Я буду в белом

Рассказ написан в рамках «Курса одного рассказа» школы прозы «Глагол»

 

— Таня, нам надо пожениться! — выпалил Женя, едва переступив порог.

Таня как была, так и застыла, выронив носки с нарисованным авокадо.

Они провели в Тбилиси две недели. Первая неделя была запланирована: долгожданный отпуск, брони, аккуратно сделанные за два месяца, милая квартира в самом центре, чинные прогулки мимо серных бань и Театра кукол, «Хванчкара» (на которую совсем не хотелось жалеть отпускных денег), хинкали и хачапури-лодочки.

Вторая неделя стала вынужденной, потому что началась с военной спецоперации. Паника сменилась постоянным страхом возвращения домой. Начали срочно искать новую квартиру: уже не в центре и дешевле. Поначалу не везло: где-то отказывали, где-то задирали цену, а где-то хозяева устраивали целый кастинг, который Таня и Женя проигрывали заочно, даже не успев приехать на просмотр. В итоге удалось найти вариант через эмигрантский чатик в «Телеграм» (таких сейчас было полно среди русскоязычных). Не иначе как судьба свела их с такими же потерянными Светой и Ромой, которые впопыхах сняли однушку за безумные (по новому курсу) полторы тысячи лари. Так что как только стало понятно, что курс не восстановится, ребятам понадобилась компания так же срочно, как Жене и Тане новое жилье.

Заселились только вчера вечером. Решили, что Света и Рома спят в спальне, а Таня и Женя — в зале, на раскладном широком диване. Легли рано, как недоверчивые соседи, и до поздних трех ночи листали каждый свою ленту новостей.

А еще вчера Жене написал его проектный менеджер. Компания предлагала релокацию в Берлин и обещала помощь с визами и жильем. Вот только у Тани вариантов с переездом пока не было. Потом Женя как-то нерешительно упомянул, что, может быть, надо вернуться. Но когда в одном из чатов написали про мобилизацию и что скоро мужчин перестанут выпускать из России, Женя помрачнел.

— Если я не хочу возвращаться, значит, я трус? — он посмотрел на Таню очень серьезно.

— Ты не трус, — улыбнулась она. — Это я тебя никуда не пущу. Родителям можешь так и передать. Это я паникер, понял?

Он поцеловал ее в лоб.

— Может, кино посмотрим? — с надеждой спросила Таня.

— Пока не хочется, — процедил он и ушел на кухню с ноутбуком.

Таня знала, что они оба будут читать одни паблики и смотреть примерно одни видео. Но разве в мире осталось что-то еще?

Тем временем он сжимался и морщился, этот мир, как уродливый кусок пластика, брошенный в огонь. Поэтому утром Таня решила занять себя бытом: сложить диван в гостиной, отправить в стирку вчерашние футболки и носки, разузнать, как и где еще можно перевести рубли в лари, сварить в турке кофе (вместо того, чтобы по привычке идти в кофейню). Женя куда-то ушел еще до ее пробуждения (наверное, в банк — открыть счет). На экране ноутбука мелькали обновления «Телеграм»-переписок. Смесь новостей и эмигрантских чатов. Как она вообще оказалась здесь?

Вдруг из спальни послышались шорохи и всхлипы. Голоса на повышенных тонах. Что-то упало. Через пару минут все стихло. Глухая, тесная тишина за дверью. Очень медленно, осматриваясь, как зверь, вышла Света, а за ней — Рома. Глаза Светы были красными и опухшими, но Таня не знала, как правильно реагировать на слезы. С одной стороны, они не были знакомы настолько, чтобы задавать вопросы. С другой — жили вместе и пока что было непонятно, как долго это продлится. Поэтому Таня для приличия отложила борьбу с диваном и выпрямилась, наблюдая, как Света наливает себе воды.

— Мама назвала меня предательницей, — пояснила Света.

— Мои родители вообще не знают, что я здесь, — ответила Таня.

Ничто не сближает лучше, чем обоюдное признание потерь. Теперь можно сидеть за одним столом, можно жаловаться, можно позволить себе красные глаза, можно при всех не брать трубку, когда кто-то звонит.

Света шумно выдохнула. Таня решила переключиться на стирку и собрать разбросанные вокруг дивана вещи. Как раз в этот момент вошел Женя со своим «Таня, нам надо пожениться!». От неожиданности Таня выронила носки, а Света даже перестала шмыгать носом. Рома прыснул:

— Ну ты, конечно, романтик!

Женя невозмутимо подошел к Тане:

— Если нас распишут, ты сможешь поехать в Берлин со мной! Компания обещала помочь перевезти семью.

Тане казалось, будто ее ударили по лбу огромной тяжелой подушкой: вроде не больно, но голова гудит.

— Зай, но ведь… По-моему, надо заявление за месяц подавать…

— Не-ет, ты не поняла. Мы поженимся здесь.

— Что?

— В Тбилиси, здесь. Тут, как в Лас-Вегасе, можно пожениться за один день.

— Правда?

— Да! — неожиданно энергично включилась в разговор Света. — Это правда, я в каком-то чате в «Телеге» прочитала, что так можно.

— Погоди, погоди…

Но Женя уже пересылал Тане ссылку на сайт какого-то грузинского свадебного агентства, которое обещало организовать роспись в самое короткое время.

— У них тут на этом целый свадебный бизнес, почитай! Но я узнал, мы можем и сами все сделать, если без церемонии!

Женя оказался прав, как всегда. Процедура занимала всего один день и требовала от молодоженов только принести паспорта, заверенный нотариусом перевод этих паспортов на грузинский язык и найти двух свидетелей любого пола и гражданства.

— Мы будем свидетелями! Будем, правда же, Ром? — у Светы, кажется, даже посветлело заплаканное лицо.

Таня улыбалась, каждую минуту пытаясь поймать за хвост постоянно ускользающее от нее ощущение счастья. Разве не этого она хотела с Женей? Разве не рисовала себе миллион раз в голове белое платье? Разве не представляла себе, как будут выглядеть их дети? Конечно, да. Но не так. Не «на чемоданах», не в джинсах, не в съемной квартире, не без родителей и уж точно не в компании двух человек, которых она видела второй раз в жизни. Таня почувствовала, словно ее загоняют в угол. Вещи, взятые из дома в недельную поездку, грозились остаться единственными вещами на долгий срок. Случайные знакомые теперь жили через стенку. Страна, которая еще недавно была только туристической открыткой, становилась домом и по-хозяйски предъявляла свои зубастые цены и бюрократические процедуры. Таня растерялась.

— Я так понял, ты не особо рада… — заключил Женя.

— Нет-нет, что ты… Отличная идея, — кивнула она.

— Правда?!

— Ну конечно, — Таня постаралась выдавить из себя слабую улыбку и обняла его. — Просто я думала, ты пока не готов.

— Да нет. Просто мне всегда хотелось как-то необычно.

— Теперь это точно необычно.

Света предложила помочь с организацией праздника (да-да, она решила, что празднику быть в любом случае). Поэтому мужчинам было поручено купить обручальные кольца и найти приличного нотариуса для перевода паспортов. Девушки же отправились на поиски платья. Вообще-то, Тане казалось неуместным выбирать платье. Да и радоваться было неуместно уже несколько дней. Но Света раз за разом вытаскивала ее из мрачных мыслей, и Таня поражалась, откуда у нее вдруг берутся на это силы.

— Ты же не виновата, что все так сложилось! Что же теперь, плакать в свой собственный день свадьбы?! Погоди! Или ты не хочешь замуж?

В этот момент Света резко затормозила посередине дороги и преградила Тане путь.

— Хочу, честно. Просто платье и кольца… Это как-то слишком, нет?

— Не слишком. Это твой день, и мы никому его в обиду не дадим, поняла?!

Тане показалось, что вместе с ее праздником Света защищала и что-то очень важное для самой себя.

Таня выбрала самое простое платье: белое, прямое, полуспортивное. Света настояла взять к нему белые кеды. На удивление вместе с пальто цвета «кэмел» все это смотрелось не так уж плохо. Как будто Таня правда шла в ЗАГС, но по дороге решила заскочить за хлебом.

— Ты все равно какая-то печальная, — озадаченно констатировала Света.

— Надо родителям позвонить.

На самом деле это было самое тяжелое. Позвонить, чтобы рассказать, что они еще в Грузии. Позвонить, чтобы сказать про свадьбу (а свадьба ли это?). Чтобы сказать, что родители эту свадьбу (процедуру?) не увидят. А ведь Таня еще даже ни разу не обсуждала с родителями новости. И, кстати, Женю с ними не знакомила.

Да, это было самое сложное.

— В смысле? Что? Вы где?! — кажется, мама сделала вид, что ничего не расслышала.

— Мам, это чтобы Женю не призвали. Побудем здесь, пока не уляжется.

— Что не уляжется?

— Мам, ну ты же понимаешь.

— Нет, не понимаю. Бросьте вы. Сейчас они там передоговорятся, и все будет хорошо. Подумаешь, опять большие дяди мир делят. Мы с отцом в девяностые и не такое видели.

— Ну, в общем, мы решили, что так будет лучше…

В трубке послышался язвительный смешок. Таня решила думать, что ослышалась.

— И мам, мы с Женей хотим пожениться.

— Что? С каким Женей?

— Ну мой парень, Женя.

— Ты что там придумала, а? Вы что там, совсем с ума сошли?!

— Мам, тут просто за один день все делают, а дома надо месяц ждать. А за месяц… Сама понимаешь, непонятно, что будет. А Женина фирма тогда сможет мне помочь с визой в Европе…

— Да что вы там читаете?! Что за паника?! Это же на всю жизнь!

— Мама, не переживай, мы потом дома… Когда все уляжется… Сделаем праздник для вас.

— Отцу сама все будешь рассказывать.

Повисла пауза. Таня молила, чтобы связь оборвалась: чтобы сломался интернет, чтобы кончились деньги на мобильном — что угодно.

— Да уж… Я такого от своей дочери не ожидала. Видимо… Видимо, мы с отцом плохо тебя воспитали.

Это было слишком. К Таниным глазам подступили слезы. Такие же, как у Светы: тяжелые, мокрые. Она стояла в белом платье, в белых (ни разу еще не надетых) кедах, в пустой комнате и плакала, чувствуя, как опухают веки и плывет собственное изображение в высоком зеркале.

— Ну ладно, что… Вы другое поколение… Дурное, непуганое… Я тоже в твоем возрасте боялась. Ладно. Ну а когда, говоришь, это событие у вас?

— Послезавтра, во вторник.

— Что-то с голосом у тебя? Ты чего, плачешь?

Тане хотелось закричать: «А как ты думаешь?!» Но уж слишком непробиваемо спокойно звучал мамин голос. Как никогда.

— Да нет, так, связь плохая.

— Ну ясно… Да уж, доча. Даже не знаю, что с отцом будет. Я все же ему попробую сама сказать. А то, если ты скажешь, у него еще сердце схватит.

— А бабушка?

— Никакой бабушки! Бабушка потом узнает, сейчас не будем ее расстраивать.

Слово «расстраивать» прозвучало инородно и дико в разговоре на тему свадьбы. Через пару дежурных прощальных фраз Тане было позволено повесить трубку. Она бы хотела сползти вниз по стене и разрыдаться, как это обычно показывают в клипах и кино. Но на удивление тело было прямым и негибким — только отчего-то била мелкая кусачая дрожь. Тане даже стало страшно от того, как спокойно она повесила трубку и какими управляемыми, подконтрольными ощущались дыхание и напряжение в мышцах.

На следующий день Таня думала о маме. Она давно так много не думала о ней. Сейчас мама казалась ей какой-то особенно маленькой, хрупкой и одинокой, где-то далеко-далеко. В детстве Таня воображала, будто на луне живет девочка. И в дни полнолуния на рельефной поверхности луны явственно читались две ее косички и треугольное платье. Таня всегда искала в небе свою лунную подружку, когда родители поздно возвращались с работы, — чтобы было не так одиноко смотреть на часы. И вот сейчас мама казалась ей такой же далекой и отстраненной, как эта девочка. И между ними откуда ни возьмись вдруг растянулись миллиарды световых лет. До мамы было очень далеко, и впервые видеозвонки в «Фейстайме» ни на сантиметр не сокращали это расстояние.

Она и о Жене, конечно, думала. Раньше брак был скорее предметом шутливого флирта, но не реальной перспективой. Одно дело — когда мужчина встает на одно колено и предлагает разделить с ним жизнь. Другое — когда вы делаете это бегом и за один день, опасаясь мобилизации, войны и еще черт знает чего. В чужой стране, посреди полнейшего беспорядка, пока где-то далеко прямо сейчас гибнут люди и плачут дети. Как потом рассказывать своим детям об этом дне? Что отвечать, когда они дойдут до этих событий на уроке истории и сопоставят их с годовщиной мамы и папы? И как рассказать об этом родне, не собирая их за одним столом? Звонить по очереди (и что это будут за разговоры?) или просто промолчать? Да, лучше промолчать. Пусть они назовут меня предательницей позже.

В ночь на вторник спать совсем не хотелось. Это тоже было неестественно: вообще-то, Таня была классической совой и могла без труда проспать до одиннадцати, не реагируя на посторонние звуки. Но в последнюю неделю она просыпалась в пять утра от противного озноба. Второе одеяло и теплая пижама не спасали. На предложение поставить обогреватель Женя разумно и грустно отвечал:

— Забей, это не от холода. Выпей валерьянки, мне помогает.

Таня знала, что он был прав.

Дом Юстиции открывался в девять. Нет, это был вовсе не ЗАГС в нашем понимании, а скорее МФЦ — такой центр, где можно решить любой вопрос, связанный с госуслугами. В одной электронной очереди с талончиками здесь стояли и новоиспеченные собственники жилья, и молодые родители, и счастливые обладатели наследства, и разведенные пары, которые тут же и ссорились на тему опеки и дележки имущества. В этой же очереди предстояло ждать и Тане с Женей. Тут не было отдельного окна, украшенного пионами и кружевами. Может быть, поэтому белый Танин наряд казался неуместным, провокационным. Несмотря на пальто, внимательным наблюдателям сразу стало бы понятно, зачем они здесь.

К счастью, очередь подошла быстро, и номер, напечатанный на талончике в Жениной ладони, высветился на заветном экране. Женя и Таня, а за ними Света и Рома подошли к нужному столу, за которым сидела строгая и худенькая молодая операционистка.

— Ви вонт ту реджистер ауэр мэрриадж, — на неловком английском начал Женя и выложил на стол два паспорта и два нотариальных перевода в прозрачных файликах.

Операционистка кивнула с приятной сладковатой улыбкой и взяла в руки документы. Сначала она решила заняться паспортом Жени, но едва она пробежалась взглядом по обложке, как настроение ее явно переменилось. Дежурная улыбка сменилась холодным безразличием, и она резко спросила что-то на чистом грузинском. Женя изобразил недоумение.

— Инглиш онли! Ор рашан? По-русски? — не выдержала Таня.

Последняя фраза явно не понравилась операционистке.

— Ну началось, — прошептала Света за спинами молодоженов. — Русофобка, блин.

У Тани внутри все упало. Сложившаяся заминка привлекла внимание сотрудницы за соседним столом (у нее клиентов пока не было). На вид эта дама была куда старше, и по вискам к тугому пучку на затылке вели тонкие седые пряди. Она по-грузински спросила что-то у своей коллеги, которая демонстративно оттолкнула от себя документы. Между операционистками завязалась тихая дискуссия. Та, что постарше, спокойным и ровным тоном старалась что-то объяснить, вторая же отвечала преимущественно короткими шипящими фразами. В итоге молодая соскочила со своего места и нервно куда-то удалилась. Дама с сединой спокойно пересела на ее место и придвинула к себе документы. После минутного изучения она на чистом русском ответила:

— Не переживайте, ребята. Сейчас все сделаем.

— Спасибо, — почти беззвучно прошептала Таня.

Примерно через пятнадцать минут операционистка их отпустила и сказала, что смс о готовности документа придет до конца дня. Оставалось только ждать. Вся компания вышла на улицу и остановилась в нерешительности.

— Ну что, какой план? — спросил Рома.

— Конечно же, мы идем фотографироваться! — заявила Света.

— Но мы не договаривались с фотографом.

— Ну и что! Я вас сама пофоткаю — будет круто, правда! — Света достала из кармана внушительного размера телефон (наверное, тринадцатый айфон). — Только нам нужно купить цветы.

Букет купили в лавке неподалеку: сразу за узким мостиком, между многочисленными страховыми и переводческими конторами. Света настояла на пионах — сказала, что это последняя мода. После этого она взяла со всех слово не читать новости ближайшие три часа. Все кивнули с серьезным видом. Ах, если бы еще пару недель назад они знали, как сложно будут даваться такого рода обещания!

Света оказалась прекрасным организатором. Еще вчера она составила маршрут по историческому центру и даже подобрала красивые позы и ракурсы. Тане и Жене оставалось только вставать в нужном месте.

— Ты обними ее вот так, а ты… Танюш, смотри на меня! Ты смотришь на него и можешь коснуться вот так его затылка, поняла?

Таня кивала и делала, как велено. И вопреки ее страхам эта аккуратная постановка не была фальшивой. Повторяя позы и движения, которые подсказывала Света, Таня и сама вдруг вспоминала, каково это — просто трогать Женины волосы, просто чувствовать его дыхание на своем плече, дотрагиваться до тонкой венки, которая синела на его шее.

— А вот здесь, Жень, наклонись прям близко-близко! — скомандовала Света.

И Таня почувствовала, как кончик его носа дотронулся до ее щеки. Это было тепло. У Жени почему-то всегда была очень теплая кожа. Кадр за кадром страшная реальность таяла, вместе со всеми страхами и сомнениями превращаясь в подобие дождя за окном, который хоть и бьет в стекло, но разбить его не способен.

После фотосессии забежали в «Мак» и съели по одному комбо с бургером и картошкой фри. Примерно в три пришла заветная смс на грузинском. Они вернулись в Дом Юстиции, взяли новый талончик и примерно через полчаса ожидания оказались перед новой операционисткой. Таня боялась враждебности, но, кажется, выдавать свидетельство о браке было таким святым делом, что здесь работали исключительно впечатлительные и хоть немного сентиментальные сотрудники. Сначала она дала им подписать какую-то бумагу наподобие заявления, в ней расписались все. Проверить ничего было нельзя, потому что все было написано грузинской вязью — даже имена. «Ну и ладно, одной проблемой меньше», — подумала Таня и уверенно расписалась в нужной строке. После всего сотрудница Дома Юстиции достала свидетельство о браке и обложку, перевязала все это великолепие золотой ленточкой и с сияющей улыбкой передала в руки Жене.

— Поздравляю! — сказала она с легким акцентом.

Таня улыбнулась и долго-долго смотрела на свидетельство, в котором не могла прочесть ни единого слова. Это был какой-то манускрипт на незнакомом языке, но в котором было сказано, что у нее, Тани, теперь есть муж. Стараясь соблюдать приличия, они вышли на улицу тихо и спокойно. Только на улице Света позволила себе ликование.

— Ура, ура-а! — она обхватила Женю и Таню с двух сторон так, что молодые едва не стукнулись лбами.

В этот момент в кармане Тани завибрировал забытый телефон. Она высвободилась от Светы и достала его, заранее зная, кто звонит. «Мама».

— Ну как дела?

— Мама, мы все. Поженились.

В трубке стояла тишина.

— Ну а дальше что?

— Женина компания обещала помочь с переездом в Берлин.

Снова тишина.

— Знал бы твой прадедушка, который на войне ногу потерял, что его внучка к немцам побежит…

В своей голове Таня ответила так: «Я думаю, он бы меня понял. Он никогда не смотрел сутками телевизор, как ты и папа». Но вслух пришлось сказать другое:

— Прости. Я не хотела вас расстраивать.

— А брак-то ваш… В России-то он действителен или так, просто бумажка?

— Действителен, мам.

В трубке глубокий вздох.

— Тань…

— Мама, я обязательно приеду.

— Да… Да… Ты мне только скажи…

— М?

— Какой мне язык учить?

— Что?

— Какой мне язык учить, чтоб с внуками разговаривать потом? Скажи, пожалуйста.

Тане вдруг показалось, что мама вот-вот заплачет.

— Я просто никому больше не верю, — вдруг тихо сказала мама. — Ни тем, ни другим. Никому не верю.

У Тани вдруг сжалось сердце — не за себя, а за маму. Она вдруг поняла, что даже ее непобедимой маме было страшно: несмотря на девяностые, несмотря на обратный отсчет до атомного взрыва, который (как она клялась) она видела в шестнадцать лет, несмотря на школьные учения, когда советовали прыгать в яму, если увидишь атомный гриб, несмотря на успокаивающий шум по телевизору. Ей тоже было страшно, она была одна, и она больше не верила никому. И в этот момент лунная девочка, ее мама, стала ближе.

— Мам, я тебя люблю, — сказала Таня, а про себя добавила: «Мы с тобой никогда не поссоримся из-за них, я обещаю».

В трубке пошли гудки — это у Тани закончились деньги на сим-карте. И хорошо. Женя нерешительно стоял в стороне.

— Мы кое-что забыли, — заметил он и достал из кармана брюк коробочку с кольцами.

В коробочке было два кольца, золотых и гладких, без камней и украшений. Одно было шире и больше, а другое — уже и меньше. Таня протянула ему руку, и Женя (муж!) ловко надел колечко на ее безымянный палец. Размер был подобран идеально, и она решила, что это знак. Конечно, знак. Стараясь победить настойчивый озноб, она проделала то же самое с его кольцом, и оно скользнуло, заняв свое место, словно всегда было здесь, на его пальце. Он мягко взял ее руку, притянул к себе, и Таня поняла, что вот сейчас, в этот самый момент что-то было пройдено. Невидимая черта, водораздел, таинственный рубеж. Света и Рома деликатно не торопились за ними, оставшись в стороне.

— Ну вот и все? — спросил Женя. — Совсем не страшно.

Таня уткнулась в мягкий ворс его черного пальто. Дом был, конечно, здесь, как она раньше не догадалась. Не у родителей, не в съемной московской однушке и, конечно, не в Берлине, а здесь, прямо под мышкой Жени, где особенно сильно чувствовался его запах и совсем не существовало плохих новостей.

— Ребят, — позвала Света, прикрывая глаза ладонью от слепящего солнца.

Таня и Женя оглянулись.

— Весна наступила!