Ирья

Голодным волком завывает февральский ветер в печной трубе. В ночной тиши это звучит особенно жутко. Все домочадцы крепко спят. Из разных углов горницы то и дело доносится храп. То грудной, с со свистящими переливами — свекровкин, то густой и тягучий как майский мед — свёкра, то раскатистый, как весенний гром — мужнин. С дышащей остатками тепла печи вразнобой сопят четверо детей. Лишь невестка не спит, пятилетнего сынишку качает. Тот в горячечном бреду постанывает и часто дышит. Матери не надо прикладывать ладонь ко лбу мальца, его горячее дыхание согревает студёный воздух вокруг. Василиска всё чувствует, всё понимает. Утром встанет солнышко, заглянет в светёлку, все проснутся и начнут новый день, а её сын уж не откроет глазки. Растрёпанная со сна свекровка встанет над лавкой, перекрестится и скажет: «Спасибо, Господи, лишний рот прибрал».

В эту страшную ночь, мать, роняя горькую слезу, отправляет младенца в Ирьино Царство. Тихо-тихо поёт Святушке последнюю колыбельную:

Бай да люли, хошь сегодня умри,

Хошь сегодня умри, завтра похороны,

Папка с работки гробок принесёт,

Бабушка у соседки рубашку сошьёт,

Мама у печки блинков напекёт,

Будем есть-поедать, Святушку вспоминать.

***

     На окраине леса стоит высокий мужик. Одет лишь в холщёвую рубаху до пят. Босые ноги погрузились в сугроб и видно, что не ведает холода. На звенящем морозе изо рта не выходит пар. Длинная рубаха опоясана поясом, сплетёным из свежей травы. То там, то здесь из него выбиваются васильки, ромашки и хрупкие колокольчики. Волосы у мужика белёсые, до плеч длинные, шелковистые. Брови густые, охапки сухой травы напоминают, что по осени на корм коровам под навес собирают. В таких по ночам полюбовные парочки от чужих глаз хоронятся. Нос тонкий, прямой, длинный. Губы крепкие, пухлые, цвета брусники, что собирают в конце лета ребятишки в плетёные туяски. Над головой мужика кружат бабочки—бражники. Трескучая февральская стужа не в силах их погубить. Легкокрылые создания бесстрашно вьются над головой ночного скитальца и лишь изредка кутаются в льняные волосы своего хозяина. На широких плечах сидят красивые птицы. В жизни таких не увидеть, истории о них лишь старцы в сказках слагают.

   Одинокий голодный волк, лязгнув зубами, осторожно подходит к мужику, принюхивается. Втягивает мокрыми ноздрями воздух и тут же бросается в сторону. Как заскулит, завоет волчьей тоскою, так и ринется от чужака прочь. Мужик даже не глядит в сторону серого, лишь с ноги на ногу переминается, но своего поста не покидает. Его взгляд прикован к самой крайней деревенской избе, где лишь в одном окне в тусклом освещении лучины едва теплится чья-то жизнь.

***

     Он неподвижно стоял час, другой, третий. Лишь ближе к утру, когда в окне дожил свой век свет от лучины, облегчённо вздохнул. Тихо скрипнула дверь, и из избушки робко выглянул маленький мальчик. Озираясь в темноте, дитятко вышло во двор, погладило поскуливавщую во сне дворовую собаку и вышло за калитку. На мальчонке тонкая рубашонка, вся мокрая от горячечного пота, но он будто не ощущал ни жара, ни зимнего холода. За калиткой осмотрелся и увидев того, кто ему нужен, уверенно пошел вперёд, ловко преодолевая сугробы.

— Я тебя уж заждался тут, Святушка, — отошел от дерева высокий мужик.

— А ты меня ждёшь, дяденька? — задрав голову наверх, чтобы получше разглядеть незнакомца, спросил мальчонка.

— Тебя, дитятко, тебя, — тот ласково погладил огромной рукой по маленькой головке Святослава; от прохладной ладони запахло летом.

— А ты кто? — глядя в тёмно-синие глаза незнакомца бесстрашно спросил Свят.

— Ирьёй меня кличут, — отозвался мужик.

— Бабушка вечером говорила, что к утру меня Ирья заберет. Это ты, что ли?

— Я.

— А куда ты меня заберёшь? Я от мамки с тятькой далеко уходить не хочу, — мальчишка тревожно обернулся назад, туда, где в дрёмной дымке стояла его изба.

— Не бойся, придёт время, и ты снова встретишься с родными.

— Это хорошо, — задумчиво протянул Святушка. — А куда мы с тобой пойдём?

— В моё царство, — Ирья взял за руку мальчика и тихонько потянул за собой.

— А это что за царство? — малец устремил любопытные глазенки на нового знакомого.

— Царствие небесное, — пояснил Ирья, и они двинулись вглубь леса.

Высокий мужик и маленький мальчик неспешно исчезали в лесной чаще, не оставляя после себя даже лёгких следов на снегу.

***

     Предрассветную тишину спящей деревни разорвал истошный вопль безутешной матери.