Моя прекрасная нижняя челюсть

Больше всего в жизни мне не повезло с зубами. Они у меня с детства слабые, кривые, да и смыкаются неправильно: нижняя челюсть перекрывает верхнюю. Для исправления прикуса в третьем классе ортодонт назначил пластинку. «Это не страшно, — заверил он. — в точности как твое нёбо. Правда, — задумавшись, добавил, — из пластмассы, с винтиками и железными проволочками». Маме поручил сшить лицевую маску из эластичной тесьмы.

Пластину эту я сразу же возненавидела. Во рту стало неудобно, больно, нудно, хотелось выплюнуть ужасный нарост. Через пару дней был готов и «наш намордничек» — так мама ласково прозвала собственноручно изготовленный бандаж, который, по словам доктора, должен был сдержать рост нижней челюсти. Моей чудовищной, слишком развитой нижней челюсти. Мама надевала бандаж перед сном, выравнивала тугие ленты на скулах и подбородке, стягивала концы на макушке и едва не плакала, приговаривая: «Бедный ребенок в этом маскараде похож на Ганнибала Лектера!»

В школе тоже стало неудобно. Из-за испорченной дикции одноклассники смеялись, учитель по многу раз переспрашивал и, не разобрав ни слова, недовольный, сажал на место. Было обидно: ведь отвечала прилежно, а могла бы и тарабарщину какую.

Отличник Костя однажды спросил, какие у меня есть игры на приставке. Я разволновалась и начала вспоминать: «“Чип и Дейл”, “Русалочка”, “Шахматы”. Последние тебе точно понравятся!» Пока тараторила, Костя как-то странно не моргал, а его голова при этом слегка поворачивалась, будто вспоминала о чем-то важном и собиралась уйти. И тут меня осенило: он не понимает, что я говорю! Совсем ничего! Тогда я немедленно полезла пальцами в рот и с чавкающим щелчком отцепила от нёба «обстоятельство», мешающее нашей беседе. А когда вытащила, увидела, уже будто глазами Кости, что в руке у меня нечто мерзкое, слюнявое, похожее на дедовский зубной протез. Но без зубов. В горле мгновенно засобиралась тошнота, в животе — ужасная гадливость. А Костя убежал. «Хорошо, что он не узнал, какая эта пластинка бывает мокрая и теплая», — подумала я.

В общем, больше ни с кем не разговаривала и все представляла, что когда-нибудь этот дурацкий пластмассовый кусок во рту разрастется, поглотит и превратит меня в куклу. Не в Барби, а в страшную: с винтиками и проволочками, как из фильма ужасов. И как по ночам я буду пугать друзей из школы, учителя и того ортодонта, конечно, тоже.

Через год выяснилось, что пластинка не работает. Лечение отменили. Нижняя челюсть продолжала расти и упрямо выпирать. Я снова заговорила и была почти счастлива. Почти — потому что Барби с таким прикусом не бывает.

В старших классах мама снова повела к врачу. «Радиант Альбертович» — значилось на дипломе под стеклом в его кабинете. Чуть погодя вошел и он сам — молодой, высокий, черноволосый, с лучистым, как и его имя, взглядом и… очень плохими зубами. Причем они были не просто кривыми, но и смыкались неправильно: нижняя челюсть перекрывала верхнюю. Он озорно улыбнулся, а я прониклась к нему теплотой и доверием. Впервые к человеку со стоматологическим экскаватором в руке.

Вскоре я стала носить брекеты, новаторские по тем временам. Во рту снова заныло и еще зацарапало. Но все же я радовалась: дикция-то в этот раз не портится, да и Радианта Альбертовича буду навещать.

В один из визитов заметила в коридоре молодую женщину, хрупкую, хорошенькую. Все вокруг на нее безотрывно глядели. Ну и я тоже. Она сидела напротив с малышом, оба смеялись. Пару раз на меня взглянула, при этом широко улыбалась, оголяя (не специально) белые ровные зубы. Я тоже улыбалась, но, в отличие от нее, прикрыто (специально), чтобы не светить стальную дугу и черные квадратики брекетов. «Боже, и что она тут, у кабинета ортодонта, делает?» — все думала я.

Потом пришел Радиант Альбертович, кивнул мне: «Привет, заходи!» — а при виде девушки прямо заискрился (как, наверное, могут только носители его имени) и жизнерадостно так к ней подпрыгнул. Оказывается, это были его жена и сын.

Жена и сын!

Его!

Моего Радианта Альбертовича!

Сидя в кресле, я все подслушивала, как они там, в коридоре, весело верещали, и утешала себя, что она его до конца не понимает! Куда ей, с идеальным-то прикусом!

 

Через год выяснилось, что брекеты тоже не работают. На последнем приеме Радиант Альбертович отдирал их от меня кусачками, а после, мурлыча «Come on, Barbie, let's go party ah ah ah yeah», долго шлифовал эмаль, стирая остатки клея. Когда закончил, снял маску и, как обычно, улыбнулся, обнажив трехэтажные ряды находящих друг на друга зубов.

— У меня ведь тоже неправильный прикус, — сказал он.

— Правда? — фальшиво удивилась я.

— Угу, и мне тоже ничего не помогло.

— Правда? — тут я удивилась по-настоящему.

— Нет, ну можно, конечно, — продолжал он, — удалить троечки и уменьшить таким образом размер твоей нижней челюсти. Но, скажу тебе, красота того не стоит.

Я утвердительно кивнула, мол, да, кому эта красота нужна? Засобиралась.

А он добавил:

— Тебе уже говорили, что наши недостатки делают нас особенными?

Я снова кивнула.

— Чушь собачья! — вдруг выкрикнул он. — Перестань так думать, поняла? Ты никакая не особенная! Ты такая, как все! В природе нет особенных. Мы все ОДИНАКОВЫЕ! А для пролетающих птиц так и на одно лицо. Мы все имеем право на счастье и любовь, слышишь? А теперь иди!

Я угукнула, спрыгнула с кресла, схватила сумку и побежала. В тот день решила больше не бороться: с нижней челюстью и вообще. Шла уверенно, смеялась, махала летящим птицам. Правда, им до меня не было никакого дела.