнул он и надолго замолчал.
На следующий день я приходил несколько раз, но он даже не притронулся к еде. Балташ осунулся, красные его глаза все так же невидяще смотрели в пустоту. А губы что-то непонятно шептали. Я умолял его поесть, но он, кажется, не слышал.
Чтобы помочь другу, я пошел к доктору Сагынтаю, но тот, послушав меня, сказал, что человек должен пережить горе, нужно подождать.
Нужно время, сказал я себе. Но, не выдержав, вечером снова пришел к Балташу. К моему удивлению, он был необыкновенно веселым, глаза его неестественно блестели. Я приблизился к нему и резко отошел: от него разило неприятным запахом. Это была водка. Прежде он не пил это пойло. Лицо его было красным, дырявая потрепанная кепка съехала набекрень. Он крепко рукой обнял меня за шею, больно потрепал за волосы и при этом громко смеялся. Никогда он не вел себя так. Я вырвался из его рук и в полной растерянности пошел прочь.
На следующий день Балташ пропал. Никто этого не заметил, но я не находил себе места. Обошел несколько раз Большой холм, Акузень. Кричал, звал Балташа, но кругом была пустота. Пришел домой к его матери Кульзие, сообщил о пропаже сына, но она долго непонимающе смотрела на меня. Затем бедная женщина завопила, начала ходить по соседям, спрашивая о сыне.
Только на третий день, когда о пропаже Балташа заговорил весь Бирлестик, его начали искать. Нуржан Макатаевич собрал детей, разбил их на группы, и они пошли прочесывать окрестности аула.
Ко мне подошли Жандос, Бритоголовый Гика, Черномазый Ораз и другие мальчишки. Уже не было никаких обид. Когда они узнали, что сад вырубили, а Балташ пропал, они первыми предложили помочь найти его. Жандос протянул мне руку, я пожал ее, и они выбрали меня руководителем поискового отряда.
Мы проверили все ложбины и овраги, прошли десятки километров, но Балташа нигде не было.
Наконец Нуржан Макатаевич позвал всех нас. Рядом с ним стоял мальчик-пастух, который утверждал, что видел большого хромого парня.
— Где ты его видел? Ты его знаешь? — набросились мы с вопросами.
Мальчик показал камчой в сторону Акузени и сказал, что видел парня у кручи. Меня пробрал холод: эта та самая круча, откуда мы прыгали в реку.
— Что он там делал? — сдерживая дрожь, спросил я.
Мальчик сказал, что парень сидел у самого края. Дальше — не видел.
Нуржан Макатаевич промолчал и отпустил всех нас по домам. Я шел домой и напряженно думал. Балташ не мог прыгнуть. Он сильный, он вернется, твердил я себе.
В этот день директор собрал несколько десятков мужчин. Они начали проверять реку. В этот же день вечером кто-то сообщил, что один из мужчин нашел на пороге реки тело парня, которое течением прибило к камням.
Услышав об этом, у меня все внутри оборвалось. Вскоре сообщили — это был Балташ. Он прыгнул с кручи и разбился о камни.
Не помню, как я рвался в объятиях отца, хотел убежать, увидеть Балташа, моего друга, но меня не пускал отец. Весь следующий день я молча просидел дома, вспоминая нашу последнюю встречу. Меня душили слезы, что я не помог, не сказал нужное слово, не удержал его тогда, дал ему уйти…
Долго аким Темиржан не хотел отдавать нам сад, чтобы там похоронили нашего друга. К нему не раз ходил Нуржан Макатевич, он был сам не свой, когда узнал о смерти Балташа. Наконец, он пригрозил акиму, что расскажет о его темных делишках в районе, и тогда ему несдобровать. Только тогда он отдал документы на землю.
В сад на похороны Балташа пришли все жители аула Бирлестик, даже те, которые его раньше дразнили и считали дурным. Особенно тяжело было наблюдать за бедной Кульзией: она громко причитала, качала седой головой, не желая расставаться с сыном.
Нуржан Макатаевич долго рассказывал жителям о заслугах Балташа, особенно остановился на том, как ему удалось посадить такой красивый яблоневый сад и как все гордились самыми сладкими яблоками во всей округе. И никогда раньше таких чудо-яблонь не было и вряд ли еще будут.
А я стоял рядом, и слезы текли по моим щекам. Никто из присутствующих не знал, кем на самом деле был Балташ, о чем мечтал, думал, не знал его сказок. После того как тело Балташа опустили в могилу, я не выдержал, выбежал из сада и бежал, не разбирая дороги.
Нуржан Макатаевич после этого часто приходил ко мне домой, утешал меня и однажды принес мраморный камень. Взяв гвоздь, я старательно вывел на камне имя — Балташ. И вместе мы установили камень на могиле в саду.
Я часто приходил в опустевший сад и сидел возле мраморной плиты. Иногда видел во сне его: нескладного, чуть сгорбленного, с большой, круглой головой. Он шел, припадая на одну ног, улыбался мне, и рядом был Аккуйрык.
Шли годы. Я неизменно приходил в его сад, убирал жухлые листья и подолгу сидел, глядя на мраморную плиту и вспоминая наши встречи в саду и его сказки.
После окончания школы решил поехать в город учиться на агронома. Перед поездкой посетил сад, чтобы попрощаться с Балташом. Долго сидел, молча беседовал с ним и пообещал, что обязательно приеду к нему.
Скоро родители переехали вслед за мной в город. И я на долгие годы остался там. У меня появилась своя семья, я стал работать селекционером в компании по разведению редких пород растений и деревьев.
Дождь прекратился. Разорвав клочья туч, показалось солнце, озарив все вокруг светом. Сидевший на плите взъерошенный воробышек вспорхнул и улетел.
Долго еще звучал во мне его хриплый, родной голос…
«Балташ, я знаю, ты слышишь меня, — шептал я, глядя на мраморную плиту, — я приехал к тебе, я снова у тебя в саду».
«Спасибо, что приехал, Арман. Я очень рад тебя видеть. Ты уже большой», — ответил мне ветер, и я знал, что это был Балташ. Я представил перед собой его круглое, светлое лицо, большие не то синие, не то зеленые глаза, которые светились, как звезды на небе. Он протянул мне свою большую руку, и я потянулся, чтобы обнять его.
«Ты не забыл Аккуйрыка? Он рядом со мной!» — улыбнулся он, и я услышал, как задорно залаял Аккуйрык.
«Привет, Аккуйрык!» — представил я нашу белую собаку.
«Балташ, Айгуль приходила к тебе! Ты заметил?» — указал я на корзину с ромашками.
«Да, я видел ее. Она тоже говорила со мной. Жаль, что она не увидела наши яблони», — сказал он задумчиво.
«Балташ, я приехал не просто так. Я привез с собой саженцы яблонь. Мы снова посадим сад», — улыбнулся я, представляя его счастливое лицо.
«Спасибо, Арман! Наш сад снова будет жить! И она увидит их, она будет рада!» — услышал я хриплый его голос.
«Я хотел узнать кое-что, — начал я о том, что долго хранил в себе и так желал получить ответ. — Я тогда видел живые яблони, когда тебя не было в саду…»
«Ты знаешь, они не приснились тебе», — услышал я уверенный голос Балташа.
«Я так и знал! — я даже привстал от восторга. — Так какую тайну хотели рассказать мне тогда яблони? Что было после того, как появился луч света, который унес меня?»
Я увидел перед собой улыбку Балташа.
«Ты еще с ними встретишься и тогда все узнаешь сам», — загадочно пообещал Балташ.
Мне стало легко и свободно, и я прилег на траве.
«Балташ, я соскучился по твоим сказкам, расскажи мне еще одну», — попросил я.
И услышал тихий, хриплый, доносящийся эхом с глубины души голос Балташа, который начал новую сказку о чудесных похождениях храбрых деревьев во главе с Архазаром против двуногих чудовищ. Они снова ожили перед моими глазами. По телу разливалось благодатное тепло и умиротворение, все вокруг потонуло в лучах заходящего солнца…
И в эти мгновения я твердо знал, что Балташ и Аккуйрык — живы.
Асет Сыздыков — родился в 1989 году в селе Валиханова Енбекшильдерского района Акмолинской области. В 2011 году окончил Евразийский национальный университет им. Л.Н.Гумилева, по специальности – журналист. Учился в магистратуре в Москве в Государственном институте русского языка им Пушкина. Писать рассказы начал в школе, публиковался в газете «Лидер» (Кокшетау) и литературных журналах. В 2020 году участвовал в конкурсах «Алтын калам» и Евразийской творческой гильдии, вошел в шорт-листы и был в числе финалистов. Живет в столице. Пишет рассказы и повести для детей и подростков.